Андрей Геращенко - Учебка. Армейский роман.

• Название: Учебка. Армейский роман.
• Автор: Андрей Геращенко
• Жанр: О войне

Бывший студент Игорь Тищенко призывается в армию и попадает в учебное подразделение связи, где его ожидает совсем иная, не похожая на гражданскую жизнь. Наряды, строевая, звания, увольнения, пилотка и погоны — новая реальность вчерашнего студента. Отрывки опубликованы в «Служу Отечеству!», сборник публицистики, прозы и поэзии, пособие для военно-патриотического воспитания молодёжи.

---

— Как служба?

Те иронично переглядывались и отвечали:

— А вот приедете, тогда и узнаете.

Во дворе, гораздо более обширном, чем предыдущий, всех построили и объявили, что сейчас призывники будут проходить флюорографию. Во дворе стоял «газик» с металлической будкой, в котором и делали эту процедуру. Дело продвигалось медленно и Тищенко порядком поднадоело стоять в длиннющей очереди, из которой никого не выпускали. После флюорографии повели внутрь военкомата и, опять такими же партиями, стали заводить в кабинет, где выдавали бумаги и объясняли куда и в каком порядке все должны идти для прохождения последней призывной комиссии. Перед комиссией оставалось еще минут пятнадцать и почти все бросились к выходу в надежде подойти к забору и переговорить с провожающими. Но, не тут-то было — у входных дверей всю наивную массу повернули назад и приказали никому не выходить из здания. Тогда самые шустрые устремились искать слабые места: форточки, окна и тому подобное. Надо сказать, что не без успеха — в туалете открывалась форточка и вскоре возле нее возникла настоящая свалка — все стремились высунуть голову наружу и увидеть своих. Внизу у забора также собралась порядочная толпа. От двустороннего крика поднялся такой шум, что обе стороны почти ничего не слышали. Глядя на эту картину, Тищенко вспомнил, что где-то уже видел подобное. А видел это он в одном старом фильме о царской тюрьме, где сидели революционеры и точно так же переговаривались с близкими. Но у революционеров было солидное преимущество — окон было гораздо больше, чем одно. «Да и тюрьма, вроде, царская была, а военкомат, вроде, не тюрьма, да и советский, вроде… А может, так для порядка нужно, все-таки армия, а не шарашкина контора», — философствовал Тищенко. Пока он рассуждал подобным образом, ожидая своей очереди у заветного четырехугольника, пришел майор и всех из туалета выгнал. Затем построил и приказал раздеваться, после чего проинструктировал голый строй, светящийся трусами и плавками всех цветов радуги о «порядке прохождения по кабинетам». Здесь Тищенко был неприятно удивлен тем, что почти все призывники пришли в плавках, делавших передвижение по кабинетам более комфортным, тогда как цветастые трусы Тищенко фасона «как у волка в «Ну, погоди!» привели. Игоря в смущение при первом же взгляде молоденькой медсестры. Тищенко проклинал себя за столь глупую непредусмотрительность. Если молодые медсестры изредка улыбались, то более солидные хранили на лице эмоциональное отсутствие эмоций. Они смотрели на призывников таким взглядом, каким смотрит пастух на стадо коров. Тищенко уже давно потерял в толпе своих однокурсников и теперь неторопливо двигался от одного врача к другому, влекомый тягуче-монотонным течением очереди.

Первый, к кому пришел Игорь, был терапевт. У терапевта две медсестры измеряли рост и вес. Рост Игоря оказался 170 см., а вес — 48 кг. Сестра, взвешивающая Игоря, окликнула вторую:

— Слушай, Вера, что-то у него совсем вес маленький, может он по таблице не проходит?

— Да проходит, по-моему.

— А ты посмотри все же.

— Сейчас.

— Уткнувшись в какой-то справочник и полистав его секунд двадцать, вторая медсестра уставилась на Тищенко так, как будто бы он был виноват в том, что весил так мало, и произнесла ледяным тоном:

— По таблице нельзя меньше сорока пяти, так что подходит. В армии поправится.

После всех измерений Тищенко, наконец, добрался до самого терапевта. Тот, даже не взглянув на призывника, произнес равнодушным тоном:

— Жалобы есть?

— Живот иногда… Там, в деле, наверное…

Терапевт удивленно поднял брови и посмотрел на Игоря. Тищенко понял, что сделал какую-то глупость:

— Он вообще то не сильно болит… Редко довольно… Там у вас… Я только хотел узнать… У меня кардиограмма в порядке?

Две недели назад Тищенко сняли электрокардиограмму, в которой написали следующее: «неполная блокада правой ветви пучка Гиса». Кардиограмму при Игоре подшили в дело, и поэтому Тищенко весьма удивился, когда, полистав дело, терапевт сказал следующее:

— В деле нет ничего, значит все нормально.

Тищенко подумал, что блокаде пучка Гиса не бог весть какая неприятность и спорить не стал. Тем временем терапевт начал приходить в раздражение:

— У тебя все?!

