Маргарет Брентон - Жемчуг проклятых

• Название: Жемчуг проклятых
• Автор: Маргарет Брентон
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-44193-6

1842 год. Юная Агнесс Тревельян, закончив обучение в пансионе благородных девиц, приезжает к своему единственному родственнику. Девушка ожидает, что ей придется скучать в провинциальном городке под присмотром старого пастора…

Однако Джеймс Линден оказывается совсем не таким, каким его представляет себе Агнесс. А в городке кроется немало зловещих секретов, к тому же местные жители все еще верят в призраков и «соседей с холмов».

Любопытная Агнесс пытается разобраться во всем происходящем, не подозревая, что подвергает свою жизнь смертельной опасности…

---

— Мисс Тревельян! — вдруг окликнул ее чей-то визгливый голос.

— Ступайте с миром, — хрипло прошептал мистер Хант. — И запомните — нет никакой третьей дороги. Нет и не может быть. Все это ложь.

Капкан разжался. От радости Агнесс забыла попрощаться и со всех ног бросилась к незнакомой спасительнице. Ею оказалась пухленькая дама в лиловом, но изрядно полинявшем платье, и украшенном лентами чепце, который издали напоминал медузу. Сдобные щеки дамы не гармонировали с длинным острым носиком и юркими черными глазками — будто кто-то ущипнул недопеченную булочку, а потом в ней увязли две мухи.

Дама сладко улыбнулась Агнесс.

— Миссис доктор Билберри, — со значением отрекомендовалась она. — Вдовствующая. А это моя дочь Миллисент. Не будь букой, Милли, поздоровайся с мисс Тревельян.

Стоявшая рядом девица показалась Агнесс знакомой. Ну да, они виделись в аптеке. Как и тогда, Милли не желала знакомиться.

— Как поживаете, — буркнула она.

Задается, огорчилась Агнесс. И было, от чего — девушка напоминала картинку из журнала мод. Свежее округлое личико, волосы цвета спелой пшеницы, карие глаза под удивленными дугами бровей, ротик сердечком, а в придачу — пышные плечи в сочетании с тонкой и, видимо, естественной талией. Но вместо модного наряда на мисс Билберри было платье из желтого хлопка. И грустна она была не по-журнальному.

— Я собиралась навестить пасторат еще в субботу и оставить визитку, — заливалась миссис доктор Билберри, — но у мастера Эдварда — это мой младший — разболелось ухо. Пришлось сидеть у его постели и раз в полчаса капать ему в ухо теплым камфорным маслом. Вы, мисс Тревельян, конечно, не знаете, каково это — когда болеют дети, но когда у вас появятся свои дети, и они тоже заболеют, вы вспомните мои слова.

— Мама, возможно, мисс Тревельян торопится…

Миссис Билберри строго, но нежно погрозила дочери, и Агнесс заметила, что кончик пальца ее перчатки аккуратно заштопан. Некая отстраненность Милли тоже стала ей понятна. Девушка топталась на месте, надеясь, что земля поглотит ее и тем самым убережет от дальнейшего позора.

— Я бы предпочла, Милли, чтобы ты называла меня maman, ведь ты отлично знаешь французский. Стесненные финансы, конечно, не позволили нам нанять для Милли гувернантку или послать ее в дорогой пансион. Вести хозяйство на сто двадцать фунтов годовых не так-то уж просто. Зато мы с детьми каждый вечер читали по статье из французского лексикона. Будьте уверены, Милли преуспела в грамматике и правописании. Кстати, Милли, ничто не мешает тебе поработать над произношением вместе с мисс Тревельян. После учебы в таком дорогом пансионе она, наверное, говорит не хуже любой парижанки!

— Я с радостью помогу мисс Билберри, — натянуто улыбнулась Агнесс.

— Не хотелось бы вас затруднять! — почти крикнула Милли.

— Глупости! Даже как-то оскорбительно отказываться, если юная леди сама предложила. Мистер Холлоустэп обещал мне, что будет вывозить тебя в Йорк на выходные. Ты сможешь вращаться в обществе, а там знание языков просто необходимо.

— Я польщена заботой мистера Холлоустэпа, но ему следовало переговорить со мной, прежде чем раздавать обещания направо и налево, — произнесла Милли таким ледяным тоном, что впору удивиться, как у нее не заиндевел язык.

— Ах, ну какая же ты несносная! Мистер Холлоустэп может себе это позволить. Жених Милли — джентльмен состоятельный. Он обязательно будет держать карету. А если дела пойдут в гору, — вдова закатила глаза, — то наймет… слугу мужского пола!

В ее системе ценностей лакей был символом запредельной респектабельности.

— Maman, мы уходим, — начала Милли, но маменька опять на нее зашикала.

— Не раньше, чем пригласим мисс Тревельян на чай. Приходите к нам в субботу. Заодно посмотрите приданое Милли — представляете, мистер Холлоустэп купил ей все готовое, чтобы ей не пришлось самой утруждаться!

Клятвенно пообещав прибыть к чаю, Агнесс поспешила прочь, то и дело срываясь на бег.

3.

