Анатолий Афанасьев - Зона номер три

• Название: Зона номер три
• Автор: Анатолий Афанасьев
• Издательство: Мартин
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-900033-27-9

Напряженный криминальный сюжет, изобилие драматических и любовных сцен, остроумная, часто на грани гротеска, манера изложения безусловно привлекут к супербестселлеру Анатолия Афанасьева внимание самых широких кругов читателей.

---

По круговой разлили и выпили, все, кроме девицы, которая пожирала бородача огненным смятенным взглядом, а он на нее не глядел, разве что разок покосился.

— Вкусная, — похвалил Савелий, утерев рот ладошкой. — Спасибо… По какой же надобности прибыли, господа, ежели не секрет?

Тот же Эдвард ответил:

— Да вот Гилька, загорелась. Услыхала про тебя где-то. Вроде ты судьбу предсказываешь и все такое… Нам до фени, а ей любопытно. Вякни чего-нибудь. Получишь стольник.

— Заткнись, Эд, — гневно оборвала девица. — Извините нас, дорогой Савелий, что явились без предупреждения. Но мне правда надо с вами поговорить.

— Вижу, что надо, — теперь Савелий смотрел на нее с ласковой улыбкой. — Токо это ни к чему.

— Как ни к чему, Савелий?

— Судьбу промышляют не от скуки, от отчаяния. Когда деваться некуда. А тебе кто жить мешает? Красивая, богатая, все тебя обихаживают. Все у тебя есть. Зачем тебе судьба?

— Верно, батя, — восхитился Эдвард, — в самую точку попал. Все у ней есть, а чего нету, братаны дольют.

Вся компания, загрохотав, зашумев, ухватилась за стаканы. Настена подала свежей капустки. Ей было жалко девицу. На Руси никому нет счастья, а уж эта и вовсе звездный час прозевала. Чтобы знать ее судьбу, не надобно родиться Савелушкой. Ее судьба там, где помои погуще. Но видно ошиблась, потому что Савелушка говорил с ней тепло.

— Мечешься, — сказал он. — Это уже хорошо.

— Мечется, — опять встрял Эдвард, и в голосе зазвенела ярость. — Не хочет аборт делать. Уговори ее, мужик. У ней предок знаменитый. Прознает про наши делишки, за яйца подвесит. Верно, братва?

При этих словах побратимы заметно погрустнели, свеся на грудь буйные головы. Девица прошипела:

— Эдька, подлюка, еще слово, глаз выколю!

Савелий в охотку пожевал копченой колбаски.

— Давайте так, господа! Вы на воле покурите, а мы с девушкой обмолвимся словцом.

— Брысь отсюда! — цыкнула Гиля и глянула на Савелушку уж совсем каким-то преданным, песьим взглядом. Братва, прихватив пару бутылок, послушно потянулась на двор. Настена затаилась за занавеской.

Савелий обратился к девице с еще пущей лаской:

— С порчеными давно якшаешься?

— С детства, Савелий. Сволочи правду сказали: папочка у меня один из первых по Москве людей. Банкир, миллионер, теперь в правительстве сидит. Он меня и сбил с пути. Изнасиловал, когда мне тринадцати не было. А уж дальше само покатилось.

— Грех тяжкий, — кивнул Савелий. — С наскоку не отмолить. Обо мне откуда прознала?

— Бабка на рынке шепнула. Я у многих перебывала. К самому Чумаку ходила. Все напрасно. Не могу больше, тяжко.

— Чего же боишься, жить или помереть?

— И то и другое.

Савелий протянул к ней руку, погладил по щеке. Девушка пылко поцеловала его ладонь.

— Твою беду не поправишь. Яд не в тебе, в воздухе.

— Оставь здесь пожить, — взмолилась девица. — Услужать буду, что хочешь делать. Ну пожалуйста, оставь, пригожусь ведь.

Различив блудливый блеск в ее очах, Савелий отстранился.

— Невозможно, девонька.

— Почему?

— Сам на Москву собираюсь. Там, может, увидимся, даст Бог.

Настена за занавеской ухватилась за грудь. Еще прежде, чем он это выговорил, поняла, что уйдет. Значит, знак ему был. С печи слетел воробушком, колбасу жрал, как хлеб. Водки выпил. Она догадывалась, зачем он нацелился в Москву. Все тело от горя обмякло, как студень.

— Да, да, матушка, — шумнул ей Савелий. — Иди за стол. Чарку примем на посошок.

Настена не послушалась. Упала на пол, сжимала обеими руками колесо в груди, которое жгло огнем.

Глава 10

Расположились на высоком, обитом бархатом помосте, посреди яблоневого сада, усеянного светлячками иллюминации. Внизу, за длинными столами — охрана, прихлебатели, гости, челядь. Пируют вперемежку — первобытный срез демократии. Чуть дальше — просторная поляна, освещенная кострами, где гуляет, ликует беззаботный народ. Языческий обряд, проводы Ярилы. Скоро, чуть нахлынет тьма — пик торжеств, ритуальное жертвоприношение. Мсье Дюбуа держался с достоинством, хотя малость осовел от избытка шума, питья и впечатлений. Бог весть, что ему чудится, погруженному в коньячные грезы, но Мустафа не сомневался, что гость сумеет оценить по достоинству необычное шоу.

