Валентин Бадрак - Стратегии гениальных женщин

• Название: Стратегии гениальных женщин
• Автор: Валентин Бадрак
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-966-03-4731-1

"Гений" – существительное мужского рода, но не зря Софокл утверждал: "Стоит один раз поставить женщину наравне с мужчиной, как она начинает его превосходить". Однако всегда были женщины, которые не ждали, когда волей обстоятельств они окажутся наравне с мужчиной, они сами бросали вызов обществу, устоявшимся правилам поведения и благодаря своей независимости, сильной воле и нестандартному мышлению достигали поразительных результатов. Таковы Клеопатра, маркиза де Помпадур, Екатерина II, Елена Блаватская, Марина Цветаева, Коко Шанель, Мэрилин Монро, Маргарет Тэтчер и другие выдающиеся женщины, о которых пойдет речь в данной книге. Их судьбы различны, мотивации противоречивы, личности двойственны, сложны и многогранны, но все о…имеют черты, свойственные успешным женщинам. Автор, анализируя их жизненные пути, показывает, как рождались и формировались их таланты, как, добившись признания человечества, зачастую начав с нуля, они не смогли только одного – подтвердить слова Шарля Бодлера: "Женщина – это приглашение к счастью".

---

Создание великого и святого образа

Для народа Киевской Руси первоначальное, или поверхностное, величие княгини Ольги, конечно, должно было определяться мужеством и решимостью, адекватными мужской воинственности у ее визави. Как минимум два факта из биографии княгини Киевской приближают ее образ по восприятию к воителям мужского пола. Жестокое подавление древлянского мятежа в начале своего пути и, на первый взгляд, немилосердное, исключительно языческое наказание убийц своего мужа закрепили за Ольгой образ женщины, способной на ярость и великий гнев. Это было сделано вынужденно и, скорее всего, противоречило истинной внутренней природе Ольги. Но это было необходимо для спасения себя, потомства и отнюдь не сплоченного государства, которое оставил ей князь Игорь. Его смерть оказалась стимулом вполне оправданной демонстрации «мужского» лица, и именно способность перевоплощения Ольги заслуживает самого пристального внимания исследователей. Если до смерти Игоря главным для Ольги было соответствовать ожиданиям общества, вернее, преимущественно его мужской части, образу великой княгини – подруги великого князя, то с потерей Игоря произошло все наоборот: нужно было демонстрировать ожидаемые мужские качества. Вначале она должна была явиться миру величавой красавицей, доброй матерью наследника и тихой, покладистой помощницей, после же смерти князя ее могли принять лишь только как воительницу, жестоко карающую и мстящую, захватывающую земли и распространяющую на них власть киевского князя. Любопытно не то, считала ли Ольга своей истинной природой ту или иную сыгранную роль, а то, что она разгадала этот нелегкий психологический ребус и достаточно хорошо, даже естественно сыграла обе, казалось, противоположные и противоречащие друг другу роли. Естественно, что «чисто мужские способности» и были отмечены летописцами в первую очередь. Они были подтверждены еще раз, когда в год своей смерти уже престарелая киевская матрона лично возглавила оборону столицы против кочевников; ненасытный к военным походам Святослав завоевывал тогда земли Хазарского каганата. Кажется удивительным, что непреклонный и непререкаемый авторитет самой Ольги и распространяемый ею дух спокойствия и уверенности позволили населению столицы фактически без войска выдержать осаду Киева печенегами, которая, как полагают некоторые историки, могла длиться несколько месяцев.

Поэтому качества женщины-полководца стали основой или отправной точкой в формировании образа Ольги для потомков, поскольку они являлись необходимым условием для восприятия успешности любого государственного деятеля древности. Успешность олицетворялась с победой, а каждая великая держава создавалась в человеческом восприятии преимущественно посредством огня и меча. Ольга отлично чувствовала грани понимания миропорядка своими современниками, и в этом смысле она обеспечила себе полное соответствие государственнику-мужчине. Именно эти качества отражены в различных материализованных источниках, о создании которых позаботилась и сама княгиня, и те, кто манипулировал образом могущественной женщины после нее.

Однако наряду с мужественностью и стойкостью образ Ольги характеризуется и исключительными женскими чертами: милосердием, мягким отношением к людям, терпимостью. С этого образа нелегко смахнуть пыль столетий и отделить истинные качества женщины от любезно приписанных летописцами черт, но слишком большой диапазон нередко вступающих в противоречие характеристик личности может определенно говорить о недюжинном актерском таланте киевской княгини. Говоря об образе княгини Ольги, нельзя не отметить, что, в отличие от многих других женских исторических портретов, ее образ лишен явного стремления мужской половины принизить значение личности киевской княгини в истории. Хотя это лишь преломление событий сквозь призму героической мифологии. При жизни она сталкивалась с мощным давлением с разных сторон: неуравновешенному и необузданному сыну приходилось доказывать, что все решения совершаются для его же блага; влиятельному языческому сословию – что свобода выбора религии принесет благо народу; правителям иных держав – что Русь сильна и могущественна. Ольге приходилось много играть, причем часть ролей она добровольно исполняла за часто отсутствующего сына. Всю свою энергию эта женщина направила на развитие государства, ибо с государством отождествлялся род; она взялась исправить ошибки и просчеты Игоря, тогда как политика сына предопределила ей разбираться еще и с его недоработками. С искренним рвением она старалась создать гибкую форму власти, а силы черпала из быстро расползающегося по русской земле христианства. Во многом не принятая при жизни, обновленная Ольга вынырнула из истории при жизни ее внука, старательно воспитываемого ею самой, и благодаря внедрению христианства в качестве государственной религии образ княгини приобрел особый блеск и символизм.

