А Осипов - Откровенный разговор с верующими и неверующими

• Название: Откровенный разговор с верующими и неверующими
• Автор: А Осипов
• Жанр: Религия

---

Теперь я спрашиваю: если христианство высоко, то как же случилось, что христианская "культура" приводила не к духовному возвышению, а к истреблению, вымиранию, деградации или полному исчезновению целых культур (инков, ацтеков и многих других), народов и племен, например индейцев Северной Америки, племен нашей Сибири во времена царизма, маори, тасманийцев, австралийцев, народов Черной Африки и т. п. Почему к этим племенам шли в одном строю крест и алкоголь, Евангелие и рабство, миссионер и колонизатор, "брат во Христе" и плантатор с нагайкой?!

Почитайте книги Миклухи-Маклая, Ливингстона, Арсеньева и других путешественников. Вы узнаете, что с приходом христиан многие народы утрачивали замечательные черты честности, братолюбия, коллективизма. Высокая нравственность, высокая человеческая солидарность и человечность сменялись и у них ханжеской, человеконенавистнической, делящей людей на спасенных и неспасенных показной псевдонравственностью, которая добродетелью считает лишь посещение храмов и молитвенных домов, низкие поклоны, бормотание псалмов, отказ от национальной культуры и оплевывание наследия предков, отход от естественных радостей жизни... О, как много я могу сказать теперь в ответ на рассуждения о достоинстве христианства и недостоинстве христиан!

Теперь-то я твердо знаю, что любое учение должно оправдываться практикой, а иначе это не учение, а мираж, ничто!

Но тогда эта теория поработила меня и надолго самому надела шоры покорности и смирения перед готовыми формулами. Надолго сковала во мне критическую мысль. И мерзость поповщины, ханжество и многие другие отрицательные явления, которые я встречал, - все это мной осуждалось, вызывало чувство гадливости, но не влияло на мою веру как таковую. Только много позже, когда я всерьез, по ходу своей научной самостоятельной работы, занялся изучением истории религии, я смог более здраво судить и о самой вере.

МЕЧТА О НАУЧНОЙ РАБОТЕ

На православном отделении студентов было немного. Русских - трое, считая меня, остальные - православные эстонцы. Руководил православным отделением факультета последний предреволюционный ректор Петроградской духовной семинарии протоиерей В. А. Мартинсон, человек, проводивший строго православную линию, приверженец русского православия. Достаточно сказать, что впоследствии, во время оккупации Эстонской ССР немецко-фашистскими войсками, когда местная, эстонская православная церковь демонстративно порвала с Московской патриархией, Мартинсон решительно протестовал против этого. Он ходил уговаривать митрополита Александра (Паулуса) не совершать подобного шага. Затравленный националистами (которые обвинили его в предательстве интересов эстонского народа), он вынужден был покинуть пределы Эстонии, хотя искренне любил свою родину и свой народ. И, как слышно было, умер в изгнании.

Проучился я четыре с половиной года. Кончил отличником, получив тем самым после присвоения мне степени кандидата право и на следующую степень. Сдал, соответственно требованиям устава университета, в усиленном (магистерском) объеме несколько экзаменов, написал вторую диссертацию и получил звание магистра богословия.

В университетский период со мной произошли некоторые события, сыгравшие важную роль в моей жизни и моем духовном развитии. В 1932 году я и группа других студентов покинули ряды РСХД, где кое-кто из руководителей "движения" в Прибалтике начал активно проводить антисоветскую политику, вербуя из членов РСХД боевиков и белогвардейских пропагандистов...

В это же время, слушая совместно с лютеранами лекции профессора-библеиста Александра фон Бульмеринка, который работал тогда в нашем университете, я увлекся историей Древнего Востока и библеистикой и решил в дальнейшем совершенствоваться и работать именно в этой области. Впрочем, магистерскую диссертацию я написал из области патрологии (Богословская дисциплина, изучающая "творения" христианских писателей первых девяти веков нашей эры) и пастырского богословия, так как профессор Мартинсон передал мне пожелание митрополита поработать над трудом, который в дальнейшем помогал бы подготовке будущих "пастырей". Я был стипендиатом синода и отказываться от его задания не считал возможным. Работу свою написал со строго православных позиций, да иначе тогда я и не мыслил. Кроме упомянутых сомнений в полезности обилия молитв и театральности богослужений, я во всем был строго православным человеком и часто горячо спорил с лютеранами и сектантами, воевал пером и словом с католиками, защищая православные взгляды на различные догматы и "истины" церкви.

