Герберт Уэллс - Собрание сочинений в 15 томах. Том 2

• Название: Собрание сочинений в 15 томах. Том 2
• Автор: Герберт Уэллс
• Издательство: Правда
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1964

Романы:

Война миров (переводчик: Михаил Зенкевич)

Когда спящий проснется (переводчик: Е. Бирукова)

Рассказы:

Сокровище в лесу (переводчик: Н. Семевская)

Странная орхидея (переводчик: Н. Дехтерева)

Замечательный случай с глазами Дэвидсона (переводчик: К. Чуковский)

В обсерватории Аву (переводчик: Э. Березина)

Бог Динамо (переводчик: С. Майзельс)

Торжество чучельника (переводчик: С. Майзельс)

Потерянное наследство (переводчик: Н. Высоцкая)

В бездне (переводчик: Зинаида Бобырь)

История покойного мистера Элвешема (переводчик: Н. Семевская)

Морские пираты (переводчик: В. Азов)

---

— Вовсе нет, но, — думаю, я могу вам это сказать, — ваше богатство, которое непомерно возросло за это время, может позволить вам вмешаться в события. А кроме того, ваши взгляды человека восемнадцатого столетия…

— Девятнадцатого, — поправил Грэхэм.

— Вы человек старого мира и совершенно несведущи в нашем государственном устройстве.

— Разве я такой невежда?

— Отнюдь нет.

— Разве похож я на человека, способного действовать опрометчиво?

— Никто не ожидал, что вы можете действовать. Никто не верил в ваше пробуждение. Никто даже не мечтал о вашем пробуждении. Совет поставил вас в антисептические условия. Ведь мы были уверены, что вы давно уже мертвы, что тление только остановлено. А вы между тем… но нет, это чересчур сложно. Мы не можем так скоро… вы еще не оправились после пробуждения.

— Нет, это не то, — сказал Грэхэм. — Положим, это так, но почему же меня не насыщают день и ночь знаниями, мудростью ваших дней, чтобы подготовить меня к моей ответственной роли? Разве я знаю теперь больше, чем два дня назад, если с тех пор, как я проснулся, действительно прошло два дня?

Говард поджал губы.

— Я начинаю понимать, я с каждым часом все глубже проникаю в тайну, носителем которой являетесь вы. Чем занят ваш Совет, или комитет, или как его там зовут? Стряпает отчет о моем состоянии? Так, что ли?

— Такое выражение недоверия… — начал Говард.

— Ого! — перебил Грэхэм. — Лучше запомните мои слова: плохо будет тем, кто держит меня здесь, плохо будет! Теперь я совсем ожил. Будьте уверены, я окончательно ожил. С каждым днем мой пульс делается все более четким, а мозг работает все энергичнее. Я не хочу больше покоя! Я вернулся к жизни. Я хочу жить.

— Жить!

Лицо Говарда озарилось какой-то мыслью. Он ближе подошел к Грэхэму и заговорил конфиденциальным тоном:

— Совет заключил вас сюда для вашего же блага. Вы скучаете. Вполне естественно — такой энергичный человек! Вам надоело здесь. Но мы готовы удовлетворить любое ваше желание, малейшее ваше желание. Что вам угодно? Быть может, общество?

Он многозначительно замолчал.

— Да, — произнес Грэхэм задумчиво, — именно общество.

— А! Так вот что! Поистине мы невнимательно отнеслись к вашим нуждам.

— Общество тех людей, что наполняют ваши улицы.

— Вот как! — сказал Говард. — Сожалею… но…

Грэхэм начал шагать по комнате. Говард стоял у двери, наблюдая за ним.

Намеки Говарда показались Грэхэму не совсем ясными. Общество? Допустим, он примет предложение, потребует себе общество. Но может ли он узнать от своего собеседника хоть что-нибудь о той борьбе, которая началась на улицах города к моменту его пробуждения? Он задумался. Внезапно он уразумел намек и повернулся к Говарду.

— Что вы подразумеваете под словом «общество»?

Говард поднял глаза вверх и пожал плечами.

— Общество себе подобных, — ответил он, и улыбка пробежала по его каменному лицу. — У нас более свободные взгляды на этот счет, чем были в ваше время. Если мужчина желает развлечься и ищет женского общества, мы не считаем это зазорным. Мы свободны от таких предрассудков. В нашем городе есть класс людей, весьма необходимый класс, никем не презираемый, скромный…

Грэхэм молча слушал.

— Это развлечет вас, — продолжал Говард. — Мне следовало бы об этом подумать раньше, но тут были такие события… — Он указал рукой на улицу.

Грэхэм молчал. На мгновение перед ним возник соблазнительный образ женщины, созданный его воображением. Затем он возмутился.

— Нет! — воскликнул он и принялся бегать по комнате. — Все, что вы говорите, все, что вы делаете, убеждает меня, что я причастен к каким-то великим событиям. Я вовсе не хочу развлекаться. Желания, чувственность — это смерть! Угасание! Я это знаю. В моей предыдущей жизни, перед тем как заснуть, я достаточно потрудился для уяснения этой печальной истины. Я не хочу начинать снова. Там город, народ… А я сижу тут, как кролик в мешке.

