Георгий Осипов - Dracula A D 1972

• Название: Dracula A D 1972
• Автор: Георгий Осипов
• Жанр: Русская классическая проза

---

В отместку Гарриман напугал его своим давнишним еретическим козырем легендой о вознесении Гитлера в Валгаллу. Прямо из Рейхстага, на глазах у парализованных хоррором народцев "чо-чо" и "за що", согнанных мировым ростовщичеством ради спасения народца "шё-такоя". Распоясавшийся Джипси Джокер даже обозвал силы союзников "бандами Кагановича", так что у обоих бухих слушателей очи повыскакивали, точно собачьи хуйки из кожаных орбит.

Скорее всего, просто подрос и начал хорошо зарабатывать кто-то из тех мальчиков, что целое лето не вылезали из могил, потревоженных экскаваторами, когда у них в районе прокладывали трубы теплоцентрали. Было раскопано целое кладбище немецких оккупантов.

Обнаружились буквально россыпи человеческих скелетов. Порочные зомби-пионеры солнцепоклонника Чижевского стали пропадать в ямах безвылазно. А похожий на безволосую обезьяну Чижевский, требовал от подвластных ему подростков все новых и новых чудовищных результатов!

Один работник органов, некто Летучая Мышь, намекал даже, что Чижевский, случалось, давал sos будущему министру с такой семитообразной головкой на вертлявой шее. Кликали этого педераста "Анфиса", и его родители уже тогда служили по диполоматической части. Намек на "Анфису" можно отыскать в анонимной пародии на "Ресторанных дюймовочек" Владимира Шандрикова:

Полу-пидор,

Полу-жид,

Полу-дипломатия.

Некоторые школьники пользовались пустыми глазницами арийских черепов для достижения хорроргазма. Per oculum cranialis. "С черепом Мимира Один беседует". Владыкали-елдыкали вотанообразные черепа гитлеровцев, выстреливая малафьею на внутреннюю костяную стенку, точно яичком об церковный купол. Тот фриц, кто не поймал на загорелую под солнцем Скифии шею железный крест, все-таки получил в глаз-очко свой кусок салями. В качестве Sommerhilfe. Но перед этим, почти тридцать лет назад, он получил кусок свинца. Ну чем не сюжет для переписки через КИД - кружок итер-наци-анальной дружбы. Но писать лучше инкогнито.

Кстати, правильно вроде бы "инкогнито", однако, Элис Купер в "No more mr. Nice guy" отчетливо произносит своим ехидно-плаксивым голоском: "I went to church incognito". И Костя Беляев тоже шпарит в куплетах:

"А Буденный и Никита

Жрут мацу, но инкогнито."

Трудно понять, как надо правильно. Скорее всего - как вверху, так и внизу.

Гарриман поднимается со стула, и после недолгих манипуляций устанавливает в комнате замысловатую иллюминацию. Партитура света хранится у него в голове - ясная и фантастическая, как девичье имя его бабушки Антонина Осиповна Преториус.

На вычурно-устойчивом подзеркальнике, по-обезьяньи свесив экранированый провод, притаился паяльник. Под ним - бархатная салфетка. Она впитала проклятия и вопли своей прежней хозяйки, которую до смерти изнасиловали азиаты, шагнувшие в ее пропащую жизнь прямо с обложки буклета "Untermensch".

Словно бисерная рыбка поблескивает скальпель. Бритва убитого немецкого офицера черна, и подобна пиявке. Флиппер-Лифарь получил за нее особо жесткий материал. Остался доволен, но стал заметно избегать встреч с Гарриманом.

Разобранный радиоприемник Telefunken, тоже трофейный - Гарриман слушает по нему Юрия Осмоловского и "Музыку для танцев", оголил свое смертоносное, когда оно под напряжением, нутро. Лампочки, изготовленные руками воспрянувшего духом народа, холодны. Они остыли, как печи крематория, но стоит только вонзить вилку рожками в гнезда розетки - источника неподвластной ООН, НАТО, и ОблОНО губительной и животворящей энергии электричества, и они зардеются, точно щеки Джульетты в Веронском склепе. Теплом, перерастающим в жар. И свет. Две грани огненной стихии.

