Алексей Алёхин - Голыми глазами (сборник)

• Название: Голыми глазами (сборник)
• Автор: Алексей Алёхин
• Жанр: Современная проза

Алексей Алёхин – поэт, критик, прозаик. «Голыми глазами» – очень разнообразная книга. И жанрово – от мимолетной зарисовки до психологической новеллы. И пространственно – в нее вовлечено полмира, от русской и среднеазиатской глубинки до Нью-Йорка и Китая. И во времени – от 30-х годов минувшего века до сегодняшнего дня. Погружаясь в этот сотканный из тончайших деталей и полный парадоксов мир, читатель совершает путешествие – настолько же реальное, насколько фантастическое.

---

Сочиняет вымученные сказки про охоту, волшебные сопки и царь-олениц и снабжает их бесчисленными рисунками вроде тех, какими школьники разрисовывают тетрадки

Картинки эти заботливо собирает местный музей.

Желтый, сморщенный, в черной пиратской повязке и вязаной шапочке, прикрывающей содранный скальп, он часами готов излагать на ломаном русском свои мысли о происхождении мира и человека – смесь самых наивных понятий с обрывками сведений, почерпнутых из научно-популярных телепередач.

Каждый день к нему приходит опекунша из областного отдела культуры.

Поит чаем.

И, млея от восторга, записывает его рассказы на бумажных листках.

Рыбаки в океане

Тесная, как фанерный посылочный ящик, замусоренная вещами каюта с иконкой Ленина в правом углу.

На окровавленной после разделки трески палубе случайный морской мусор: розовые осьминоги и морские звезды с толстыми червями лучей.

Лиловые крабы.

Мокрые доски и сети, оранжевые робы, полосатые блоки на грузовых стрелах.

Прос ы павшаяся на палубу рыба одиноко аплодирует хвостами.

Матрос с доскою в руке бродит, выбирая покрупней, и, оглушив, кидает в ведро – на камбуз.

Судовую дворняжку кормят крабами.

Сине-серый океан к вечеру делается бирюзовым, с розовыми полосками в западной части горизонта.

Где-то глубоко в трюме поет петух.

Устье Леты

Всё позади.

Восточные острогранные сопки под самолетным крылом, похожие на брошенный по земле клок белой измятой бумаги, понемногу разглаживаются, а после и вовсе переходят в сплошной, бесконечный, не тронутый прикосновением ватманский лист.

Заледеневшее устье Лены поражает воображение.

Оно занимает от края до края целиком горизонт.

Бьющиеся, сплетающиеся и вновь разбегающиеся веером могучие струи.

Но навсегда отвердевшие, застывшие, отлитые из гладкого и вздыбленного, то желтоватого, то голубоватого льда.

Вот так, а не из текучих вод, должна бы выглядеть подлинная Лета.

Творческий метод

Коряк

на обломке оленьего рога

нацарапал ножом весь свой мир:

чум, ближнюю сопку и дальнюю сопку, собачью упряжку

(пока оленина вскипала в котле) —

так и я

царапал карандашом слова

на блокнотных листках....

Москва – Магадан – Сусуман – Петропавловск-Камчатский – Палана – Оссора – Ключи – Тихий Океан – Москва Февраль – март 1989

Дрезденский шарманщик

в зеленом берете

и малиновом бархатном плаще

сбежал с полотна и теперь крутит ручку своего золоченого ящика

собирая деньги с туристов перед галереей

выглядит неплохо для своих четырехсот пятидесяти годков

за углом пылится его старенький битый «трабант» куда он затаскивает шарманку

отправляясь обедать хлебом с ветчиною и пивом:

с двух до трех его рама пустует

...

Дрезден Март 1997

Мейсенские алхимики

потерпели фиаско

вместо золота получили фарфор

зато правнуки делают гомункулусов из обычных людей:

в музее мануфактуры

живые манекены изобразят вам изготовление безделушек

под фонограмму

с 9 утра до 5 вечера каждый день экскурсии разовые билеты школьникам скидка

...

Мейсен Март 1997

Снег в Лейпциге

Германия похожа на хорошенько прибранную Россию.

Вот и миргородская лужа.

Только тут через нее переброшен красный горбатый

мостик.

Для удобства прохожих.

Дождь. Зоопарк. И мимоза цветет.

Лейпциг зализывает свои многолетние раны.

Цоколи домов обезображены аэрозольными граффити

неприкаянных молокососов.

Но разрыты на всех площадях котлованы

под будущие автостоянки.

И за вымытыми витринами кондитерских уже тихо едят

разноцветное мороженое.

И на столиках под зонтами не кончается пиво.

Я отвык путешествовать.

А гостиница так чиста и бесшумна.

Точно выложенный изнутри атласом гроб.

И каждый вечер на подушку конфетку кладут постояльцам.

Магазины. Супермаркеты. Лавки.

Масса превосходных вещей.

