Андрей Геращенко - Учебка. Армейский роман.

• Название: Учебка. Армейский роман.
• Автор: Андрей Геращенко
• Жанр: О войне

Бывший студент Игорь Тищенко призывается в армию и попадает в учебное подразделение связи, где его ожидает совсем иная, не похожая на гражданскую жизнь. Наряды, строевая, звания, увольнения, пилотка и погоны — новая реальность вчерашнего студента. Отрывки опубликованы в «Служу Отечеству!», сборник публицистики, прозы и поэзии, пособие для военно-патриотического воспитания молодёжи.

---

Этим занимались еще сорок пять минут, а затем вновь вернулись в класс, где стояла ЗАС-аппаратура, и где проходили политзанятия. Но вошли в класс не все — у Коршуна в личном деле и военном билете не оказалось допуска, и его пришлось оставить в телеграфном классе. Допусков не было у всех вэвэшников, прибывших в роту, поэтому та же участь постигла и Молынюка из третьего взвода. Не долго думая, Щарапа отправил его к Коршуну. Поначалу земляки обрадовались, что остались только вдвоем (а это значит, что у них появилось гораздо больше шансов улизнуть в «чепок»), но потом с неудовольствием узнали, что вместе с ними остается и Шорох.

Уладив дело с потенциальными шпионами, Щарапа и Гришневич разошлись по своим взводам. На этот раз Гришневич был точно уверен, что все присутствующие имеют допуск к работе, поэтому смело сдернул чехлы с двух ЗАС-аппаратов. Игорь с любопытством взглянул на прибор, работа на котором должна была стать его специальностью. Оба аппарата были изготовлены из металла. Каждый из них представлял собой три ящика, стоящих в общей раме друг над другом наподобие лотков с хлебом. Два верхних ящика были поуже и имели много всевозможных кнопок, тумблеров и переключателей, изредка разбавленных какими-то непонятными шкалами. На нижнем ящике было всего пять тумблеров, зато шкал и счетчиков было гораздо больше, чем на двух верхних вместе взятых. Выдержав паузу и дав курсантам возможность оценить технику, Гришневич приступил к объяснению:

— Прежде, чем я начну объяснять, раздадим тетради. Фуганов!

— Я.

— Раздай тетради по ЗАС-устройству.

— Есть.

Фуганов роздал тетради, подписанные, прошнурованные и опечатанные накануне. Когда он закончил, сержант продолжил:

— Сразу же напомню вам, что все, что вы здесь услышите и запишите — военная тайна СССР. Из тетрадей листы не вырывать, тетради из класса не выносить! Это категорически запрещается! За нарушение этого приказа вы попадете под трибунал и, как минимум, в дисбат. Запрещается также писать что-либо об аппаратуре домой и разговаривать на эту тему за пределами класса. Даже между собой, потому что всегда могут найтись любопытные уши. Это только кажется, что вы говорите полунамеками — на самом деле опытный человек даже по отрывочным сведениям поймет истинное положение вещей. И эти нарушения также пахнут военным трибуналом. И караются куда более строго, чем первые. Если я хоть слово услышу за пределами класса, вам обеспечена губа, как минимум. Насчет писем — не все, но они выборочно читаются в особом отделе, а наши письма, я имею в виду письма засовцев, гораздо чаще, чем другие. Что до вас не дойдет сейчас по-хорошему, придется доводить потом другим языком. И в этом случае вас уже никто не защитит — если я ПОМЕШАЮ ВАМ ЛЮБЫМ СПОСОБОМ (Гришневич особо выделил интонацией это словосочетание), это будут не неуставные взаимоотношения, а защита военной тайны, и я вместо наказания получу поощрение. Поэтому уже сейчас старайтесь следить за собой и не болтать ничего лишнего. Если все будет нормально, у вас не будет никаких проблем. Само собой, что Коршун сюда входить не должен и с ним нельзя вести разговор о ЗАС-телеграфе.

Оглушенный взвод, почти физически ощутивший на себе жесткое дыхание ветра тайны, прилетевшего откуда-то из конца тридцатых, напряженно молчал, слушая каждое слово сержанта. Довольный произведенным впечатлением, Гришневич сказал гораздо более мягким тоном:

— Что это вы приуныли? Не так страшен черт, как его малюют.

Несколько курсантов криво усмехнулись, остальные же сосредоточенно молчали.

— Да говорю вам — все далеко не так страшно! После нашей учебки у вас отличные перспективы для дальнейшей службы. Кто-то из вас станет сержантом и поедет в войска командиром аппаратной, кто-то попадет в какой-нибудь военкомат и будет там жить. Правда, это лишь в том случае, если очень повезет. ЗАС-телеграф есть только в Минске и областных военкоматах. На моей памяти таких случаев не было, но капитан Мищенко рассказывал, что в восемьдесят третьем одного отправили в брестский облвоенкомат. А он из Бреста. Представляете? Жил он, правда, в военкомате, но каждые выходные бывал дома, а в городе — так почти ежедневно. Некоторые из вас могут попасть за границу — или в Сирию, или в Анголу, или во Вьетнам. Там засовцы живут в общежитиях, военной формы вообще нет — носят для маскировки гражданку. Вдобавок ко всему они еще получают зарплату от этих стран в валюте. Некоторые попадут в Афганистан, правда, не так уж и много. Так что каждого ожидает своя дорога. А от ваших знаний и умений, которые вы получите к ноябрю, и будет зависеть этот выбор. Поэтому в ваших же интересах, я уже не говорю о нарядах, учиться как можно лучше.