Джокер вынимает из кармана брюк "Ронсон" Нэнси-марсианки и прячет вещицу в ящик столика art deco. Там же, в футляре от кольца хранится прядь его младенческих волос. Впрочем, не так давно, он подменил их прядью волос другого младенца, поновее. Но об этом еще никто не знает. Оттуда-же он извлекает довольно неожиданный для двора, где он живет, перстень - львиную голову с крохотным рубином в разинутой пасти. Камень напоминает капельку крови, весьма необходимую в этом старательно составленном натюрморте. Джокер надевает перстень на указательный палец левой руки и снова усаживается верхом, как черт в песне Галича, на стул. Weird.

Магнитофон пора перебирать, почистить окислившиеся контакты, удалить спекшуюся фабричную смазку, впрыснуть нового масла. Аппаратус созрел для профилактики. Японская техника стоит слишком дорого, чтобы дурно обращаться с отечественной.

А откуда, между прочим, возникла легенда о самосожжении японских "магов"? Да от того же пожара в "Маричке". Аппаратуру зачехлили на ночь, кабак заперли, а утром приходят, открывают - а там все сгорело на хуй.

Значит, во тьме ночной, имело место нечто феноменальное до такой степени, что след этого явления в кабацкой архитектонике оказался достоин возгорания и гибели в огне. Словно неспокойный замок в неспокойном замке. Ад, пылающий в аду темном и холодном. Елена Канн, если верить мадам Жакоб превратилась в "женщину, от которой попахивает", потому что у нее во чреве разлагается гомункул-эмбрион, которого она не сумела вытравить. А отец уродца - черный маг Спектор от него отрекся.

Версия о поджоге, как об акции антисоветского подполья "не греет абсолютно" в виду своего полнейшего неправдоподобия. Кабак - не Рейхстаг.

Единственный деликатный способ заставить неблагодарное быдло выказать формальную признательность за бесплатное жилье, обучение, питание, продемонстрировать внешний патриотизм, которого, как покажет дальнейшее, у этих мозгляков-паразитов не было ни на волос их скрюченной волосни - это выйти два раза в году на демонстрацию! И даже такой, предельно необременительный пустяк, многими из их серого числа воспринимается, как якобы зверское вмешательство государства в личную жизнь граждан. А Запад за всем этим следит и поощряет. Не дает захиреть родственным душам по эту сторону Занавеса.

Джокер окинул взглядом портьеры. Иногда они кажутся ему знаменами-хамелеонами, изменившими до лучших времен свои узоры и окраску. И в одно прекрасное утро они колыхнутся, потревоженные воздушным потоком, и заполощутся в распахнутых окнах заре навстречу.

Инструменты тоже ждут. Они ждут, как могут ждать только неодушевленные предметы. Без колебаний коррозии, без деформации и сомнений насчет того, что обещанный день придет, и они выполнят свою роль. Твердо и с блеском сумеют проявить свою глубинную, неприрученную сущность.

Аня М. побывала в комнате у Гарримана только однажды, в четвертом классе, приносила то, что задавали, покуда он болел, кашлял, бредил и завидовал своим неодушевленным соседям по "палате". Тогда, чтобы войти и выйти, ей понадобилась одна и та же дверь.

Наступит день и, наступит час, который никогда не показывают на циферблате черные стрелки, и она придет сюда, чтобы больше уже никогда не возвратиться туда, где ее будут вспоминать и оплакивать. Туда, откуда ей посчастливилось улизнуть на гипнотический зов любви.

"И острый нож блеснул в моей реке... руке... Однажды вечером взгрустнулось что-то мне, я вышел из лесу... Однажды вечером..."

По ту сторону окна, за шторой, от карниза отвалился кусок штукатурки, звонко и резко стукнулся о цинковый подоконник. Молодой человек, сидящий в центре комнаты на венском стуле, не отводя глаз смотрел на распахнутую дверь.