Всеволод Овчинников - Ветка сакуры

• Название: Ветка сакуры
• Автор: Всеволод Овчинников
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1975

О содержании книги Всеволода Овчинникова «Ветка сакуры» позволяет судить ее подзаголовок «Рассказ о том, что за люди японцы», а также названия разделов книги: «Их вкусы», «Их мораль», «Их быт, их труд», «Их помыслы». Показать и объяснить страну через ее народ – вот суть авторского замысла. Отображая капиталистическую сущность политического и делового мира, механизма власти в стране, автор вскрывает отрицательные черты системы взаимоотношений в нынешней Японии, показывает формы эксплуатации трудящихся.

---

Перебирая эту пачку, молодой супруг принялся что-то с жаром объяснять своей спутнице. Его скованность как рукой сняло – ошалелое выражение исчезло, лицо стало осмысленным, даже, пожалуй, влюбленным, когда, достав золотое перо, он принялся вписывать по нескольку слов в каждую из бумаг. Полюбовавшись листком, он передавал его жене, брался за другой и снова что-то объяснял и надписывал. А она, украдкой следя за его движениями, лишь негромко смеялась, прикрываясь тыльной стороной руки, и опускала глаза.

Так все бумаги до одной перешли в руки молодой женщины. А он заложил ногу за ногу и снова закурил, но уже не нервно, а удовлетворенно и, откинувшись на спинку кресла, наблюдал за своей соседкой.

Наблюдал и я: что же будет дальше? Скорее всего это акции, полученные ими в приданое. Тогда она их посмотрит и вернет.

Женщина, видимо, тоже была в нерешительности. Несколько раз она обмахнулась пачкой, как веером, но потом это показалось ей, наверное, непочтительным, и она стала молча перелистывать их.

Он протянул руку – нет, не затем, чтобы взять листки, а лишь для того, чтобы разыскать среди них один и чем-то особенно выделить его, а затем опять, теперь уже демонстративно, протянул женщине всю пачку.

Она постучала ими по коленям, выравнивая листы, а потом задумчиво сложила стопку вдвое. Я слышал, как щелкнул замок ее большой черной сумки.

Через несколько минут муж уже дремал, как и все молодожены в этом поезде. Голова его четко вырисовывалась на белом чехле кресла чуть повыше плеча спутницы. Ее глаза были открыты и смотрели вдаль. Случайно поймав в оконном стекле свое отражение, она улыбнулась ему и инстинктивно поправила волосы.

Тишину токийского переулка, где я живу, по утрам первыми нарушают велосипедисты. Вот остановился молочник – слышно, как брякают бутылки у него на багажнике. Через несколько минут опять кто-то затормозил. Потом еще и еще. Велосипеды у всех старые, дребезжат отчаянно. Пока прислушивался, насчитал семь человек. Ну хорошо, разносчик привез молоко, почтальон – газеты. Кто же остальные?

Однажды надо было в шесть утра ехать на вокзал. Решил захватить с собой газеты. Вышел к почтовому ящику – он еще пуст. Но как раз тут из-за угла лихо вырулил велосипедист, затормозил и протянул мне «Иомиури».

– А где же остальные газеты? – удивился я. – Мы ведь выписываем еще и «Асахи», и «Майнити», и «Санкей».

– Не беспокойтесь, они сейчас подъедут, – улыбнулся паренек. – Ведь мы все начинаем развозить газеты в одно время. Раньше нельзя – соглашение!

И действительно, в переулке вскоре появилась вереница велосипедистов, каждый из них бросил в мой почтовый ящик по одной газете.

Мне еще раньше было известно, что газету ЦК КПЯ – «Акахату» доставляют подписчикам не почтальоны, а активисты местных ячеек. Это было легко понять. Не всякий читатель коммунистической газеты хочет, чтобы его имя и адрес сразу же стали достоянием полиции. Но какой смысл коммерческой прессе – всем этим «Асахи», «Майнити», «Иомиури» отказываться от услуг почты и дублировать друг друга? Ради чего каждая из этих газет предпочитает иметь свою собственную систему распространения?

– Волей-неволей приходится повсюду содержать свои конторы, чтобы соперничающие газеты не перехватили подписчиков, – ответили мне.

Итак, конкуренция. Вот, казалось бы, универсальный ключ к разгадке необъяснимых явлений японской буржуазной прессы. Но так ли это? Достаточно лишь несколько раз побывать в Токио на пресс-конференциях для японских журналистов, чтобы столкнуться с еще одним парадоксом.

Хотя в зале видишь представителей самых различных органов печати, радио, телевидения, вопросы всегда задает кто-то один. Остальные лишь слушают и записывают. Там, где представителям соперничающих редакций, казалось бы, самое время состязаться в находчивости, оригинальности, настырности, многоликая пресса неожиданно отказывается от конкуренции и предпочитает вести диалог как бы от имени одного лица.

