Уильям Лобделл - Теряя веру Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни

• Название: Теряя веру Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни
• Автор: Уильям Лобделл
• Издательство: эксмо
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-52388-7

Книга потрясает и сердце, и разум, и душу. Автора вдохновляли честные и искренние последователи Иисуса - но иная сторона религии, темная стороиа. полная лицемерия, эгоизма, самоублажения и самых отвратительных грехов, опустошила его и убила его веру: педофильские скандалы в церкви, истинное лицо телепроповедников и целителей, шокирующие принципы работы духовенства. Эта книга-проверка ка прочность для самой прочной веры.

---

У меня появился духовный наставник — Хью Хьюитт, скоро ставший моим лучшим другом. Мы познакомились в конце 1980-х: я искал консервативного автора для колонки в журнале о деловом стиле жизни, который тогда редактировал. Хью — юрист и ведущий радиопередачи, работавший на Никсона и Рейгана, — идеально мне подходил. Умный, образованный, неординарно мыслящий, с чувством юмора, абсолютно уверенный в себе (даже когда ошибался), он оказался прекрасным колумнистом.

Хью был евангелическим христианином, и когда я признался ему, что обрел Бога, он пришел в восторг. Он познакомил меня со своими друзьями-христианами, терпеливо отвечал на мои бесконечные вопросы, постоянно побуждал не останавливаться на достигнутом. Наше деловое знакомство быстро переросло в дружбу. Казалось бы, мы с ним совсем не похожи. Хью — хоть когда-то он и пробежал марафон за три часа двенадцать минут — выглядит как типичный кабинетный эксперт: совершенно седой, в очках с железной оправой, постоянно борется с лишним весом. Он — пламенный консерватор и терпеть не может мейнстримовые СМИ. Меня же никто не примет за интеллектуала, политические взгляды у меня умеренные, а мейнстримовые СМИ — это моя работа. Люди, знакомые с каждым из нас по отдельности, с удивлением узнают, что мы друзья.

В 1992 году исполнилось два года моего воцерковления, но я по-прежнему не чувствовал себя настоящим христианином. Вера оставалась для меня чем-то странным и немного неудобным — вроде новых, еще не разношенных ботинок. Христианин из меня, откровенно говоря, получился не ахти. На занятиях по изучению Библии, когда доходила очередь до моего выступления, я чувствовал себя безнадежным идиотом. Мне не удавалось выполнять простейшие требования Писания — например, не сплетничать о своих знакомых. А уж о том, чтобы отправиться проповедовать Христа — даже в Тихуану в двух часах езды к югу от нашего дома, — я и помыслить не мог. Хью постоянно повторял мне, что легкой жизни христианам никто не обещал, и побуждал не успокаиваться на достигнутом.

Классические евангелические свидетельства обычно достигают кульминации в момент «возрождения в вере»: когда герой в экстазе падает на колени, принимает Иисуса Христа как своего Господа и Спасителя и чувствует, как Иисус входит в его сердце. Такого «возрождения в вере» со мной не происходило, да я его и не ожидал. Вера моя была скорее в голове, чем в сердце. Однажды Хью начал звать меня с собой на выходные в христианский лагерь и конференц-центр «Тысяча сосен» в горах Сан-Бернардино, в двух часах езды от Лос-Анджелеса, на какую-то встречу мужчин-христиан. Мне не хотелось ехать. Я — пас, сказал я Хью. В христианстве я еще младенец, мне надо подрасти.

— Ничего не хочу слышать, — решительно ответил Хью (деликатностью он никогда не отличался). — Я за тебя уже заплатил. Все решено. Тебе это нужно, Билли. Нужно стать ближе к Богу. Поверь мне. Заеду за тобой в пятницу после обеда.

По натуре я интроверт, и мысль о выходных в обществе сотни незнакомцев из пресвитерианской церкви, куда я никогда не ходил, привела меня в ужас.

— Нет, Хью, спасибо, — сказал я. — Обещаю, я обязательно съезжу в следующем году.

— Буду у тебя в три, — ответил он. — И больше никаких разговоров!

Вот так, практически силком, он вывез меня в Сан-Бернардино. Добрых два часа мы тащились по запруженному в пятничный вечер шоссе Интерстейт-215, затем свернули и миль двадцать поднимались в горы по узкой извилистой двухколейке. Здесь тоже было на удивление много машин. Коричневый кустарник и чапараль уступили место величественным соснам — и тревога моя усилилась. Я уже знал, что на выходных мне предстоит петь о Боге, восхвалять Бога, беседовать об Иисусе, и все это — в большой и совершенно незнакомой компании. Все это слишком напоминало то христианство, с которым я чаще всего сталкивался в повседневной жизни и которое больше всего ненавидел: преподобного Джерри Фолуэлла, Пэта Робертсона и прочих телепроповедников, болтающих об «И-и-исюсе». Я предпочитал хранить свою веру при себе — без воплей и без жестов.

