О'Санчес - Пенталогия «Хвак»

• Название: Пенталогия «Хвак»
• Автор: О'Санчес
• Жанр: Фэнтези

От Автора:

Здесь, в этом файле, я выложил всю пенталогию «ХВАК», все одиннадцать произведений цикла, именно в авторском порядке чтения. В свое время я написал первую вещь цикла — это коротенькая «Прелюдия к Хваку», и почти сразу же, вслед за нею, как бы эпилог к еще не созданной эпопее — это «Постхвакум». И между ними уже разместились пять романов и четыре перепутья. Получилось сродни тому, как строится музыка в джазовых композициях по заданной теме. Я знавал читателей, которые «проглатывали» всю пенталогию за вечер, за два, но… Каждый, конечно, волен поступать по своему усмотрению, тем не менее, лучше бы читателям не спешить: роман огромен, мир в нем описанный, тоже очень велик, вдобавок, соприкасается с «Нечистями», «Я люблю время», «Осенняя охота с Мурманом и Аленушкой» и неторопливый читатель узнает гораздо больше, увидит гораздо ярче, поймет гораздо глубже, потому что роман я писал не на заказ и не для денег, в полную силу, именно в расчете на взыскательного и думающего читателя. Кстати, добавлю: книжный вариант романа слегка отличается от этого, который перед вами, ибо я не поленился, не пожалел времени и более трех месяцев вычитывал написанное, подправлял, выпалывал ошибки и опечатки, отшлифовывал… не трогая, разумеется, сюжетных линий. Большинство не заметит никакой разницы, но она есть. Файл огромен, однако здесь же, в разделе, он разбит на одиннадцать файлов поменьше, все последние правки внесены и туда. Всех желающих почитать — милости прошу.

P.S. В романе «Я люблю время» есть короткий эпизод знакомства Зиэля, Лина и маленького охи-охи Гвоздика. Я намеренно написал его чуть иными красками, нежели в «Воспитан рыцарем», как бы с другой точки обзора… Но без противоречий.

Последняя по времени авторская правка произведений цикла 18.07.12

---

— Да пропустите же!

Наконец раздраженный взвизг князя Теки Ду возымел действие и зрители расступились, уступая место возле колоды тщедушному старцу и его супруге, столь же ветхой и подслеповатой.

Князь долго тряс головой, потом двумя руками оперся на посох и принялся откашливаться.

— Да… Есть еще воины на свете, не до конца перевелись… А все же твой прадедушка, сударь мой Хоггроги, маркиз Гефори Тургун, пуще делал: подбросит, бывало, секиру, а она летит, верх-ним кончиком нацелена… — Князь прочертил по воздуху трясущимся пальцем. — Упадет наискось, воткнется да пришпилит зубочистку-то, насквозь ее самым кончиком и проткнет, не разрывая зубочистки, не уваливаясь сама. Вот как прежде умели, сударь Хоггроги! Но и ты хорош, дай, я тебя обниму.

Хоггроги Солнышко с сожалением выпустил из своей ладони пальчики жены и глубоко поклонился старому князю и княгине, прежде чем раскрыть объятия:

— Так ведь то был прадед, и было ваше время, эпоха великанов! Спасибо вам, светлейший, и пусть древние времена и те, кто их помнит, никогда не уходят от нас!

ГЛАВА 4

Что может быть скучнее, чем тупо стоять и позировать художнику для поясного портрета???

Хоггроги хотел было подумать: «Что может быть глупее…», но вовремя вспомнил, сколько раз он прохаживался, то и дело останавливаясь, вдоль длинной галереи картин и с каким жгучим интересом всматривался в образы своих предков, далеких и близких… Изучал одежды, головные уборы, пытался даже сопоставлять — насколько похожи были его родные по мужской и женской линии, дед с бабкой, или прапрапрадед с прапрапрабабкой; иногда у него получалось заметить эту супружескую общность, иногда нет… Например, его родители куда больше были похожи друг на друга в быту, нежели на полотне…

И их с Тури портреты будут висеть в этой галерее… Но для этого надобно малость потерпеть.

