Валерий Кириллов - Малая рыбацкая энциклопедия

• Название: Малая рыбацкая энциклопедия
• Автор: Валерий Кириллов
• Издательство: МП «Кн. клуб»
• Жанр: Хобби и ремесла
• Год: 1991
• ISBN: 5-85754-022-4

Не только начинающие, но и бывалые рыбаки найдут в этой книге ценного помощника. Характеры рыб и лучшее время для лова, устройство и применение рыбацких снастей, многочисленные советы и хитрости, рецепты рыбной кухни все собранное в «Энциклопедии» проверено многолетним опытом автора. Вошли в книгу и правдивые рыбацкие истории — какая рыбалка без них!

---

В прошлом году Алешке, моему сыну, на Волкоте здорово повезло — поймал несколько крупных окуней. Воспоминание об удаче вдохновляет его и в это лето.

— Поедем на Волкоту, поедем на Волкоту, — слышу от него несколько дней.

На счастье объявляется родственник Анатолий — за двое суток одолел на новенькой, только что купленной «Ладе» две тысячи верст от Мурманска и тоже рвется на рыбалку именно сюда, на любимые свои местечки. Анатолий сосредоточен, деловит и почти всегда удачлив. Лишь приехали, натянул до подбородка японские сапоги-костюм, забрался по грудь в речку и пошел, куда нравится.

У нас таких сапог нет, поэтому уходим ниже к деревушке Семчинки, где сухие и доступные берега. По воде расходятся круги, рыба играет лихо, но клюет средне и одна мелкота — окунишки, плотвички. Так себе, в общем-то. Проходит час, другой, а в садке не густо.

По реке продираются на плоскодонке двое деревенских — видно, сети ставили.

— Эй, мужики, там одного, в сапогах, не видели? — спрашиваю.

— В красной шапочке, что ли?

— Ну да.

— Ви-идели, — дружно кивают мужики. — О-от таких, — один из них, помоложе, рубит ладонью по локтю, — язей хапает.

Чувствуется, не шутит. Настроение у нас с Алешкой минорное, собираем удочки, возвращаемся вверх. Издали алеет над рекой красная шапочка Анатолий стоит в воде почти там же, как и заходил. Аккуратно забрасывает на середину, где деревенские сделали прорез в тине, чтобы забрасывать сети.

— Дядь Толь, поймал? — спрашивает Алешка.

Анатолий, не спуская глаз с поплавка, достает из садка небольшого язька.

— И все?

Он поднимает садок, в нем ворочается еще один, огромный — килограмма на два — язище.

Ну что нам остается? Солнце еще высоко, Анатолий до темноты наверняка из воды не выберется. Скрепя сердце разбираю вновь удочку, забираюсь по пояс в реку, смутно надеясь на удачу. Сын остается на берегу, наблюдает сразу за нами двоими. На удивление спорко стала клевать плотва — чем глубже, тем крупнее. Захожу подальше, забрасываю — поплавок уходит «на потоп», рука произвольно делает подсечку, удочка сгибается.

— Упустишь, не прощу, — кричит с берега Алешка.

Не упустил. Не язь, однако, здоровенная плотвица такие на Двине ловятся лишь на донку. Алешка радостно пляшет на берегу. И тут я делаю непростительную ошибку. Мне хочется быстрее забросить туда, где клюнула эта плотвица, и я с размаху бросаю ее на берег. Бросаю и сразу же осознаю, что там, в осоке, сыро, путано, и рыба может пропасть.

Сын несется за упавшей рыбиной и отскакивает в сторону.

— Ты чего? — недоброе предчувствие шевельнулось в груди.

— Змея, — говорит он без страха, но с интересом.

— Змея?!

Мигом выскакиваю из реки, бегу к сыну. Он стоит перед гнилой бревнушкой, оставшейся от мостика через ручеек. На ней, свернувшись в круг, лежит жирная коричневая, с черными зигзагами на спине гадюка. Рядом, в ямке с черной болотной водой, трепыхается плотвица. Гадюка словно не замечает ни нас, ни рыбину — размечталась, видно, на солнышке.

— Папка, я ее удочкой прогоню, — говорит Алешка.

— Не надо, она здесь хозяйка.

— Жалко, — вздыхает он. — Такая рыбина.

Анатолий меж тем выбирается на берег, говорит, что пора бы собираться домой. Рассказываем ему наперебой о змее. Он не удивляется.

— Да там их не одна. Там их целый гадюшник. Пусть себе живут.

— Дядь Толь, а как ты язя поймал? — спрашивает Алешка.

— Ну как. Очень просто, — солидно, растягивая слова, отвечает он. — Стою, понимаешь, Алеш, у берега, вспоминаю — вроде бы под кустом в прошлом году окунь крупный брал. Забрасываю — чувствую вроде как зацеп. Я удочку вверх — вижу: леска струной и в траву пошла. Я сильней тащу — у него голова высунулась. «Ну, — думаю, — раз воздуху хватил, никуда теперь не уйдешь». Леску рукой в натяг держу, сам к нему подбираюсь. Подобрался, сразу его за жабры и в садок. Обычное дело.

— Да, обычное, — с сожалением за нашу неудачу говорит Алешка.

Мы едем домой в темноте, долго одолевая лужи в перелеске, и я думаю: «Что, если бы Алешка не заметил змею и она бы его укусила. Б-р-р». От этих мыслей не по себе. Как хорошо, как удачно все обошлось.

— Ты меня простил, сын? — спрашиваю.