Он чувствовал такой прилив гнева, что задыхался. Сжав кулаки, он потрясал ими в воздухе. Потом разразился архаическими проклятиями. Его жесты стали угрожающими.

— Я не знаю, к какой принадлежите вы партии. Я нахожусь в потемках, и вы не хотите вывести меня на свет. Но я знаю одно: меня заключили сюда с каким-то дурным умыслом. С недобрым умыслом. Но, предупреждаю вас, предупреждаю вас, что вы понесете ответственность. Когда я получу власть…

Он спохватился, сообразив, что такая угроза может быть опасной для него самого, и замолчал. Говард стоял и глядел на него с любопытством.

— Это необходимо довести до сведения Совета, — сказал он.

Грэхэм чуть не бросился на него, чтобы убить или задушить. Вероятно, лицо Грэхэма красноречиво выражало его чувства, так как Говард не стал терять времени. В одно мгновение бесшумная дверь снова захлопнулась, и человек девятнадцатого столетия остался один.

Несколько мгновений он стоял неподвижно, со сжатыми кулаками. Затем руки его бессильно опустились.

— Как глупо я себя вел! — вскричал он злобно и стал нервно шагать по комнате, бормоча проклятия.

Долгое время он не мог успокоиться, проклиная свою участь, свое неблагоразумие и тех негодяев, которые заперли его. Он не мог спокойно обдумать свое положение. Он пришел в ярость, потому что боялся за будущее.

Наконец он успокоился. Правда, заточение его беспричинно, но, без сомнения, оно предпринято на законном основании, — таковы законы новейшего времени. Ведь теперешние люди на двести лет ушли вперед по пути цивилизации и прогресса по сравнению с его современниками. Нет никаких оснований думать, что они стали менее гуманны. Правда, они свободны от предрассудков. Но разве гуманность — такой же предрассудок, как и целомудрие?

Он ломал себе голову: как с ним поступят? Но все его предположения, даже самые логичные, ни к чему не привели.

— Что же они могут со мной сделать? Если допустить даже самое худшее, — произнес он после долгого размышления, — ведь я могу согласиться на все их требования. Но чего они желают? И почему они вместо того, чтобы предъявить свои требования, держат меня взаперти?

Он снова начал ломать голову, стараясь разгадать намерения Совета. «Что значат эти мрачные, косые взгляды, непонятные колебания, все поведение Говарда? А что, если убежать из этой комнаты?»

Некоторое время он обдумывал план бегства. «Но куда скрыться в этом густонаселенном мире? Я попал бы в худшее положение, чем древний саксонский поселянин, внезапно выброшенный на лондонскую улицу девятнадцатого столетия. Да и как убежать из этой комнаты? Кому нужно, чтобы со мной произошло несчастье?»

Он вспомнил о народном волнении, о мятеже, осью которого, по-видимому, являлась его особа. И вдруг из тайников его памяти, казалось бы, не относящиеся к делу, но звучавшие весьма убедительно, всплыли слова, произнесенные в синедрионе: «Лучше одному человеку погибнуть, чем целому народу».

8. По стеклянным кровлям

Из вертевшегося вентилятора во второй комнате сквозь отверстие, в котором виднелось ночное небо, послышались смутные звуки. Грэхэм, стоявший подле и размышлявший о той таинственной силе, которая засадила его в эти комнаты и которой он так неосмотрительно только что бросил вызов, с изумлением услыхал чей-то голос.

Заглянув вверх, в просветы темного вентилятора, он различил смутные очертания лица и плеч человека, смотревшего на него снаружи. Темная рука протянулась к вентилятору, лопасти которого ударились о нее и покрылись пятнами; на пол закапала какая-то жидкость.

Грэхэм посмотрел на пол и увидел у своих ног пятна крови. В испуге он поднял голову. Силуэт исчез.

Грэхэм стоял, не двигаясь, напряженно всматриваясь в чернеющее отверстие: снаружи была глубокая ночь. Ему показалось, что он видит какие-то неясные бледные пятнышки, порхающие в воздухе. Они неслись прямо к нему, но, встречая ток воздуха от вентилятора, у носились, в сторону. Попадая в полосу света, они вспыхивали ярким белым блеском и вновь гасли в темноте.

Грэхэм понял, что в нескольких футах от него, за стеной этого светлого и теплого помещения, падает снег.

Он прошелся по комнате и снова приблизился к вентилятору. Вдруг он заметил, что за колесом вентилятора опять мелькнула чья-то голова. Послышался шепот. Затем осторожный удар каким-то металлическим орудием, треск, голоса, — вентилятор остановился.

В комнату посыпались снежные хлопья, они таяли, не долетев до пола.

— Не бойтесь, — послышался чей-то голос.

Грэхэм стоял у вентилятора.

— Кто вы? — прошептал он.

Одно мгновение ничего не было слышно, кроме поскрипывания вентилятора, затем в отверстие осторожно просунулась голова незнакомца. Лицо его было обращено к Грэхэму. Черные волосы были мокры от снега, он схватился за что-то рукой. Лицо у него было совсем молодое, глаза блестели и жилы на висках вздулись. Упираясь в темноте обо что-то руками, он напрягал все силы, чтобы сохранить равновесие.