Ронан поджидал ее в условленном месте — стоял в речке и лениво гонял тритонов. Услышав чьи-то шаги, он напрягся, но, разглядев Агнесс сквозь тонкую пелену света, процеженного листьями, выдохнул и широко улыбнулся. До чего же приятная у него была улыбка — открытая, бесшабашная, и даже в траурно-черных глазах вспыхивали искорки.

Только клыки оказались чересчур крупными и острыми. Агнесс передернуло, когда Ронан, пропустив мимо ушей приветствия, выхватил из корзины булку и начал не то что грызть — раздирать хлеб на куски, набивая рот вприкуску с крошащимся сыром. Так, наверное, звери терзают свою еще живую добычу. Ну и манеры! И мог бы перчатки, кстати, снять. Но голод оправдывает неумение себя вести, допустила Агнесс и лишь упрекнула мягко:

— Ты хоть маме что-нибудь оставь.

— Мхххмммхххмм, — отвечал Ронан с набитым ртом.

— Что?

— Она хлеб не ест. И сыр тоже.

— А что же она ест? — удивилась Агнесс, потому что вряд ли леса изобилуют деликатесами.

— Ну, так, по-разному, — почему-то смутился юноша, вытирая рот краем рукава и с сожалением заглядывая в корзину, где оставалось только несъедобное — мыло да шкатулка.

— Проводишь меня к ней?

— Если хочешь. Только ты имей в виду…

— Да я уже знаю, — отмахнулась Агнесс. — Я же видела ее на постоялом дворе.

Вырвав с корнем папоротник, Ронан скручивал его в жгут, неловко шевеля пальцами.

— На постоялом дворе я повел себя как последний негодяй, — признался он, понурившись. — Прости меня, ладно? И вообще, Нест, давай ты меня тоже ударишь? Так будет по справедливости.

— Ну вот еще! Разве все вопросы решаются с помощью кулаков?

— Нет, но… просто тогда я испугался, — на его загорелых скулах проступили пятна стыда, темно-красные и болезненные, как ожоги. — Вдруг ты привлечешь к нам внимание, и нас схватят.

— Вы от кого-то прячетесь? — догадалась девушка.

— Да, прячемся. От моего отца.

Пока они шли к убежищу, то пересекая реку по скользким камням, то перешагивая через поваленные деревья, трухлявые и поросшие мхом, Ронан успел поведать Агнесс свою историю.

Из его сбивчивого рассказа выходило, что отец всегда третировал мать. Если рядом не было посторонних, мог влепить ей пощечину, или встряхнуть за плечо, когда она медлила с ответом, или с размаху толкнуть в кресло, прошипев напоследок, чтобы подумала над своим поведением. На людях, конечно, руки не распускал, но выговаривал ей даже в присутствии прислуги. Выговаривал за неправильный титул в разговоре с графиней такой-то. За подгорелые тосты на завтрак. За расстегнутую пуговицу и забытые дома перчатки. За то, что полила кусок говядины мятным соусом, хотя всем известно, что мятный соус возбуждающе действует на женский организм. За ужасный почерк, тихую, медлительную речь и чтение по слогам. За то, что она была собой. За то, что она родила ему такого сына.

Отец Ронана пребывал в уверенности, что жена с сыном преисполнены греха, и не жалел сил на его искоренение. Ронана он тоже дисциплинировал. Мальчик не знал, какова на ощупь ладонь отца, потому что тот никогда его не гладил, зато близко познакомился с каждым дюймом его трости. Иногда отец ломал трость в процессе воспитания, а после сыну доставалось вдвойне — и за проступок, и вызванную им порчу имущества. Но, как признавался Ронан, получал он за дело. Он на самом деле ненавидел отца и подстроил бы ему пакость, подвернись только возможность. Вот бы ему отомстить!

— В Библии сказано, что мстить нельзя! — ужаснулась Агнесс. — Нужно подставлять левую щеку.

Заметив, что она никак не решается войти в воду, опасаясь замочить платье, парнишка подхватил ее на руки. От неожиданности Агнесс ойкнула, но вырываться не стала — уж очень крепко, но вместе с тем бережно нес ее Ронан.

— Знаешь, есть люди, которые с удовольствием залепят тебе и по левой щеке, предварительно отхлестав тебя по правой.

— Но это не значит, что ее не надо подставлять.

— Конечно, не значит. Просто не удивляйся, когда тебе по обеим достанется.

С детских лет он был одержим одной идеей — защитить мать. От людей вообще и от каждого человека в отдельности. Сама она не умела дать сдачи, никогда не огрызалась на мужа и не кричала на служанок, которые ни во что ее не ставили. Дни напролет она просиживала в гостиной, сложив руки на коленях и полуприкрыв глаза. В отличие от других дам, она не вышивала, не наносила визиты и даже не играла на пианино (ей и чтение давалось с трудом). Что же она делала весь день? Ронан не знал в точности, но у него создавалось впечатление, что она вспоминает. Уходит куда-то, где ей было хорошо, и слушает голоса, от которых не осталось даже эха. Она была самой кроткой женщиной в мире, и поэтому мир вытворял с ней, что хотел.

Лишь одно ее радовало — общение с сыном. Как только за отцом закрывалась дверь, Ронан бежал к ней, обнимал ее крепко и, если нужно, прикладывал лед к ее разбитым губам.