— Все.

Терапевт написал в своей графе «годен» и Тищенко отправился дальше.

Возле кабинета хирурга скопилась большая и шумная очередь. Чтобы как-то скрасить ожидание, кто-то в очередной раз рассказывал старый анекдот, выдаваемый за реальное событие, свидетелем которого якобы был рассказчик:

— Заходит, мужики, один пацан, а ему и говорят: «Снимай трусы». Ну, он снял, значит, а хирург — баба молодая. Полезла она ему яйца щупать, а у него член встал. Баба ему и говорит: «Иди помочи головку, он от холодной воды ляжет». А этот дурак подошел к крану и себе на голову воду льет.

Тищенко на память знал эту историю, но все равно засмеялся, поддавшись общему настроению.

Хирургом действительно была женщина, но, в отличие от анекдота, уже далеко не молодая, а, мягко говоря, слегка пожилого возраста.

— Фамилия?

— Тищенко.

— Становись на «следы».

У стены, под углом в сорок пять градусов, стояло зеркало, перед которым прямо на полу лежали «следы» — пластмассовые контуры для ног. «Интересно, зачем это здесь зеркало», — подумал Тищенко.

— Снимай трусы.

Игорь со смущением проделал эту операцию. Только тут он понял, что зеркало позволяло видеть абсолютно все его интимные части. Игорь уже привык за время многочисленных комиссий к подобным процедурам, но зеркало произвело на Тищенко сильное неприятное впечатление. Игорь уверял себя, что это необходимо, но не мог отогнать навязчивую мысль о том, что его рассматривают, как быка-производителя перед случкой.

— Одевайся.

Игорь с явным облегчением натянул трусы, как вдруг:

— Ну-ка, подожди. Сними.

Пришлось снять. Хирург осмотрела вену, торчащую подозрительной дугой в области паха, но, не найдя в этом ничего плохого, разрешила одеться.

Продемонстрировав на прощание свои способности в приседании и вращении суставов, Игорь вышел в коридор.

Следующим врачом, к которому он попал, был ухо-горло-нос. Едва Игорь переступил порог, как ему сразу же сказали стать в угол. Медсестра попросила Тищенко повторять громко то, что она будет говорить шепотом:

— Один.

— Один!

— Три.

— Три!

— Слышишь меня хорошо?

— Да.

На этом проверка закончилась. Дождавшись своей очереди, Игорь сел к столу врача. Женщина лет сорока подняла глаза и спросила:

— Жалобы есть?

— Кровь иногда идет из носа и насморк…

— Еще что-нибудь беспокоит?

— Да нет, пожалуй.

Тищенко стало неприятно, что к его болезни отнеслись так, как будто бы у него чесался нос, а не шла кровь. Здесь Игорь начал немного жалеть о том, что слишком легкомысленно отнесся к предыдущим медкомиссиям. Раньше он полагал, что лучше особо не распространяться о своих болезнях, так как в противном случае могли начаться всякие отсрочки, и пришлось бы лет пять-шесть ходить на комиссии и во всех своих планах постоянно учитывать возможность призыва. По мнению Игоря лучше было призваться. Тогда и жизнь можно будет планировать пошире, чем на шесть месяцев. Однако после посещения терапевта и ухо-горло-носа в душу Игоря стали закрадываться сомнения в верности своего решении.

С такими мыслями он зашел к невропатологу. Тот постучал молоточком по суставам, и, заставив Игоря закрыть глаза, попросил пальцем дотронуться до кончика носа. После всех этих процедур за Игоря взялся психиатр, сидящий здесь же. Последовали стандартные вопросы:

— Голову ушибал?

— Однажды, в детстве.

— С сотрясением?

— Нет, вроде бы.

— Тогда не страшно. По ночам бродишь?

— Нет.

— В кровать мочишься?

— Нет.

Вообще-то Игорь мочился до семи лет, но потом его вылечила какая-то бабка-ворожея. Оглядев очередь за своей спиной, Тищенко счел за лучшее промолчать, тем более, что было это давно.

После психиатра надо было идти к стоматологу. У дверей зубного почти никого не было — кому хочется, чтобы лишний раз ковырялись во рту всякими железными крючьями. При обнаружении больного зуба его обычно тщательно ковыряли, выясняя степень разрушения, а затем тут же пломбировали, невзирая на то, что не были обезболены нервные окончания. Зубы Тищенко никогда не были похожи на артистические, так что, проверив языком подозрительные неровности на некоторых из них, Игорь предусмотрительно проследовал мимо стоматолога.

Тищенко опасался, что окулист спросит его, почему нет записи о прохождении зубного, но тот не обратил на это абсолютно никакого внимания. Тищенко хорошо видел лишь ШБ, второй ряд букв видел хуже, но прекрасно помнил: МНК (благо, наши таблицы по проверке зрения большим разнообразием не отличаются). Ему поставили по 0,2 на оба глаза и написали, что годен с очками —2,5 диоптрии.