В эти же годы я, работая в приходской воскресной школе, познакомился с девушкой, которая сразу же после окончания мной университета стала моей женой.

К вопросу о моей тогдашней православности. У нас на факультете была общая с лютеранами кафедра, на которой изучались история религии, религиозная психология и психология масс с точки зрения религии.

По замыслам богословов, руководителей и идеологических вдохновителей факультета, религиозная психология должна была утверждать... что религия богоданная, "от сотворения" присущая человеку потребность, нечто неистребимое и связанное с самим существом человека. Вместе с этим религиозная психология разрабатывала методы воспитания религиозных убеждений.

Предмет психологии масс с точки зрения религии ("религиозное познание народа") должен был наставлять будущих пастырей и пасторов учитывать местные особенности приходов, в которых им придется действовать: один подход к людям должен быть в сельской местности, другой - в рабочем предместье, третий - в приходе, находящемся в университетском городе. Здесь же рекомендовалось изучать для использования в религиозных целях местные обычаи, традиции, приметы, суеверия. Рекомендовалось вникать, чем живет и дышит тот круг людей, духовным руководителем которого предстоит стать будущему священнику.

Лекции читал рано умерший, очень интересный человек - профессор Эдуард Теннманн. Читал увлекательно, но слишком смело с точки зрения и православных и лютеран. Мы, и я в том числе, не любили его, вышучивали, считали чуть ли не умалишенным. Впоследствии, через десятки лет, когда я сам прошел путь строгого суда над своими знаниями и убеждениями, я, перебирая однажды свой архив, нашел его лекции в своей записи. Не без грусти пришлось убедиться, как легкомысленно и некритически, вверив себя руководству признанных авторитетов, относился к этим лекциям в молодости. Осторожно они сигнализировали нам, юнцам, о тех возможностях, которые открывает в изучении религий подлинная наука.

Профессор Мартинсон хотел видеть во мне своего преемника. Он же начал хлопоты об оставлении меня при университете в аспирантуре как докторанта. Я, уже горячо увлеченный желанием работать над Библией, дал свое согласие. По решению правления университета я был оставлен в аспирантуре.

Но... в Эстонии уже начали дуть фашистско-нацио-налистические ветры, ветры того угара, который охватил страну в следующем году. Уже появились на улицах хмельные молодчики в черных беретах с прикрепленным к ним значком изображением руки, держащей дубинку. Их так и звали в народе: "кайка-мехед" - "дубинщики". Все чаще звучал лозунг "Эстония для одних эстонцев!" Трудящиеся были далеки от этого угара, но для определенных кругов это было выгодно, и кайкамехед с каждым днем все более распоясывались.

Университетское начальство тоже не осталось в стороне от этих веяний. И я, хотя и был оставлен при университете, но только как "дипломированный, продолжающий учиться", то есть аспирант без стипендии. Общество помощи бедным платило мне стипендию только до получения диплома. Ему нужен был приходский "батюшка", а не богослов. Я оказался в трудном положении: женатый человек без средств к существованию. Мать зарабатывала слишком скромно, чтобы иметь возможность помогать мне дальше. Тесть работал псаломщиком на очень скудном окладе и растил еще двоих детей. Расстроенный, обескураженный Мартинсон поехал в Таллин, в синод. Оттуда он привез предложение: посвящайтесь... в синоде есть вакансия, которую никто из-за малодоходности и хлопотности не желает брать. Должность миссионера тюрем, больниц, заразных бараков, богаделен, приютов, домов для сумасшедших. Ездить, посещать, беседовать, служить, выслушивать и утешать, где удастся и чем удастся помогать... 14 дней в месяц работать, а остальные посвящать научной работе. Жалованье более чем скромное, но лучше чем ничего.

Священство было естественно для моих взглядов и устремлений. Но я очень хотел стать ученым и поэтому не мог рассматривать священство иначе, как временное занятие. Жена согласилась на трудную жизнь. И вот в августе 1935 года я стал священником.

ПЕРВЫЕ РАЗДУМЬЯ О БОГОВДОХНОВЕННОСТИ БИБЛИИ

Моя работа при университете продолжалась полтора года. Дни и недели проводил я в старинной университетской библиотеке, оборудованной в руинах бывшего католического монастыря. Более миллиона книг стояло передо мной на бесконечных полках, к которым я получил свободный доступ. Я остался один на один с этим средоточием человеческой мысли, без навязчивых помочей авторитетов, предоставленный самому себе. Я должен был искать и найти свой путь.