Вопросы согласовываются заранее и сообща принимается решение, кто будет задавать их от имени всех. В Японии существует система пресс-клубов, в соответствии с которой всякое государственное учреждение, политическая партия или общественная организация обязана делать официальные заявления лишь всей прессе в целом, чтобы такого рода новость не могла стать монопольным достоянием какого-то одного органа печати.

Ведущие газеты, радио– и телевизионные компании имеют своих представителей и в пресс-клубе при премьер-министре, и в пресс-клубе при командовании американских военных баз, и в пресс-клубе при Коммунистической партии Японии. Участие определяется здесь лишь интересом, который представляет данный источник информации.

Но как же можно выделиться среди соперников, как можно проявить какое-то своеобразие при таком сознательном обобществлении материала, при такой стандартизации рациона, которым питаются газеты?

– Мы рассуждаем так, – объяснили мне, – лучше в десяти случаях иметь то же, что и другие, чем лишь однажды оказаться в чем-то позади всех. Конечно, система пресс-клубов обезличивает газеты, зато каждая из них гарантирована, что никогда ничего не прозевает…

Как же совместить подобные рассуждения с понятием конкуренции как основного закона буржуазной прессы?

Зашел незнакомый человек в комбинезоне и желтой каске строителя, вручил перевязанную лентой коробку и конверт. В коробке оказался подарочный набор из трех разноцветных кусков туалетного мыла, в конверте – письменное извинение: в связи с заменой водопроводных труб в переулке придется рыть траншею и беспокоить окрестных жителей треском пневматических отбойных молотков.

После этого мы с женой опять целый день спорили о японской вежливости, точнее – о ее необъяснимой оборотной стороне.

Пылкая влюбленность, с которой смотрит на Японию новичок, неизбежно омрачается первой размолвкой, как только он сталкивается с изнанкой японской вежливости. Ничто так не гипнотизирует в Японии на первых порах, как экзотическая учтивость. В разговорах все поддакивают друг другу, при встречах отвешивают церемоннейшие поклоны, уместные, казалось бы, лишь в исторических фильмах да на театральной сцене.

Зрелище это поистине незабываемое. Заметив знакомого, японец считает долгом прежде всего замереть на месте, даже если дело происходит на середине улицы и прямо на него движется трамвай. Затем он как бы переламывается в пояснице, так что ладони его вытянутых рук скользят вниз по коленям, и, застыв еще на несколько секунд в согбенном положении, осторожно поднимает вверх одни лишь глаза. Выпрямляться первым невежливо, и кланяющимся приходится зорко следить друг за другом. Со стороны же сцена эта производит впечатление, что обоих хватил прострел и они не в силах разогнуться.

Токийские газеты подсчитали, что каждый служащий ежедневно отвешивает таких официальных поклонов в среднем 36, агент торговой фирмы – 123, девушка у эскалатора в универмаге – 2560.

Но посмотрите вслед японцу, который, только что церемонно раскланявшись с вами, вновь окунается в уличную толпу. С ним тут же происходит как бы таинственное превращение. Куда деваются его изысканные манеры, предупредительность, учтивость! Он прокладывает себе дорогу в людском потоке, совершенно не обращая ни на кого внимания.

До тех пор пока прохожие на улице или пассажиры в вагоне остаются незнакомцами, японец считает себя вправе относиться к ним как к неодушевленным предметам. Садясь в автобус, можно без зазрения совести отпихнуть от подножки женщину с младенцем за спиной. Можно, пустив в ход колени и локти, обменяться пинками с соседом. Полагается лишь обоюдно делать вид, что делаешь это как часть толпы, а не как отдельная личность.

Если вновь окликнуть знакомого, который в толпе вдруг преобразился в грубияна, еще раз видишь такое же магическое перевоплощение. Он опять становится улыбающимся, предупредительным, изысканно вежливым… по отношению к вам.

Японская учтивость ограничивается областью личных отношений и отнюдь не касается общественного поведения – для каждого, кто приезжает в Японию, легче открыть это противоречие, чем докопаться до его корней.

Нужен путеводитель

Нередко чувство разочарования и даже досады окрашивает первые впечатления о Японии. Приезжему прежде всего кажется, что он опоздал, что он упустил время, когда еще можно было увидеть подлинное лицо этой страны – красочное, стилизованное, как театральная декорация.

Даже сознавая, что он едет в третью промышленную державу мира, турист рассчитывает, что ее новые черты окажутся лишь забавно живописными, экзотически парадоксальными добавлениями к чертам традиционным; что самые крупные в мире танкеры, самые маленькие телевизоры и самые быстрые в мире поезда будут лишь контрастной ретушью на портрете сказочной страны с ее церемонными поклонами, кукольными женщинами, игрушечными бумажными домиками и древними храмами среди прихотливо изогнутых сосен.