Наталья Ручей - К черту! Но если ты сделала все эти глупости…

• Название: К черту! Но если ты сделала все эти глупости…
• Автор: Наталья Ручей
• Жанр: Фэнтези

Аннотацияю Определенно, решать личные проблемы за счет ведьмы не лучший выход из тупика. Определенно, тупик иногда предпочтительней тоннеля, в который тебя запихивает ведьма. Определенно, об этом нужно думать перед тем, как из тихого, светлого города Анидат шагнуть в темные дебри Наб.Но если ты сделала все эти глупости…

---

— Кто ты? — из массы стонущих у основания липы выделяется один голос. Властный, но с нотками удивления, за которые ты хватаешься, принимая за расположение, или как минимум — нейтралитет. Ты стараешься рассмотреть говорящего, но он сливается с бестелесными, и ты понимаешь: один из них, он просто один из них.

— О, Господи, — пытаешься вспомнить слова молитвы, но выучить несколько строк всегда было некогда и ни к чему, и ты повторяешь одно и то же: — О, Господи.

А память услужливо подсовывает картинку. Ты и тот, кто тебя предал:

— О, Боже…

— Я запрещаю упоминать его при мне.

И ты запрещаешь, тоже запрещаешь себе, приказываешь не думать больше о нем.

— Кто ты? — властный голос повторяет вопрос.

И ты отвлекаешься от пустых воспоминаний, выдергиваешь их с болью, рана кровоточит — с чего бы? — но ты не задумываясь, возвращаешься в дремотную реальность. Так бывает: чем дольше спишь, тем сон кажется реальней. Бывает — убеждаешь себя, и вместо того, чтобы расположить к себе невидимого собеседника, нарываешься на новые неприятности.

— А ты? — вопрос на вопрос.

Духи присасываются к корням дерева, и ты чувствуешь, как оно оседает, разрушаясь изнутри, жизнь со стоном выходит через трухлявую кору, и листья из зеленых становятся грязно-желтыми, и падают вместе с тобой.

И ты летишь. Снова. И луч смягчает падение. Снова. Или так сверкает увядающая листва, на которую приземляешься, как на перину? Открываешь глаза, если ты их вообще закрывала, потому что кошмар не прекращается ни на секунду, как в 5-Д анимации. Усмехаешься — губы разбиты в кровь, улыбка дается с болью, и от того желанней. Улыбаешься, запрещая страхам прорваться наружу и голосу сорваться на крик. Тебя обступают серо-белые монстры, и один легал?!

Крыльев не видно, только черты совершенные. Он стал бы жемчужиной в коллекции герцогини. Дикость — думать, что смерть красива, а он красив и ты интуитивно ощущаешь угрозу от него.

— Ах! — разносится вокруг шепот.

— Повелитель, она… — замирает удивление.

— Ваш-ше высоч-чество, — шипит восхищение.

Его высочество смерть? Романтично. Никто не удостаивался такого уничтожения. Но тут же отбрасываешь нелепую мысль. Ты не готова, так многое нужно сделать, столько желаний…

Незнакомец обретает сущность, размытый образ формируется в четкий. Длинные темные волосы спускаются к плечам влажными колечками, тигриные зрачки наблюдают за тобой со спокойной уверенностью, задерживаешь взгляд на трех веснушках на его носу, перебегаешь к небритому подбородку. Узнавание молнией рассекает прошлое, но ты не веря, переспрашиваешь:

— Дон?

И хищник суживает глаза, всматриваясь в твои черты и произносит едва слышно:

— Вилла?

Шикает на бестелесных, заставляя разлететься по сторонам, помогает тебе подняться, и обнимает крепко, как в детстве. И ты обнимаешь в ответ, и смеешься сквозь слезы и благодаришь жуткий сон, потому что увиделась с тем, кого давно нет, и с кем не успела проститься.

— Дон, — повторяешь, и других слов не нужно.

Он поймет невысказанное, как бывало всегда, потому что даже смерть не убивает детскую дружбу.

— Вилла, — прижимает сильнее, и ты чувствуешь, что теряешь сознание. Или просыпаешься? Кричишь, просишь его остаться, просишь, чтобы не уходил снова, и сквозь дрему слышишь клятву:

— Я буду рядом, когда ты проснешься.

И веришь. Он не может предать. Он мертв, услужливо напоминает кто-то. Да, мертв, соглашаешься, но он настоящий и никогда не нарушит клятвы.

***

Если бы не Дон, сидящий рядом, Вилла бы решила, что сон продолжается.

— Привет, — он улыбнулся, чмокнул в щеку, — я уже подумывал, придется устраиваться на ночлег посреди улицы.

— Я выросла с тех пор, как мы виделись в последний раз, поэтому не спрашиваю, почему ты просто не перекинул меня через плечо и не отнес в безопасное место.

— Здесь безопасно, — заверил Дон.

— А бестелесные?

— Тебя не тронут. — Он поднялся, помог встать. — Пойдем?

Вопросов крутилось множество: кто сейчас Дон, что с ним случилось, что будет с ней, но Вилла боялась их задавать.

— Последние три дня я только и делаю, что сплю и ем, — пожаловалась, шутя.

