Вячеслав Перевощиков - Воевода

• Название: Воевода
• Автор: Вячеслав Перевощиков
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-57061-4

Новый исторический боевик от автора бестселлера «Меч руса. Волхв»! Продолжение многовековой войны Древней Руси против Дикого Поля.

Русские волхвы против степных шаманов, хазарских раввинов и византийских попов. Русские Боги против кровавого Крещения. Русские дружины против печенежских орд и варяжских берсерков. Порубежные крепости против вражеского нашествия. ВОЕВОДА Ратибор должен отбить хазарский штурм любой ценой, выиграв время для поиска величайшей языческой реликвии, – ибо лишь священный Меч легендарного князя Руса спасет Русскую Землю от погибели!

---

«Вот он, долгожданный момент, когда все становится на свои места и принимает привычные очертания», – подумал он. Теперь ему, как одному из потомков великого Обадии, остается только умело оплести этого варварского князя паутиной золотых нитей, нитей обещания сказочного богатства, чтобы заставить его служить бездумно и слепо и покориться воле богоизбранного народа.

И он непременно это сделает, ибо уже многих гоев[18] одним только блеском золотых монет сумел заставить служить себе и убивать друг друга.

Глава 3 Берегиня

Уже три недели идет из Чернигова по степи русский караван к Белой Веже, ничего не зная о том, как мир изменился за это время. Не ведают караванщики ни о том, что в Киеве внезапно умер Великий князь Владимир Святославович, ни о том, что начали хазары войну, вознамерившись вернуть отнятые у них Святославом города, а вместе с тем – былую мощь и славу Хазарского Каганата. Долго ждали и высчитывали иудеи-кабалисты нужный день для ответного удара, долго копили силу, собирая тарханов и ал-арсиев, и вот этот час пробил, но первое, что теперь сделает их каганбек, – это захватит Белую Вежу и вернет этой крепости хазарское имя Саркел.

Серый жеребец легко вынес Верена[19] на вершину невысокого пологого холма и, нетерпеливо ударив копытом, остановился. Всадник вытер пот со лба и, тряхнув рыжевато-русыми волосами, огляделся. Отсюда открывался чудесный вид на долину реки Калитвы, несущей свои ленивые воды сквозь густые заросли рогоза к прозрачным струям широкого Северского Донца. Невелика тихая Калитва, болотисты ее берега, но и в ней есть несказанное очарование живого существа, с удивительной нежной душой, которую позволяют увидеть только Светлые Боги и которая пытается достучаться до человека то волшебным шепотом волны, то таинственным отблеском серебристых рыбок, скользящих через отмели с золотистым песком в темно-зеленые омуты. Есть эта душа, и недаром сонные ракиты то там, то здесь склоняют над речной свежестью свои печальные кроны, словно беседуют с сестрицей-рекой. Раньше человек понимал эти беседы, слышал голоса речных духов и духов деревьев, но теперь давно уж все не так. Нет больше людей, которые понимают язык природы, и только легенды повествуют о том, что когда-то человек знал имена духов рек, озер и деревьев, и они любили его и помогали ему.

Верен совсем не умел общаться с духами природы и не знал, как вернуть то далекое время, когда человек мог это делать. Но всякий раз, когда ему приходилось проезжать этой дорогой, он любил постоять на этом холме и помечтать, вспоминая рассказы матери про их берегиню, которая осталась где-то здесь, в речке Калитва. Он даже помнил имя этого речного божества – Свенда. Да, именно Свенда, именно так мать называла ее.

Торговый караван, для которого Верен разведывал путь, далеко позади взбивал желто-молочную пыль тяжелыми колесами телег. Шум движения едва доносился к вершине холма, а впереди, за полоской воды, лежал еще один такой же холм, и река, чуть поблескивая, плавно уходила вправо и, огибая невысокий бережок нежными струями, ныряла в заросли рогоза и совсем исчезала из виду. Одни только макушки ракит, отливая жемчужной зеленью, продолжали указывать на движение русла реки. Верен хорошо знал это место, знал, что там, за поворотом, будет брод и печенежский стан. И там их ждет отдых и торг. Но это будет потом, а пока он может долго сидеть в седле и смотреть, как идет караван, и слушать, как шумят ракиты над речкой Калитвой. Есть время помечтать и подумать, и где еще, как не на берегах реки, можно услышать голос далекого прошлого.