Войдя в конференц-зал в центре отдыха, прежде всего я заметил, что другие участники встречи — на вид самые обычные люди. Можно было подумать, они приехали не в христианский лагерь, а на баскетбольный матч. Самого разного возраста — от подростков до семидесятилетних стариков; школьники и студенты, врачи, юристы, подрядчики, слесари, инженеры, пенсионеры. Помимо любви к Господу, объединяла их ненасытная страсть к нездоровой пище. Столы в зале ломились от лакричных конфет «Ред Уайн», шоколадных плиток «Херши», больших коробок «МαМ», пакетов с сушками, банок кока-колы и пива.

Распорядок дня был очень прост. С утра группа встречалась в конференц-зале, кресла в котором были выстроены полукруглыми рядами, как в церкви. Здесь самодеятельный оркестр — на удивление неплохой — исполнял религиозные песни, тексты которых высвечивались на экране, по несколько песен за раз. Многие приходили в экстаз и начинали подпевать в полный голос, некоторые даже плакали.

Дальше наступила очередь личных свидетельств. Первым поднялся с места Бад — огромный, толстый, шумный строительный подрядчик, всеобщий друг-приятель, что-то вроде неформального лидера. За шоколадом и кока-колой он шутил и рассказывал анекдоты, но теперь мгновенно посерьезнел. Негромко и искренне он рассказал о том, что жена, с которой он прожил двадцать лет, его больше не любит, бизнес его — на грани разорения. Дожив до пятидесяти лет, он вдруг обнаружил, что жизнь его пошла насмарку.

— Жена сказала, что я больше не тот человек, которого она любила, который был ей нужен, — рассказывал Бад. По лицу его катились слезы, и он утирал их платком. — Она говорит: «Я не могу тебя больше уважать, не могу любить. Не понимаю, как с тобой дальше жить».

Кто-то шумно высморкался, и в зале вновь воцарилась мертвая тишина. Не часто мужчины бывают так откровенны друг с другом. Бад рассказывал дальше: о том, что жена много раз заговаривала с ним о его поведении, просила измениться, но он, считая, что браку двух христиан развод не грозит, пропускал ее слова мимо ушей. Почти никто в зале не знал, что семья Бада на грани распада. Его признание всех потрясло. Понимая это, Бад добавил, что мужчина, когда у него беда, обычно стыдится в этом признаться. И сам он молчал, терпел и надеялся, что все уладится само собой — пока не стало слишком поздно. Но это неправильно. О своих бедах нужно рассказывать другим, нужно просить помощи, когда тебе нужна помощь. Этого хочет от нас Бог.

Бад умолк.

— Помолимся за него, — негромко сказал кто-то.

Несколько друзей Бада, поднявшись, положили руки на его широкие плечи, и весь зал начал молиться

о нем, о его жене, об их браке, об их трех сыновьях.

Исповедь Бада потрясла меня и странным образом приободрила. Он по собственной глупости испортил себе жизнь, совсем как я. И, как и я, верит, что сможет найти выход, доверившись Богу. Но, глядя на широкую улыбку Бада, слыша его оглушительный хохот, невозможно было догадаться о том, какая боль терзает его изнутри. Я сразу ощутил близость с ним — и с того дня мы стали друзьями.

Далее последовала тематическая беседа о том, как жить христианской жизнью: вел ее приглашенный гость, пастор на пенсии. Скоро я начал понимать: расписание построено так, чтобы снять наши защитные механизмы. Наши занятия были активными (мы не только слушали, но и говорили, и пели), эмоциональными и утомительными. Спев еще несколько песен, мы расселись группами по шесть человек, чтобы откровенно поговорить о себе. Эту часть я еле вытерпел. Люди, которых я видел в первый раз, один за другим принялись делиться со мной и с прочими собеседниками самыми интимными подробностями своей жизни! Я постарался сказать как можно меньше. В заключение — еще несколько молитв.

Тот же цикл — пение, свидетельство, проповедь, беседы о личном, молитвы — повторился в субботу утром, в субботу вечером и в воскресенье утром. В субботу вечером после пения встал с места другой человек, бывший менеджер лет шестидесяти. Он сказал, что пример Бада придал ему смелости, он гоже хочет рассказать свою историю и просит всех за него помолиться. Год назад он потерял высокооплачиваемую работу в инженерной компании, а новое место никак не мог найти из-за возраста. Он прожил все свои сбережения и уже готов был сломаться, но наконец решил смириться и взяться за ту единственную работу, что ему предложили, — продавать автомобили. Слушатели прослезились и вознесли молитвы за этого мужественного человека.

В свободное время участники молились, гуляли в горах, спали или отправлялись в город, в местный ресторан, где на широком экране демонстрировались футбольные матчи местных команд. В субботу после обеда разбились на две команды и поиграли в баскетбол — результатом стали несколько растянутых мускулов и вывихнутых лодыжек. Завтракали и обедали вместе в столовой, живо напомнившей мне наше студенческое общежитие — надо сказать, воспоминание было не из приятных. Помимо нормальной еды, в лагере очень недоставало радио, телевизора и сна. Попробуйте-ка сомкнуть глаза в тесной комнатушке под раскатистый храп (и прочие телесные звуки) полудюжины взрослых мужчин!