— За что?

— За то, что плотвицу к змее бросил.

— Прости-ил, — говорит сын великодушно, думая уже о чем-то другом.

Приноровился

Щуки в Западной Двине и Волкоте водятся и немаленькие. Этим летом напротив моего дома на живца выудили хищницу на шесть килограммов. Я тоже люблю ловить на живца.

В июньский полдень прикатил на велосипеде к Ерохину, деревушка километрах в пятнадцати ниже Андреаполя. На указателе значится не Ерохино, а Ерохима. «Пошутили» поляки, строившие бетонную дорогу к нефтеперекачивающей станции. Провели, видимо, не без умысла аналогию с Хиросимой. Основания есть — у Ерохина унылый вид и никакой перспективы, хотя природа вокруг удивительно красива — березовый и хвойный лес, малиновые делянки, морошковый мошок, брусничник, и совсем близко, в полсотне метров, Западная Двина.

Правее деревни река делает полукруг. Здесь она довольно глубока метров до четырех. Лет двадцать назад один мой знакомый успешно лавливал на этом месте угрей, ставя переметы на ночь. Теперь об угрях только легенды, но язь, голавль, окунь и щука держатся стойко. Наперекор тотальной химизации, браконьерству, все более изощренному с развитием технической мысли…

Но с пескарем — проблема. Не знающий реки умается, ни одного не поймает. А без пескаря, какая живцовая рыбалка? Пескарь — живец классный, превыше уклеи и быстрянки. Разве что елец, окунь и ерш могут сравниться с ним по живучести. Но на окуня и ерша щука берет хуже. Мое преимущество я знаю, где пескари, я знаю, где они клюют всегда, независимо от погоды. На окраине Ерохина в Двину впадает Лососня — речушка с прозрачной студеной водой. Некогда в ней водилась форель, именуемая по-здешнему лосоской. Сейчас лососок мало — ловят их чаще всего в мае, зато пескари в устье речушки в достатке. Войдешь по колено, помутишь воду, вороша ступнями донный песок, набежит прожорливая стая.

Поставил ведерко на берегу, забросил в пескариное местечко — поклевки одна за другой. Жаль, крупноват пескарь-нагулял жиру за лето, такого окуню не заглотить. Врочем, собрался-то ловить щук. Для этого, кроме живцовой бамбуковой удочки, прихатил с собой телескопическую — с упругим и сильным наконечником. Леска на ней ноль четыре, поводок двойной, поплавок больше обычного раза в три — из пенопласта, крупный двойник. Опытом проверено посадишь живца на мелкий крючок — удачи не видать, живец останется в щучьем брюхе, крючок вылетит сквозь пасть, как миленький.

Пошел от Ерохина направо к омутам, глубина — от берега, течение спокойное, ельцы на середине поигрывают. Забрасываю за тросту, но не даю живцу в нее убежать. Иначе леску запутает, при подтяге оборвется — губа у пескаря нежная. Без толку ходил часа полтора — двух живцов потерял. Перехожу ручей — напротив деревни несколько хороших заводей, пробую в них. Сделал заброс, живец поиграл несколько секунд, и поплавок мощно повело дальше от берега. Сердце екнуло. Взяла… Неужели взяла? Взяла — это уж определенно. Леска туго, до звона натягивается. «Жаль, не прихватил подсачек», — мелькает мысль, но что теперь сожалеть?

Кажется, пора тащить. Мягко поднимаю удилище, а конец его гнется к воде — значит, щука не маленькая. Ощущаю по резким, неровным толчкам, как мечется она в глубине. Вывернулось на миг, мелькнуло желто-белое брюхо и исчезло. Подвожу хищницу осторожно мимо прибрежных водорослей, и тут она делает последний отчаянный рывок, срывая колечко на наконечнике, и стремительно несется в глубину. Ругаю себя худыми словами — видел накануне — слабо держится колечко, а не закрепил. Впрочем, паниковать рано — леска прочная, двойник надежный… Кручу катушку, опять выводя рыбину к берегу. Вот она тяжело вертухнулась в прибрежной траве. Тащу дальше на луговину, падаю, оступившись, на колени — передо мной щучья пасть с торчащей из нее леской. Мгновение мы смотрим, тяжело дыша, в глаза друг другу, потом щука начинает прыгать. «Не-ет, теперь ты моя, — мысленно кричу я себе. — Моя-а-а!»

Аппетит приходит во время еды, а если хорошоберет рыба, во время ловли. Забрасываю, приделав колечко и насадив свеженького живца, в ту же заводь, вылавливаю еще одну щуку. Первая килограмма на два, эта — граммов на восемьсот, но тащить было, пожалуй, потяжелее. Поди их разбери, щук-то. Потом выше по реке быстро взял приличного окуня. Настроение славное, время, как говорится, детское, должен поймать еще. Должен…

Увы, везение кончилось. Допоздна бродил — одна заводь заманчивее другой, а щуки нет. Леску оборвал — пришлось заново снаряжать, пяток живцов потерял — уснули, но так ни разу и не «взяла», не пожелала. Сажусь на велосипед, еду домой, ощущая за спиной приятную влажную тяжесть. Знаю, неделя пройдет, снова засвербит в душе, потянет сюда, в щучьи заводи. И снова взволнуется, застучит сердце, когда уйдет под воду поплавок. Когда она там, в глубине, заглатывает живца, ты еще не знаешь, большая она или маленькая, и ощущение азарта одинаково.