С удовольствием пригубил чашу с густым, пахнущим травами медом, прокатил по деснам липко-тающий колобок. Его лицо, озаренное закатом, казалось высеченным из темного, блестящего сланца. Они продолжали разговор, который вели уже несколько минут.

— Другой возможности не будет, — сказал Донат Сергеевич с убежденностью пророка. — Или мы взнуздаем мир сегодня — или никогда. Чернь опомнится и хлынет из всех щелей, как из вскрывшихся фурункулов. Нас смоет гноем, дорогой Дюбуа.

— Чего ты хочешь, — усмехнулся француз. — Не дури мне голову. Я не люблю играть в загадки.

— Никаких загадок, — по каменному лику скользнула гримаса неудовольствия. — Суть в том, что огромные человеческие стада испокон века, тысячелетиями подчиняются первобытным инстинктам. В двадцатом веке это очевиднее всего проявилось в России. Эту страну целое столетие трясет пещерный колотун. Мы можем ей помочь, и мы ей поможем. Наша маленькая Зона — всего лишь лабораторный опыт, но он, как видишь, удался. Из этого семечка, уверяю тебя, вырастет могучее дерево. Разве тебя не волнует возможность превращения миллионов скотов в организованные коллективы счастливых, трудолюбивых личностей?

Мсье Дюбуа поудобнее откинулся на гору подушек.

— Наверное, ты не сумасшедший. Наверное, ты мечтатель. Но все же скажи, что я с этого буду иметь? Какой процент прибыли? Назови цифры.

— Ты не совсем врубился. За деньги можно купить многое, но не все. В Зоне ограничений нет. Исполнение всех желаний, вот что ты получишь за свои жалкие доллары. Власть, любовь, покой, трепет зачатия, смертные судороги — без всяких налогов. Возвращенный Эдем — вот что такое Зона. С благословения Господня поднятая нашими руками.

— Ты часто поминаешь Бога, — задумался мсье Дюбуа. — Разве ты верующий человек?

— А как же! — Мустафа сделал вид, что обиделся. — Нет ни эллина, ни иудея. Есть только победители и побежденные. Как можно не верить тому, кто это сказал.

— Он сказал не совсем то и при других обстоятельствах, — возразил мсье Дюбуа.

Завязавшийся спор прервал Клепало-Слободской, по знаку Мустафы поднявшийся на помост. Фома Кимович был обряжен в некое подобие монашеского балахона. Тусклый лик кривился в подобострастной улыбке.

— Это мой писатель, — представил его гостю Мустафа. — Он изображает волхва. Садись, Фома, выпей с нами.

Писатель опустился на подушки, принял из рук хозяина чашу с медом. Приник к ней жирными губами.

— Обрати внимание, дорогой Дюбуа, — заметил Донат Сергеевич. — Народ этой страны привык слепо подчиняться любой власти. И пример ему всегда подают писатели и актеришки. За это мы им хорошо платим. Благодаря своим талантам они превратили холуйство в род искусства. Верно говорю, Фома?

— Ты всегда говоришь верно, — писатель оторвался от чаши. — Но сейчас соврал.

— Почему это?

— История против тебя. Восстания, бунты, революции — это тоже Россия.

Мустафа благодушно похлопал старика по плечу.

— Все так. Но уверяю тебя, неукротимость российского раба всего лишь оборотная сторона его покорности. Не бывает света без тени.

Тем временем действие, разворачивающееся на поляне, приближалось к какой-то кульминации. Лихо отплясывающие под гармошку мужики и бабы сдвинулись в одну сторону и вдруг разомкнули хоровод. Многие попадали прямо на траву. В призрачном свете костров восторженно пылали лица. Мсье Дюбуа поначалу не понял, куда устремлены все взгляды, потом увидел. К высокому дереву была привязана голая женщина, ее ноги едва касались земли.

— На, возьми, — Мустафа протянул французу театральный бинокль с особой оптикой. Приставя его к глазам, восхищенный гость различил не только подкрашенные соски красавицы, но и ленту поперек туловища, на которой черной вязью было выведено: «ЗАСРАНКА».

— Что значит «засранка»? — поинтересовался он. — Она кто такая? Коммунистка, что ли?

— В том-то и дело, что нет, — самодовольно пояснил Донат Сергеевич, — В Зоне нет идеологии. Ничто так не разделяет общество, как идеология, мы ее отменили. Никаких коммунистов и демократов. Вообще никаких политических воззрений. Как сказано, Господь один для всех, — неожиданная сентиментальная нотка зазвучала в голосе Мустафы. — Результаты, дорогой Дюбуа, поразительные. В Зоне мы наконец вырастили счастливого россиянина. Из говна слепили конфетку. Ты же видел, как беззаботно они поют и пляшут. Как самозабвенно предаются веселью. Не скрою, немного горжусь ими. Это же все, в сущности, мои дети.