Александр Папченко - Альманах Felis №001

• Название: Альманах Felis №001
• Автор: Александр Папченко
• Издательство: Творческое объединение "Хранитель Идей". Издательство "Э.РА". Издательство "Bridge"
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2012
• ISBN: 978-965-7467-39-8

Felis — международный литературный независимый альманах, совместно выпускаемый издательством "Э.РА" и творческим объединением "Хранитель Идей".

В этом номере в разделе "Публицистика" представлен Александр Папченко; в разделе "Проза" — Геннадий Лагутин, Вера Синельникова, Михаил Акимов, Михаил Пегов, О.Т.Себятина, Леонид Старцев, Тамара Полилова, Татьяна Берцева и Орли Элькис; в разделе "Поэзия" — Алена Грач и Татьяна Стрекалова; в разделе "Литературоведение" — Рене Маори.

---

 Их ветерком обдувает, ершит, и птицы на каждой ветке жируют. С ветки на ветку перепрыгивают – друг другу в гости ходят: отведайте, у нас слаще! А рябины стоят себе, покачиваются, сами собой любуются…

– А еще рябина – дерево любви, – неожиданно заявляет Лукьяновна.

– Ну, ты старая что это, а? О любви заговорила!

– Помолчи, Валериан, знаю, что говорю! Когда парень к девке на свидание первый раз идет, должен он кисть рябины ей подарить, а та поставить или повесить на видном месте эту рябину дома. Чтобы рябина та долго напоминала об этом парне. Рябину надо дарить, а не розы глупые, которые завянут завтра же. И потом, в семейной жизни, всегда должна рябина быть. Семейная жизнь, она поначалу горьковатая, как рябина, которую морозцем еще не прихватило. Характеры притираются друг к другу, прилаживаются. И только пройдя через испытания, сладкая жизнь сладится. Сладкая, как рябина после морозов. После испытания холодом. Так-то вот!

Вот как неожиданно Лукьяновна открылась. Теперь я вспомнил, что в их доме везде кисти рябины висят. Неспроста, значит!

– Лукьяновна! А дед Валериан вам дарил рябину? Ну, в первый раз?

– А куда же он денется? Конечно, дарил! – залучилась морщинками Лукьяновна. – И я ему дарила, привораживала!!! Я ж его сразу распочухала[2]!

– Ну, так уж и привораживала! – притворно начал серчать дед Валериан. Но видно было, что ему это приятно.

– А и не делся никуда! Обурала[3] я тебя! На всю жизнь! – засмеялась Лукьяновна.

Мы еще посмеялись, выпили остатнюю и стали собираться. И так мне не захотелось уходить отсюда…

– Лукьяновна! Дед Валериан! Вы ступайте, а я здесь заночую… У костерка! Когда еще такой случай выпадет?

Старики дружно запротестовали, потом смирились. Валериан вынул из телогрейки здоровенный нож-складень и сказал: «Лапничку нарежь! На голой земле не лежи!»

– Учи ученого! – ответил незлобиво я.

Старики ушли. Я нарезал лапника, устроил себе мягкое ложе и лег. Я долго смотрел на угасающий костер и не заметил, как заснул.

Проснулся я от какого-то шороха. Уже светало. Я осторожно открыл глаз и увидел, как на расстоянии вытянутой руки, спокойно завтракает оставшейся вчера рябиной дрозд. Я лежал и наблюдал за ним сквозь прищуренные веки. Дрозд позавтракал, почистил перышки и был таков.

Мы стояли на дороге и ловили попутную машину. Наконец подъехал раздолбанный грузовичок. Подъехал и остановился возле нас.

– Дед Валериан! Сам едешь или гостя провожаешь? – спросил водитель.

– Да гостя дорогого провожаю. Ты, Сашок, доставь его в целости! Смотри у меня!

Дед повернулся ко мне.

– Давай обнимемся, что ли! Увидимся ли еще? А, дед Гейка?

– Один Бог ведает, дедушка Валериан! Ну, прощайте! Лукьяновна! Давай и с тобой обнимемся. Берегите тут друг друга.

Мы обнялись, и Лукьяновна сунула мне в руки какой-то сверток: «Это так! На память!»

И вытерла платочком выступившую слезу.

В зеркале заднего вида, я долго еще видел их, маленьких, на фоне дороги и бескрайнего поля. Сердце отчего-то защемило, и я полез в карман за валидолом. Сверток, положенный рядом на сидении, неожиданно развернулся.

– Ух ты! – раздался восторженный голос Сашка. – Это где же Лукьяновна такую красоту раздобыла?

Это была рябина. Необыкновенная рябина. Ягоды крупные, как виноград. В кабине даже стала светло от этого удивительного цвета.

Я оторвал небольшую веточку и приладил ее, зацепив за солнцезащитный козырек в кабине. Так мы и ехали. Ехали и любовались на эту гроздь.

Вера Синельникова

Автор о себе

По профессии я петрограф (описыватель и исследователь горных пород), по призванию – служитель Слова. Это замечательное сочетание расширяет горизонт, позволяет не только воспринимать Мир сердцем, но и приближаться к постижению тайн Божественной Вселенной и нашего человеческого бытия.