Он крепче сжал ее руку, заглянул в глаза.

— Проголодалась?

Она кивнула, и получила очередную улыбку. Перед Доном никогда не было необходимости притворяться, и хотя они не виделись больше десяти лет, в отношениях ничего не изменилось. Он — ее друг, лучший, единственный, самый верный, Дуана — подруга, и познакомились они с ведьмой уже после смерти Дона, поэтому не считается.

Смог клубился у ног, и она не видела, куда ступает, просто шла следом за Доном, и знала, что теперь все будет в порядке. Навернулись глупые слезы — так бывает, когда долго боишься и приходит добрый волшебник, который хочет возиться с твоими проблемами. Дон — ее личный волшебник, он всегда был рядом, только один раз сбежал. Навстречу собственной смерти.

И снова отбросила тревожные мысли: как можно чувствовать тепло его ладони, если он мертв? Как может улыбка сиять искренностью, как прежде? Она не хотела спрашивать друга о его смерти, но могла спросить о своей:

— Я жива?

— Да, — ответил, не раздумывая.

Вздохнула свободней. Жива. А Дон…

— Я говорил: тебе нечего бояться.

И Дон жив, она откинула информацию о его смерти, поставив мысленно галочку «не было», и вдруг поняла, что не помнит подробностей. Дон всегда был рядом, и последнего дня, полного разочарования и потоков слез, последнего дня не было!

Тревога щупальцами раскинулась в сердце, но радость от встречи ее усмирила. Не сейчас, нет, убирайся!

— Я люблю тебя, — сказала не в тему, просто боясь, что не успеет сказать. А вдруг? Почему боялась — не помнила. Дон прошел несколько метров, остановился в задумчивости у кованой двери трехэтажки, и повторил, как эхо:

— Я люблю тебя.

Вздрогнул, будто от неестественности, которая отразилась в голосе, сменил тему:

— Не отходи от меня ни на шаг. Что бы ты ни увидела, не кричи и не бойся. Ты должна запомнить одно правило: если меня нет рядом, если ты встретилась с незнакомой сущностью, и чувствуешь опасность, скажи, что принадлежишь мне.

— Принадлежу тебе?

— Потренируйся, — улыбнулся, как сорванец. — Ну-ка? Скажи сейчас, потешь мое самолюбие.

— Дон, ты шутишь.

— Раньше ты говорила, что у меня нет чувства юмора.

— Я врала.

— Ну, так соври сейчас. Ну?

— Это так важно?

— Нет, но мне будет спокойней, если ты произнесешь то, что я просил.

Вилла поморщилась, но повторила:

— Я принадлежу тебе, доволен?

— Да.

Дверь со скрипом приоткрылась. На пороге караулил зверек, похожий на белую перекормленную болонку, с той разницей, что был сантиметров на тридцать выше, стоял на задних лапах, скрестив передние на груди, и бросал укоризненные взгляды на пришедших.

— Боже! — изумилась Вилла, потянувшись к нему. — Какая прелесть!

— Не прикасай…

Вилла присела на корточки, погладила зверька за ухом. Тот ощетинился, округлил еще больше глаза-блюдца, раскрыл зубастый рот, словно готовясь укусить, потом вдруг замер и сел на задние лапы.

— Какой хорошенький! — Вилла обернулась к померкшему другу. — Как его зовут?

— Спроси сама, — буркнул тот вовсе недружелюбно и зашел в дом, оттеснив зверька с порога. Зверек шикнул ему вслед и прильнул к руке Виллы.

— Пушистик, и как ты его терпишь? Абсолютно невыносимый характер.

— Да уж, — согласился пушистик и подмигнул.

Вилла рассмеялась. Удивительный день: сначала жаркие объятия у обрыва, необъяснимый поступок несостоявшегося любовника, невообразимый полет (другого объяснения не было) на ветвистое дерево, встреча с умершим почти десять лет назад лучшим другом, заброшенный дом, в который он ее привел и говорящий зверек в придачу.

— Тебя как зовут?

Зверек отступил на шаг, изобразил поклон и представился:

— Чупарислиодиусс.

Это выглядело напыщенно и смешно, но темные большие глаза, — похоже, они у него не округлились, а всегда такими были, — предупреждали смех. Да и мохнатые брови уже сдвинулись на всякий случай.

— А если Чуп? — предложила Вилла, вспомнив название карамели. — Не против?

— Чуп? — подозрительно переспросил зверек. — Это же так…

— Красиво, — подсказала Вилла.

— Просто, — усомнился зверек.

— Легко запоминается.

— В том-то и дело, что слишком легко.

Зверек потер задумчиво подбородок, чем напомнил Невилла. Не думать о драконе, — приказала себе, потому что мысли о драконе переключались на Адэра.

— Зато никто ни одну буковку не перепутает, — выдала козырь Вилла.

— Пожалуйте в дом, гости дорогие! — Чуп отошел в сторону, изобразив очередной поклон. Тут же забежал вперед, показывая дорогу; лестница вывела на третий этаж. — Немного не убрано, мы не рассчитывали, два других этажа… ну… на ремонте. Крайне редко кто-то… посторонний решается переступить порог этого дома.