Василий Молодяков - Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

• Название: Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио
• Автор: Василий Молодяков
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-94538-445-3

Книга историка В.Э.Молодякова – первое большое исследование по истории концепции „континентального блока“ Германии, СССР и Японии и усилий по ее реализации. На рубеже 1940-1941 гг. „континентальный блок“, каким он рисовался Хаусхоферу, Риббентропу и Сиратори, был возможен. Причем возможен в силу не „сговора диктаторов“ и тем более не „единства тоталитарных идеологий“, но в силу общности глобальных геополитических интересов трех сильнейших стран Евразии. Почему не состоялась „ось“ и кто в этом виноват? В первую очередь Гитлер – он остался верен атлантистским и русофобским настроениям своей юности, которые умело подогревали заинтересованные люди как в самой Германии, так и за ее пределами… Данное исследование – это, по словам автора, не последнее слово об истории несостоявшейся „оси“ Берлин-Москва-Токио, но прежде всего „информация к размышлению“.

---

Опираясь на информацию НКИД (и, вероятно, разведки), Литвинов так комментировал события полпреду в Лондоне Майскому: «Как известно, Италия до последнего времени уклонялась от подписания намеченного японо-германо-итальянского союзного договора, опасаясь срыва поездки Чемберлена в Рим. Однако, как только поездка была окончательно решена, Чиано и Муссолини стали торопить вновь приехавшего японского посла <Сиратори. – В.М.>, настаивая на подписании договора в течение января. Эту торопливость они объясняли желанием нейтрализовать в общественном мнении впечатление от визита Чемберлена, которому придается преувеличенное значение, и подтвердить прочность «оси»».[203] По словам наркома, Муссолини якобы предлагал распространить действие пакта и на США. Американский посол в Риме Филлипс, находившийся в неведении, не на шутку встревожился и поспешил за разъяснениями к Сиратори и Чиано. Из разговора с первым он понял, что правительство Японии еще не приняло окончательного решения, а второй вообще заявил, что ввиду очевидной близости трех держав заключение специального пакта не является делом ближайшего будущего.[204] Однако Литвинов, сообщая полпреду в Италии Штейну «точные данные» о будущем договоре, указал: «Можете поделиться ими с Филлипсом»,[205] – очевидно, зная о беспокойстве последнего и желая его усугубить. Штейн не замедлил исполнить поручение и передал информацию Филлипсу, который «очень благодарил и сказал, что вопрос его исключительно интересует», а затем пересказал свои разговоры с Сиратори и Чиано в точном соответствии с тем, что ранее сообщал госсекретарю Хэллу.[206]

Столь нелюбимые Риббентропом «лавочники» беспокоились все больше. Очевидно, под свежим впечатлением неудачного визита в Рим Галифакс писал английскому послу в Токио Крейги: «Антикоминтерновский пакт даже в нынешнем виде – реальная угроза для нас».[207] 4 февраля Крейги явился к Арита и внушительно сказал ему, что «укрепленный» Антикоминтерновский пакт будет воспринят Лондоном как союз, направленный против Великобритании, а не против коммунизма, и что участие в нем Японии сделает англо-японское взаимопонимание и сотрудничество невозможными (вспомним доклад Риббентропа Гитлеру за год до того!). Арита отвел эти упреки с помощью традиционных аргументов и постарался успокоить собеседника известием, что пакт еще далек от подписания.[208] Примечательный нюанс обозначился во время одной из их следующих встреч: Арита заявил, что в Токио делают различие между Антикоминтерновским пактом как сугубо политическим соглашением и «осью» Берлин-Рим, в которой сотрудничество партнеров выходит за рамки политики, но в которой Япония не участвует.[209]

25 февраля миссия Ито прибыла в Италию. Ознакомившись с проектом договора, Сиратори с ходу отверг его как бесперспективный и неприемлемый для потенциальных союзников. В 1946 г. на следствии Ито показывал: «Моя миссия с Сиратори окончилась в один день… Он сказал мне, что прежде всего обсудит все с Осима. Это все, что он" мне сказал». После двухдневного осмотра достопримечательностей (в это время недовольный посол, по словам Ито, от политических дискуссий упорно воздерживался) делегация отправилась в Берлин, куда одновременно – но в другом поезде! – выехал Сиратори. Главные события, конечно, происходили в столице Третьего рейха. Реакция Осима на привезенные Ито документы была не менее резкой. Посовещавшись наедине, Сиратори и Осима пришли к единому мнению, что проект Хиранума-Арита несовместим с согласованным германо-итальянским проектом, и решительно выступили против него. Поначалу Осима вообще отказался передавать документы Риббентропу (неслыханный для посла шаг!), что вызвало его конфликт с посланцем из Токио, который строго придерживался традиционных представлений не только о дипломатии, но и о субординации. Разъяснения Ито, что проект является окончательным (в этом перед отъездом из Токио его категорически уверяли и Арита, и Хиранума), оба посла попросту проигнорировали. Не посвящали они его ни в свои мысли и планы, ни в содержание телеграмм, отправлявшихся ими в министерство.[210]