Жила на Украине, в Ленинграде, на Чукотке, в Казахстане, в Магадане. Работала в экспедициях, преподавала петрографию и минералогию. Сейчас обосновалась в Горном Алтае.

Пишу с детства. Написано немало. Издаваться не приходилось, но я верю, что живое слово прокладывает себе дорогу подобно родникам. 

Акварели

Деревья

Придёт время, и наша глубинная память на новом витке раскрытия нашего сознания вернёт нам волшебство соприкосновения с прекрасным, пока не познанным нами миром деревьев – наших верных, но преданных нами друзей. Скорее, не друзей, а братьев и сестёр, по виду молчаливых, но обладающих таким даром красноречия, которому могут позавидовать многие из нас. Когда они вопиют о пощаде, стон стоит над всей Землёй. Когда они отдают нам свою живую энергию, в ней столько тепла, столько светлой пронзительной радости дарения, что мы ощущаем эти волны каждой клеткой своего существа. Если бы мы умели слышать, мы бы определяли безошибочно, когда они грустят, когда тоскуют до слёз, когда охвачены ликованием, когда замирают в глубокой тихой задумчивости, когда дремлют, когда разговаривают друг с другом. Когда они крепнут духом в расцвете сил, когда стареют и с мудрым спокойствием взирают на буйный поднимающийся молодняк. 

По тембру голоса, по силе, проявленной открыто и очевидно в стати, в мощи укоренения, в рисунке ветвей, по тому, как они перешёптываются листвой, как они в пору цветения зазывают крылатых гостей, нетрудно определить в этих Божественных созданиях преобладание мужского или женского начала.

Вот Дуб. В нём нет лёгкости, грации, мягкой приветливости, нередко характерна какая-то корявость, не скрытая, а словно выставляемая напоказ как свидетельство несгибаемого упрямства. Листва жестковата, в ветвях ощутима упругость стали… Даже на расстоянии улавливаешь эту крепость живущего в нём духа, а как прислонишься – энергия течёт потоком, отдаётся бескорыстно и безоглядно, только откройся и принимай!

Или его величество Кедр! Он ещё малыш, а у него уже – царственная осанка. Подрастёт – одно лишь слово к нему применимо: несравненный. В нём, кроме Могущества, зашифрованы великая Красота и тайная властная сила. Он исцелит, он накормит, он напоит душу благостным покоем и трепетом перед чудом и магией Природы. Он, если подойти к нему с чистым сердцем и, поклонившись в пояс, пояснить действительную необходимость в использовании его тела, отдаст себя с радостью чистой жертвы. Только нужно сразу, тут же, посадить ему замену. Но если чья-то недобрая безжалостная рука без особой нужды, а по алчности и слепоте поднимет на него топор, в этой низкой душе навеки запечатлеется чёрное пятно: было совершено непростительное убийство.

Берёза. Душа России. Недаром о ней столько сложено песен. Кто же усомнится, что в ней, как и в многострадальной нашей Родине, противоречивой, но с такой полнотой отражающей всю глубину, всё многообразие явлений Мира, преобладает женская суть? Белоствольная красавица, неприхотливая, уживчивая, она здравствует в любом климате, на всяком рельефе. Пышная, развесистая в южных краях, стройная без излишеств на наших сибирских просторах, на севере она приникает, прижимается к земле, к скалам, превращается в карлика, но остаётся той же берёзонькой. А встретишь ли ещё такую щедрость самоотдачи? Как истинная женщина, как наша земля, отдаёт она себя великодушно до самозабвения. Ещё снега не стаяли, она уже спешит оздоровить нас соком. Солнышко стало пригревать сильнее – появились почки – лекари от всех недугов. Распустились листочки с копейку размером – не ленись, собирай, зимой ох как пригодятся. А веники, расчудесные берёзовые веники, – какая же русская банька без них обойдётся? Какие же самые лучшие, самые жаркие дрова? Всё берёза. Когда поднимается дымок над крышами, это сгорает она, отдавая нам своё тепло. Её сверлят, её обирают, её рубят, её пилят, а она вновь и вновь возрождается, поднимается – светлая краса наша. Пристроится в любом месте нежданно-негаданно – на пригорке, на выступе скалы, в овраге, на болотистой почве, потом к ней присоседится подружка, а там, глядишь, и рощица образовалась… Неуничтожимая по природе. Как мы, как наша Россия.

Смолистые сосна, сосна, пихта, ель – благодать, как в храме. Липа – кормилица пчёл. Рябина – украшение и сердце нашего русского пейзажа. Черёмуха, вспыхивающая по весне белым цветением по опушкам и речным берегам… Простите, что не могу написать обо всех вас, мои дорогие родственники и родственницы, в коротеньком эссе.

Простите нас всех за беспощадное, бездумное, подлое к вам отношение. Сначала были времена, когда дерево было воистину свято. К нему подходили с поклоном, с открытым сердцем, общались с ним, как с сородичем. Потом были времена, когда деревья рубили без всяких поклонов и лишних слов. Потом – пилили. А сейчас в ходу другой глагол – выкашивать. Выкосили сосновую рощу. Выкосили берёзовый лес. Выкосили заросли черёмухи для сбора плодов, которые принимают по десять рублей за килограмм. И не видим эти слёзы. И не слышим эти стоны. Доколе?