Костюмы и платья, плетеная мебель, часы,

безделушки, фарфор.

Витрины и правда отмыты до зеркального блеска.

Так, что глядя в них, видишь себя и всю улицу.

И кажется, люди спешат, и едут автомобили, и плывут

облака там, внутри, в магазине, только деньги плати.

Каждое утро я здороваюсь с господином Гёте

у городской водокачки.

Кроме памятников, в городе этом знакомых нет у меня.

Опера. Университетские велосипеды. У немок

веселые стриженые затылки.

Собеседник случайный.

Поглощает безбрежное блюдо вареных овощей: цветная

капуста, кольраби, морковь, картофелина, лук-порей.

С ломтем нежной свинины.

Моску, это… ах, да, Россия.

Жаль, что кончается рано.

В парижских кафе только еще заказали первые рюмки

пастиса, наверно.

А тут в восемь вечера на улицах ни души.

Среднеевропейское время носят коротко здесь, по-немецки.

В гостиничном холле бородатый очкарик-рерихолюб

из Петербурга, в стоптанных туфлях.

Неофитов созвал на вечерю.

Что-то вещает, воздевая руки и глаза к пористому потолку,

поглощающему его откровения.

Слушатели, обутые в добротную немецкую обувь,

согласно кивают.

На площади пусто.

Что-то с погодой в Европе.

Вот и в Лейпциге снег.

Недоуменно ложится в кругах фонарей

на разноцветные клумбы.

Заставляя запоздавших прохожих прятаться

в мокрых зонтах.

Только желтый чудесный трамвайчик приветливо катит,

совершенно пустой, как игрушка.

Но мне на нем некуда ехать.

Снег.

Чугунная парочка, Фауст и Мефистофель, укрылась

под сводом пассажа.

Бронзовый Гёте все любуется водокачкой,

где когда-то лилась из каменной рыбьей пасти вода.

Мокнет Бах, прислушиваясь к молчащему в темной кирхе

органу.

И у Лейбница подрастает горка снега

на позеленевших страницах развернутой книги....

Лейпциг Март 1997

Воспоминание о восточном гостеприимстве

Для приезжающих в сатрапию гонцов и порученцев средней руки местный властитель выстроил особую гостиницу. Сияющую изнутри мрамором, медными светильниками и лицами чинных администраторов.

Секрет ее сооружения был секретом архитектурным.

Снаружи здание гляделось в европейском современном стиле, но внутри перетекало в старинный особняк, который и позволил выдать по сметам постройку за реконструкцию.

Благодаря такому симбиозу здешний обитатель внезапно из узкого и строгого, похожего на корабельный коридора с рядами латунных ручек попадал в лепной дворянский зал с полукруглыми окнами, а затем обратно в американизированный бар на нижней палубе…

Привилегированные люди Орды имели сюда специальные пропуска и наведывались вечерами – изредка, не злоупотребляя.

В основном же чудесный этот бар с громадной, в целый квартал, обитой кожей стойкой пустовал. Как и вся гостиница.

...

Алма-Ата 1986

Райцентр Чингизханск

Привезший меня громадных размеров казах уведомил, что приходится прямым потомком Чингизхана.

По случаю сельского праздника в чахлом скверике собралось человек десять на деревянных скамейках.

Золотозубая народная певица с маленькими злыми глазами тянула песню, бесконечную, как дорога в степи.

Вдоль главной улицы шеренгой инвалидов на деревяшках выстроились газетные щиты.

Вбок от шоссе, в зеленой раковине аллеи, мелькнули, отразив кусочек голубого неба, прозрачные двери партийного особнячка, вроде входа в Зазеркалье.

Пыльная девочка, спрошенная о дороге, замахала руками сразу во все стороны.

Дымные изгороди, домишки в линялой побелке, пустыри.

Тайный ночной намаз в доме местного кагебешника, оказавшегося моему провожатому младшей родней.

Выпив, хозяин дома хватается за домбру: «Слава Аллаху, я теперь майор!»

Стокилограммовый опухший казах кивает в такт струнам тяжелой головой с опущенными веками, как пьяный Будда.

На полу под окном борется со сном сынишка хозяина в большой папахе.

Подперев рукой голову, он слушает взрослых, вряд ли понимая русскую речь, и шевелит грязными пальцами маленьких босых ног.

...

Казахстан Лето 1990

Двойной потрет на фоне собора

зеленовато подсвеченный

Кёльнский собор вздымался среди воздушных пузырьков

в ночное небо

вроде аквариумного замка

возле

я увидел себя и Рейна

двух рыбок

стоящих рядом на хвостах:

одну большую и жирную медленно шевелящую плавниками

другую тощую с острым клювом

в очках...

Кёльн 19 ноября 1997

Тбилисский фуникулер

Я посетил тебя вновь – в час заката.

Археология развалин незаметно переходила в жилье.

Повсюду появились роскошные вина, зато исчез сыр.