Как и ожидалось, камнем преткновения стал вопрос о направленности договора исключительно против СССР и об ограниченности японской военной помощи. Позже Риббентроп писал Отту о берлинских переговорах: «Кабинет в Токио обосновывал необходимость подобного ограниченного толкования пакта тем, что Япония в данный момент по политическим и особенно по экономическим соображениям еще не в состоянии открыто выступить в качестве противника трех демократий. Осима и Сиратори сообщили в Токио о невозможности осуществления также и этого пожелания японского правительства и информировали меня и Чиано, опять-таки в строго конфиденциальном порядке, о развитии этого вопроса. Как Чиано, так и я не оставили никакого сомнения в том, что нас не устраивает заключение договора с такой интерпретацией, прямо противоречащей его тексту».[211]

Осима сообщил Арита о негативной реакции партнеров на присланный проект, дав понять, что сам он в целом солидаризуется с ними, а не со своим начальником [После войны на следствии Осима утверждал, что не он отступил от принятой линии правительства, а само правительство изменило свою позицию, не обозначив это с достаточной четкостью и тем самым поставив послов в трудное положение.]. Затем он перешел к более решительным действиям: созвал на совещание в Берлин японских послов в европейских странах, запросив у Арита разрешения, но не дожидаясь ответа. Интересный рассказ об этом оставил Того: «Я подозревал, что предлагаемая встреча является попыткой создать единый фронт для давления на министерство иностранных дел в этом вопросе. Сам я был против такого союза и считал, что если дело пустить на самотек, Японии будет нанесен серьезный ущерб. Поэтому я решил ехать в Берлин. Поскольку даже на самую быструю поездку из Москвы в Берлин требовалось два дня, я подумал, что не успею на берлинскую встречу, если буду ждать ответа из Токио <т.е. разрешения на поездку. – В.М.>. А посему просто направил в министерство иностранных дел телеграмму с сообщением о своем отъезде в Берлин в связи с предложением посла Осима. Как я выяснил по прибытии в Берлин, министерство иностранных дел не одобрило эту встречу, и, кроме меня, на ней присутствовал только посол в Италии Сиратори. В тот вечер на приеме в японском посольстве я выразил твердую убежденность в отсутствии необходимости в Трехстороннем союзе, но, разумеется, достичь единства мнений присутствующим не удалось. На следующий день рано утром я посетил министра-посланника Ито и сказал ему, что, вопреки расчетам сторонников Трехстороннего союза, он не будет способствовать урегулированию «Китайского инцидента», а, скорее, втянет Японию в какой-нибудь европейский конфликт… Я настойчиво призывал его немедленно вернуться в Токио и противодействовать заключению союза. На следующий день я выехал из Берлина в Москву».[212]

Непреклонный Ито не собирался отступать от полученных инструкций. Арита был встревожен самоуправством подчиненных и решил приструнить их, но имел в распоряжении немного средств для этого. Осима продолжал обнадеживать Риббентропа, который даже теперь не терял надежды на привлечение Японии в союз, о чем говорил Чиано по телефону 4 марта. Однако Рим все больше склонялся к «пакту двух». Появились и новые мотивировки такого решения: «Япония в качестве нашего союзника, – записал Чиано в дневнике днем раньше, – решительно толкнет Соединенные Штаты в объятия западных демократий».

Весна больших разочарований

6 марта ситуация прояснилась, когда Чиано получил обстоятельный доклад из Берлина о событиях последних дней. Сиратори и Осима, наконец обрисовали Риббентропу и Аттолико сложившуюся в Токио ситуацию. Осима подтвердил, что его правительство в принципе согласно присоединиться к пакту, но уклончиво сказал, что полученные инструкции требуют уточнений и что вопрос еще не решен. Сиратори в отдельной беседе с Аттолико в тот же день зашел гораздо дальше. По его мнению, пакт с конкретными политическими и военными обязательствами совершенно необходим, но, наверно, ни одно японское правительство не согласится на такой альянс. В любом случае, добавил он, нынешний кабинет не сможет заключить такой союз. Для этого в Токио должны смениться как минимум одно-два правительства.

Сиратори подчеркнул, что он не одобряет альянс, направленный исключительно против СССР, потому что конфликт трех держав с Москвой – только один из многих возможных вариантов развития событий. Затем он не без грусти сказал, что механизм и темпы принятия решений в Японии существенно отличаются от существующих в Европе, особенно в авторитарных условиях Германии и Италии, где все вопросы могут быть решены в течение нескольких часов по телефону. К этому можно добавить, что Риббентроп, в это же время беседовавший с Осима, предложил ему в случае задержки ответа немедленно лететь в Токио на немецком самолете, а потом был готов уже и сам отправиться в Японию, чтобы покончить с «патовой» ситуацией в переговорах. Получив доклад Аттолико, Чиано записал: «Возможно ли на самом деле как следует вовлечь далекую Японию в европейскую политическую жизнь, в жизнь, которая становится все более сложной и непредсказуемой, которая может в любую минуту измениться в результате простого телефонного звонка». И двумя днями позже: «Задержки и вся японская манера вести дела заставляют меня скептически относиться к самой возможности сотрудничества между фашистским и нацистским динамизмом и флегматичной медлительностью Японии».