Байраков поднял руку.

— Что тебе? — спросил сержант.

— Товарищ сержант, разрешите обратиться — курсант Байраков?

— Обращайся.

— Товарищ сержант, а как из загранки на дембель едут? И еще — а в Европу попасть нельзя?

— На дембель? Вначале самолетом до СССР, а там — хочешь в гражданке домой, хочешь в парадке. Кстати — из загранки увольняются раньше других. А в Европу вы вряд ли попадете. Для Европы своя система учебок — на месте. Но вы туда не очень то стремитесь — уставы там требуют сильнее. Но зато можно шмотки закупить. Ладно, что будет — осенью увидим, а пока приступим к изучению аппаратуры. Кое-что, что именно — я скажу, будете записывать в тетради.

Ничего конкретного о принципе работы аппаратов Гришневич не сказал. Вся «учеба» сводилась к запоминанию порядка включения и выключения тумблеров и рычагов и к замене вышедших из строя блоков, а также к правильному присоединению кабелей и шнуров. Оказалось, что металлические ручки на каждом из трех ящиков-блоков (Игорь не сразу их заметил) служили для того, чтобы вытащить из рамы поврежденный блок и вставить точно такой же на его место. Это было достаточно остроумное решение, втрое повышающее надежность всей системы. В противном случае из строя выходил бы не отдельный блок, а целый аппарат. Самым секретным и, вместе с тем, простым был шифровой ключ, расположенный в центре верхнего блока. Ключ был почти точной копией шифра камеры хранения. Игорь сразу понял, что в зависимости от положения пяти колесиков с цифрами проходила шифровка и кодирование информации. Тищенко удивился, что столь простая конструкция неизвестна американцам. После набора пятизначного числа шифр закрывался специальной защитной металлической пластинкой. Рядом с шифром находилась специальная кнопка сброса. Если в помещение проникал враг, можно было нажать кнопку, и на коде выскакивали пять нулей, сам же шифр оставался в тайне.

— Если у вас на шифре — «59 632», то у того, кто ведет с вами переговоры, должно быть «23 695». То есть, наоборот. Иначе переговоры не состоятся, — объяснял Гришневич.

Записали порядок включения: «а) клавиша № 1, б) тумблер «6В», в) тумблер»4С» и т. п. Когда записали, сержант спросил:

— Кто более-менее запомнил?

После некоторой нерешительности руки подняли Байраков и Петренчик. Первым начал работать Петренчик. Но получалось у него из рук вон плохо и Гришневичу постоянно приходилось его поправлять. В конце концов, сержанту это надоело, он посадил Петренчика на место и вызвал Байракова. У Байракова получалось лучше, но не так, чтобы уж очень и Гришневич опять остался недоволен:

— Что-то туго запоминаем. И это притом, что пока от вас только включение требуется, а ведь потом надо будет на время работать, да еще и осмысленную информацию в эфир передавать. Ну, ничего… Скоро присяга, а там можно и в увольнение сходить — естественно тому, кто будет хорошо работать. А кто плохо — в воскресенье в наряд. Смотришь, так потихоньку у всех желание работать появится. Встать!

Все вскочили.

— Дежурный, собрать тетради и зачехлить аппаратуру. Остальные — строиться на улице! Вурлако!

— Я.

— Зайди за Коршуном, а то он без обеда останется.

— Есть.

После обеда Тищенко отправился в санчасть, где его уже ожидал Вакулич.

Осмотрев Игоря, Вакулич помолчал, а затем подытожил:

— Думаю, надо тебя в госпиталь показать. Но в госпиталь только после присяги можно ехать. Когда она у вас?

— Говорили, что двадцать восьмого, но, может, и позже будет.

— Давай пока так договоримся: примешь присягу — приходи. Как ты себя сейчас чувствуешь?

— Не очень…

— Не очень хорошо, или не очень плохо?

— Не очень хорошо.

— Главное, что не очень плохо. Что беспокоит?

— Кровь из носа идет, и живот что-то болеть начал.

— Живот с непривычки к армейской пище болит, а чтобы кровь не шла, я тебе таблетки «викасол» выпишу — опять у фельдшера возьмешь.

На этом прием завершился.

Старший лейтенант медицинской службы Вакулич считал, что Тищенко вряд ли серьезно болеет, и все его жалобы, скорее всего, от непривычки к армейской жизни — пройдет две-три недели, курсант привыкнет к службе, и все само собой исчезнет. Чтобы выгадать время, Вакулич обманул Игоря. В госпиталь можно было ехать хоть сегодня, но лучше пусть Тищенко об этом не знает. К тому же Вакулича гораздо больше занимала проблема собственного увольнения, предстоящего осенью, чем дела курсанта, которым он придавал не так уж много значения. В любом случае, Вакулич решил пока не торопиться.