Нет необходимости удивляться пафосу всех без исключения литераторов, которые так или иначе упоминают о святой Ольге. И преподобный Нестор летописец, открывший серию патетических писаний, и влиятельный в литературных кругах Карамзин, и многочисленные современные авторы апеллируют к чувственной сфере читателя и призывают его к должному уровню патриотизма, опуская проблему мотивации и оценки психического состояния самой героини. Оценивая поступки Ольги, Карамзин отмечал, что это деятельность не женщины, а «великого мужа». Он, по всей видимости, говорил о вынужденной трансформации полоролевой функции княгини Ольги, но, тем не менее, закрепил необходимость «отступничества» для женщины, претендующей на монументальность образа. Действительно, если психология обычной женщины в значительной степени представляет собой отражение мужских желаний, то с момента своего перерождения Ольге пришлось переформатировать и свою психологическую структуру. Как кажется, трансформация слабой и сердобольной женщины в грозную воительницу далась Ольге не так тяжело, как подавление в себе женского, возможно, подавление собственного либидо. Именно тут роль христианства выступает на первый план, поскольку благодаря открыто демонстрируемой вере Ольга создала некую сублимацию образа. Став смиренной христианкой, отказавшись от мирской любви и совершив сам обряд накануне совершеннолетия Святослава, великая княгиня словно сообщила об исполненном для сына и государства долге и будто призвала его взять власть в свои мужские руки. Она не устранялась, но, возвращаясь к сути женской, принятой в обществе роли, намеревалась помогать сыну советом, а не управлять государством далее. Вполне возможно, роль правительницы, мужская по сути и содержанию, тяготила Ольгу. А может быть, правдивы намеки на возникшее напряжение между матерью и сыном по поводу власти. В последнее можно поверить лишь с учетом хитрого вмешательства в семейные отношения варяжского окружения Святослава. Очевидно в этой истории лишь то, что Ольга не боролась за власть, открыто сделав выбор в пользу своего женского естества. Но политика Святослава вынуждала ее возвращаться к мужской роли снова и снова, подхватывая выпускаемые Святославом бразды правления; его руки всецело принадлежали мечу и щиту… Именно в силу этих политических причин образ Ольги кажется потомкам удивительно многогранным и пластичным, она, словно меняющий облик демон, предстает то суровым непреклонным воином, то слабой, молящейся женщиной. В ней, похоже, Инь гармонировало с Ян, являя миру могучие импульсы живительной ментальной энергии.

Величие образа княгини Ольги не только и не столько в способности принимать облик смелой воительницы в тяжелые для государства моменты, а скорее в способности оказывать влияние на все неравномерно развитые и имеющие различное восприятие происходящего слои населения – прежде всего многогранностью механизмов управления и внедренных в жизнь формирующейся нации идей. Мирные походы, которые расширили влияние Киева на прилежащие пространства и закрепили некое единство, общность народа, не могли пройти незаметно мимо наиболее просвещенных людей, как не могли не оставить отпечаток величия на деятельности княгини. Импорт новой, более прогрессивной религии стал вторым фактором восприятия Ольги как объединяющего звена нации, предвестника национальной идеи славянства.

Хотя, по всей видимости, арсенал технологий закрепления величия и благородства достижений у полухристианской Ольги был ограничен, она постаралась запечатлеть свою деятельность многими оригинальными и колоритными способами. Она сумела стать первой святой Киевской Руси, вселив в славянскую ментальность привкус искреннего благоговения перед Господом. Нет никакого сомнения, что ее собственный религиозный фанатизм исходил из самых глубин восприимчивого и чувственного женского естества. Но не стоит отбрасывать и тот факт, что ведение мудрой мирной политики и ставки на хитросплетения международной обстановки позволили Ольге уловить исполинскую силу влияния религии на всю систему управления государством. Ведь во время собственного крещения она не могла не осознать весомой роли церкви в Византийском государстве, а выработка новой формулы государственного управления с отказом от активных завоеваний должна была стимулировать управительницу искать новые, более универсальные рычаги воздействия на все слои населения. Найденное ею христианское зерно было деликатно посажено глубоко внутрь славянского естества, а благодаря внуку Владимиру и позже – правнуку Ярославу Мудрому это зерно превратилось в росток национальной идеи новой нации.