Лев Безыменский - OCOБAЯ ПАПКА «БАРБАРОССА»

• Название: OCOБAЯ ПАПКА «БАРБАРОССА»
• Автор: Лев Безыменский
• Издательство: Издательство Агентства печати Новости,
• Жанр: История
• Год: 1978

---

Завершение подготовки Германии к войне против Польши приурочено к июлю — августу...»[152].

Далее в сообщении говорилось:

«Весь этот проект встречает в Берлине лишь одну оговорку. Это — возможная реакция Советского Союза»[153].

Таким образом, картина становилась довольно ясной: замысел Гитлера начать войну в августе — сентябре можно было считать определенным. Наличие такого намерения подтвердил и Рудольф фон Шелия, который рассказал 7 мая 1939 года:

«За последние дни в Варшаву прибыли: 1) ближайший сотрудник Риббентропа Клейст с заданием определить настроение в Польше; 2) германский военно-воздушный атташе в Варшаве полковник Герстенберг, возвратившийся из информационной поездки в Берлин;

3) германский посол в Варшаве фон Мольтке, который ио указанию Гитлера был задержан почти на целый месяц в Берлине и в настоящее время, не получив директив о дальнейшей политике в отношении Польши, вновь занял свой пост. Сообщения Клейста и Герстенберга о нынешних планах Германии были идентичными. Мольтке в ответ на заданный ему вопрос заявил, что он также слышал в Берлине об отдельных частях этих планов...

По мнению немецких военных кругов, подготовка удара по Польше не будет завершена раньше конца июля. Запланировано начать наступление внезапной бомбардировкой Варшавы, которая должна быть превращена в руины. За первой волной эскадрилий бомбардировщиков через 6 часов последует вторая, с тем чтобы завершить уничтожение. Для последующего разгрома польской армии предусмотрен срок в 14 дней...

Гитлер уверен, что ни Англия, ни Франция не вмешаются в германо-польский конфликт»[154].

Какова же была позиция польских и английских мюнхенцев? Об этом Шелия информировал своего собеседника 25 мая:

«Фон Шелия рассказал, что по инициативе вицеминистра иностранных дел Польши Арцишевского германский посол фон Мольтке 19 или 20 мая был вместе с Арцишевским на завтраке у болгарского посланника в Варшаве. Арцишевский действовал с согласия Бека. Арцишевский говорил, что Бек весьма неохотно принимает участие в проведении нынешней политики Польши и, конечно, был бы готов договориться с Германией, если бы удалось найти какую-либо форму, которая не выглядела бы как капитуляция. Бек считает, что война между Германией и Польшей была бы бессмыслицей, из которой извлекли бы выгоду лишь другие. Какое большое значение Бек придает тому, чтобы не раздражать Германию, показывает та сдержанность, которую Польша проявляет в отношении переговоров о пакте между Западом и Советским Союзом»[155].

Когда же советско-франко-английские переговоры стали реальностью, усилия гитлеровской дипломатии были сосредоточены на том, чтобы не допустить создания единого антинацистского фронта. Так, 7 августа 1939 года из высказываний немецкого военно-воздушного атташе в Польше Герстенберга стало известно:

«В настоящее время решение принято. Еще в этом году у нас будет война с Польшей. Из совершенно надежного источника я [то есть Герстенберг. — Л. Б.j знаю, что Гитлер принял решение в этом смысле. После визита Вольтата в Лондон Гитлер убежден в том, что в случае конфликта Англия останется нейтральной. Переговоры западных держав с Москвой п входят неблагоприятно для нас. Но и это является для Гитлера еще одним доводом в пользу ускорения акции против Польши. Гитлер говорит себе, что в настоящее время Англия, Франция и Советский Союз еще не объединились; для достижения соглашения между генеральными штабами участникам московских переговоров потребуется много времени; следовательно, Германия должна до этого нанести первый удар. Развертывание немецких войск против Польши и концентрация необходимых средств будут закончены между 15 и 20 августа. Начиная с 25 августа следует считаться с началом военной акции против Польши»[156].

Итак, имея возможность суммировать данные, поступавшие в Москву по всем возможным каналам — от советских дипломатов, от друзей нашей страны за рубежом, от нашей внешнеполитической разведки, — Советское правительство шло по единственно верному пути срыва замыслов империалистических держав. В сложнейшей обстановке оно должно было искать средства для обеспечения интересов первой в мире страны социализма.