Хорошие рисовальщики живут не только в Океании, где прикорм от Большого Двора и от аристократических домов во сто крат щедрее и надежнее, нежели в провинции, вовсе нет; большинство придворных ваятелей, сказителей, музыкантов и рисовальщиков как раз не в столице родились, и не в передних Дворца проявлялся и развивался их талант, но Тури для надежности решила выписать столичного, самого лучшего, самого прославленного, и Хоггроги, конечно же, не возражал, он никогда не спорил по мелочам со своей дражайшей половиной… А в основных, самых важных вопросах жизни замка и удела — она никогда не спорила, полагаясь всецело на его решения.

Мода на фамильные портретные галереи родилась — как это и положено моде — при Дворе, а оттуда уже распространилась по всей Империи. Тысяча лет прошла с тех пор, изрядный срок, но родовитые дворяне все равно тяжело вздыхали, досадуя, что их благородные предки могли бы и раньше догадаться — увековечивать в камне и на холсте не только гербы, но и образы свои… Чтобы хотя бы в этом не смешиваться лишний раз с толпою безродных выскочек… А так — приходилось опираться лишь на письменные и изустные предания, подтверждающие древность и чистоту рода.

Каков он был — Тогги Рыжий? Ну, рыжий, понятное дело. Ну, крепкий, видимо, ибо мужчины их рода — все далеко не хлюпики. Бородатый, скорее всего, поскольку далекие предки, маркизы Короны, сплошь носили бороды, Лароги Веселый первый поломал эту традицию…

Хоггроги не застал деда, просто не помнил его, хотя маркизу Лароги весьма посчастливилось: он успел увидеть внука своего и даже пару раз потетешкать хнычущего младенчика в своих лапищах… Повезло. Подобные отклонения от обычая случались у них в роду: несколько раз деды дожидались рождения внуков, а однажды, тысячу с лишним лет тому назад, как гласит семейное предание, Мигури Хвощ родился, дорос до памяти и запомнил на всю жизнь своего деда, Артуки Белого… Трижды, за два тысячелетия маркизата, с юными наследниками происходили гибельные несчастья, однако каждый раз ее светлость, супруга здравствующего маркиза Короны, оказывалась способной снова зачать дитя, сына, конечно же. Но если с отпрыском все было в порядке, то боги никогда, ни единого раза за всю историю рода не дарили чету маркизов еще одним ребенком: древнее заклятье сидело крепко, не сбросить его ни молитвами, ни столетиями… Случались и разводы… Крайне, крайне редко: в роду маркизов не жаловали семейные дрязги.

Именно с дедом Лароги Веселым, из всей длиннющей вереницы предков, наблюдалось у Хоггроги самое явственное внешнее сходство. По крайней мере, так утверждали все, знавшие старого маркиза и так показывал портрет, сотворенный модным столичным рисовальщиком той поры, имя которого уже ничего не значило для Хоггроги и его современников…

Дед по-своему сумел выделиться из своих предков, добавить свой росчерк в длинную летопись легенд Императорского Двора и обрести негласную, но долгую и горячую благодарность доброго десятка аристократических домов столицы…

Так случилось, что дворянин поссорился с дворянином, публично и горячо. Обычное дело — дуэль, тем более из-за дамы. Но другой дворянин, приятель оскорбителя, попытался пригасить вспыхнувшее пламя, взвешенными и разумными доводами склонить противников к примирению… Слово за слово — в итоге пламя превратилось в пожар, и вот уже восемь человек с одной стороны готовы вступить в смертельную схватку с равным количеством противников, представляющих другую сторону…