Верен оглянулся на караван, снова посмотрел на реку и улыбнулся. Улыбнулся он рассеянной улыбкой мечтателя, которая была обращена внутрь его самого и происходила неизвестно от чего. И почти тут же, в ту же секунду, он понял, что улыбается своим мыслям, которых он сам еще не понимает, но которые бередят его душу странной тоской. Не той тоской, от которой никнет и сжимается в судороге сердце, а веселой тоской ожидания чего-то огромного, что перевернет, может быть, всю его жизнь. Такое чувство у него бывало, когда зимой летел в санях с огромной горы, и радость, и ужас одновременно переполняли все его сердце. Вот и теперь то же чувство полета накатывалось волной с теплыми дуновеньями вечернего ветерка, который едва дышал прямо ему в лицо с другого берега Калитвы. Но что его так взволновало, Верен и не знал. Может, ему вспомнился голос матушки, когда она рассказывала легенды про берегиню, живущую в этой реке, может быть, душа его услышала в шелесте ракит какой-то тайный, ведомый только его сердцу, звук. А может быть, это было чувство потерянной родины; ведь сотни лет тому назад здесь жил его род, и люди пахали землю, но потом пришли народы Тьмы, и его род вместе с другими славянами ушел в леса, чтобы спасти своих детей. Так Верену рассказывал его дед, который был последним в его роду, кто умел общаться с духами рек и лесов, который хранил древние рукописи. Нет теперь ни деда, ни рукописей. Пришел в их дом поп и сжег «бесовские книги», а дед после умер от горя, ибо очень дорожил этими книгами. Веды славян, знания многих тысячелетий держали его руки и берегли для потомков и вот не уберегли. Теперь греки везде суют свою библию и говорят, что нет мудрости мудрее и знания древнее, и некому больше возразить им. Но здесь, на этом холме, Верен чувствовал, что дед его еще жив и наблюдает за ним издалека, может быть, стоя под раскидистой ракитой на том берегу, что рано или поздно вернется вера в Светлых Богов, и душа его узреет страницы той самой сожженной книги, что вырвали христиане из рук его деда.

– Старшой, старшой! – послышался сзади молодой голос под торопливый перестук копыт.

Верен узнал этот голос, даже не повернув головы, ибо принадлежал он отроку, который служил боярышне, напросившейся гостьей в его караван. Верен не любил гостей в караване, потому что люди со стороны приносили несчастья. Как правило, за таким попутчиком тянулась целая вереница разных историй, каждая из которых могла обернуться для каравана непредвиденным и опасным приключением. А старшой не любил приключения. Зачем ему приключения, если он должен был провести караван в нужное место и избежать всевозможных бед, которых и без того хватало в купеческом деле.

Опасна и сурова жизнь торгового человека, многие несчастья стерегут его в пути, и оттого – ой, как суеверен настоящий купец, верит в приметы, знамения и предчувствия, ибо, отправляясь в дорогу человек всегда доверяет свою судьбу Богу. А те купцы, что поопытней, что прошли не одно испытание, чувствуют опасность издалека, когда торговый караван лишь только собирается в путь или к нему хочет пристать нежданный попутчик. Вот таким нежданным попутчиком и была боярышня, и Верен, как опытный купец, сразу почувствовал, что не к добру она и ее люди в караване, но не смог отказать, ибо князь приказал взять всех их с собой. Покряхтел старшой, поупрямился, но делать нечего: пришлось подчиниться, но осталась все-таки на сердце тяжесть от неугодного его душе человека. Не хотелось видеть ему боярышню эту, хоть и красива она, не хотелось видеть и людей ее, хоть и воины они ладные и при случае будут каравану защитой. Только сердце упрямо твердило, что беда на людей тех положена, что несчастье им уготовано.

– Старшой! – вновь зазвенел голос уже совсем близко. – Боярышня спрашивают, далеко ли нам еще и не пора ли стоянку делать. Солнце уже клонится.

Верен нехотя обернулся к отроку. Здоровенный детина лет восемнадцати, сильный и длиннорукий, но еще не раздавшийся в плечах, с еще по-детски пухлыми губами. В дорогие, шитые бисером, сапоги заправлены полосатые штаны, а на ветру лихо вьется белое полотно нарядной нательной рубахи.

– Скоро дойдем, – буркнул Верен, чувствуя, как с приближением отрока на него опять накатывает ощущение непонятной тревоги. – Будет вам стоянка.

– Старшой, а старшой, – отрок щеголевато поднял своего коня на дыбы. – А ты что в кольчуге-то? Неужель не жарко-то?

– Лучше в кольчуге париться, чем в бою потом сжариться! – сердито бросил Верен, отворачиваясь от наглеца.

– Какой бой?! – рассмеялся отрок, видно, взятый на службу из богатого рода и оттого имевший бесстыжие и хамоватые привычки. – С кем тут биться-то, уж не с рогозом ли али с теми ракитами?

И, не дожидаясь ответа, он поскакал обратно к каравану, гикая и хохоча на скаку. Верен сердито плюнул ему вслед и, посмотрев с тоскливым предчувствием на ракиты, зашелестевшие на том берегу, подумал печально, что кабы знать, где его ждет беда, так уж не так тошно было бы выслушивать дерзкие насмешки всяких юнцов. А уж беду-то он чувствовал, да не знал, как отвести ее. «Разве что берегиню свою попросить?» – мелькнула дикая мысль.

– Эх, Свенда, Свенда, – начал он тихо. – Кабы я знал, как тебя позвать, берегинюшка, уж я бы тогда в первую очередь спросил тебя про то, что меня ждет, что истомило мою душу предчувствием тягостным. Эх, кабы показала бы ты мне эту беду растреклятую, что лежит камнем на сердце, ни покою не дает мне, ни роздыху.