«Перед Коммунистической партией и Советским правительством, — отмечается в «Истории КПСС», — со всей остротой встала задача не допустить международной изоляции СССР, создания единого империалистического фронта. При решении этой важнейшей внешнеполитической задачи партия руководствовалась указаниями В. И. Ленина, который неоднократно подчеркивал необходимость использования разногласий между империалистическими державами, чтобы затруднить их объединение в антисоветских целях. Он говорил: «...правильна ли наша политика использования розни между ними (империалистами. — Ред.), чтобы затруднить для них соединение против нас? Конечно, такая политика правильна»...»[157].

Именно из этих ленинских указаний исходили Коммунистическая партия и Советское правительство, решая принять неоднократно выдвигавшееся Германией предложение заключить с ней договор о ненападении. Советско-германский договор о ненападении был подписан 23 августа 1939 года сроком на десять лет.

Если бы ждали дольше...

Очень трудно исследовать гипотетические положения и точно сказать, что случилось бы, если бы Советский Союз осенью 1939 года продолжил бесконечные тройственные переговоры.

Все же иногда бывает полезно рассмотреть возможное, чтобы понять реальное. Попытаемся же разобраться в данной гипотетической ситуации по частям.

Проблема первая: что дало бы продолжение тройственных переговоров?

Этот вопрос я задавал Ивану Михайловичу Майскому и Николаю Герасимовичу Кузнецову. Оба убеждены, что затягивание переговоров с англо-французской стороны носило не тактический, а «стратегический» характер. Ни Англия, ни Франция не имели целью заключить соглашение — в противном случае они могли бы заставить Польшу и Румынию дать согласие на пропуск советских войск через свою территорию. Сама идея договора с СССР казалась таким деятелям, как Чемберлен, немыслимой.

Не следует забывать, подчеркивал И. М. Майский, что в то время мы имели дело не с Англией Черчилля, а с Англией Чемберлена и Галифакса.

По свидетельству Н. Г Кузнецова, в среде советской делегации поведение английских и французских уполномоченных вскоре~ после начала переговоров вызвало серьезное недоверие, и это недоверие потом лишь укреплялось. Таково же было мнение И. В. Сталина, которому советская делегация каждый день докладывала о ходе переговоров.

Но если бы Советский Союз уступил своим западным партнерам и не прервал переговоры, а стал ждать ответа? Существовал ли шанс, что Польша и Румыния изменят свою позицию?

Если вернуться к трудным дням августа 1939 года, то хроника этих дней говорит: 21 августа 1939 года польское правительство снова категорически заявило, что оно не разрешит пройти советским войскам. Такова же была позиция Румынии. Правда, 23 августа полковник Бек дал свое согласие — но не на проход советских войск, а па «возможное сотрудничество» Польши и СССР в случае германской агрессии. Однако даже в этой ситуации Бек ставил условия, а именно: он соглашался лишь «на рассмотрение во время переговоров в Москве всех гипотез возможного сотрудничества». В принципе это согласие ничего не значило. Во-первых, оно было дано слишком поздно, то есть тогда, когда и Галифакс, и Бек уже знали, что польский ответ ничего не изменит. Во-вторых, оно означало лишь еще одну оттяжку. Да к тому же абсолютно неясно, поступило ли бы вообще это согласие, если бы не сообщение о визите Риббентропа в Москву. Бек дал согласие 23 августа, уже зная о визите и будучи почти уверенным, что это его согласие никому не нужно.

Тогда напрашивается другой вопрос: можно ли было подписывать соглашение на основе англо-французских предложений? Предположим, что СССР все-таки подписал военную конвенцию, проект которой предлагали Англия и Франция. Этот проект, как известно, содержал три пункта:

конвенция осуществляется «как следствие постановлений договоров» в тех случаях, которые предусмотрены этими договорами;

союзники обязываются установить «непрерывные, прочные и долговременные фронты» на восточных и западных границах Германии;

союзники будут «действовать всеми своими силами... на всех... фронтах до низвержения германской мощи», и их решения будут «согласовываться по мере развития событий».

...И вот начинается война. Германия вторгается в Польшу. Все три страны, подписавшие конвенцию, вступают в состояние войны — но с одной особенностью. Англия и Франция остаются в своем «прекрасном далеке»: Англия — за Ла-Маншем, а Франция, согласно подлинному плану Гамелена (а не обещаниям Думенка), спокойно наблюдает за событиями из-за линии Мажино. Зато обе они достигают желанной цели: Советский Союз вовлечен в мировую войну. Вермахт быстро проходит через Польшу, а Советский Союз не может ввести в Польшу свои войска. Через 2 — 3 недели вермахт уже на советских границах, и перед ним СССР, находящийся в состоянии войны с Германией. Итог — война в 1939 году.