Лароги попал в эту катавасию случайно: то ли толкнул, проходя мимо, кого-то из секундантов, то ли на ногу ему наступили… Он был в столице с докладом государю об обстановке на границе, поведал о гибели отца на поле боя, принял от Его Величества титул «ваша светлость» и уже собирался уезжать… Но вот, так совпало, что случайным движением он как бы выступил за одну из сторон против другой и немедленно получил вызов с приглашением на место схватки. Задиры знали, кого они вызывали, понимали, как это опасно, воистину гибельно — биться против маркиза Короны, однако еще более гибельным в придворной жизни было бы струсить и поджать хвост… Тем более что и у противной стороны были кое-какие козыри в рукаве…

Шестнадцать человек собрались, чтобы разрешить с оружием в руках вопросы чести, и было это совсем рядом — камнем докинуть — с дворцом государя Императора…

Стороны сошлись в первой схватке и отхлынули, оставив на земле четыре мертвых тела… И опять сошлись, но на этот раз не в две волны, плеснувшие одна на другую, а как бы в два клина, где во главе каждого из них шел сильнейший.

Семерку уцелевших возглавлял, конечно же, Лароги Веселый, а пятерку противников, потерпевших больший урон, вел знаменитый воин и дуэлянт, некий Санги Бо. Санги Бо к тому времени был еще молодой, но уже очень опытный и умелый рыцарь, поражений до сего дня не знавший. Вот и сейчас он не собирался пополнять собою павших на поле боя…

Два воина — оба пешие, без секир — двинулись друг на друга, в то время как остальные образовали обратные полукольца, с тем, чтобы броситься в сечу, как только бой предводителей закончится.

Сверкнули клинки, посыпались искры от них. В руках у Лароги был знаменитый меч маркизов Короны, но и Санги Бо бился отнюдь не кочергой и не рыбьей костью: его облегченный двуручный меч хоть и кован был людьми, а не богами, но сумел выдержать даже прямое столк-новение с клинком божественного происхождения.

Первая схватка не принесла победы и крови никому из дуэлянтов, однако и того, и другого не долго ждать: бои на мечах всегда скоротечны, особенно, когда дерутся мастера. А уж если эти двое взялись за дело…

Санги Бо имел представление о противнике и в полную силу применил свою неповторимую манеру боя: он ни секунды не стоял на месте, все было в непрерывном движении — руки, ноги, меч, туловище, голова, пар от дыхания и даже зрачки, причем неопытному взгляду казалось, что все эти движения рассогласованные, словно всяк предмет, даже тени от предметов, сами по себе движутся, ноги — отдельно от туловища, руки — отдельно от меча… Но Лароги, несмотря на юность свою, был ничуть не менее искушен и сведущ в боевых искусствах, он ясно видел и хорошо понимал сие смертельное рукотворное волшебство, направленное соперником против него, и сделался предельно внимателен. Сам Лароги был скупее в движениях, лишь кончик его меча с коварною простотой покачивался, приноравливаясь к текучим маневрам Санги Бо.

Удар, удар — оба опять отскочили невредимые, и одно это уже было невероятным для зрителей, взыскательных ценителей и знатоков. Санги Бо сместился вправо, потом влево, весь излучая угрюмую силу и уверенность в победе, он готовился нападать, ему не страшен и не опасен был меч маркизов Короны. Однако если кто-нибудь из смертных сумел бы заглянуть ему в душу, он бы увидел смятение и затаенный ужас: впервые нашелся человек, не только устоявший в поединке против его всесокрушающих атак, но и едва не убивший его самого… И если бы не камешек под сапогом у этого верзилы-маркиза… Несмотря на холод осеннего дня, Лароги вспотел так, что струи пота по его спине едва не журчали, подобно летним ручьям у Гномьей горы: еще бы четверть мгновения — и некому было бы возвращаться в удел! И что тогда? У этого Санги Бо весьма и весьма неплохой меч, но еще лучше руки в наручах, которыми он его вертит перед самым носом… С проклятым Санги пора кончать, не то получится наоборот…