Самуил Вермель - Москва еврейская

• Название: Москва еврейская
• Автор: Самуил Вермель
• Издательство: Дом еврейской книги
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-98307=004-0

Непросто складывалась история еврейского населения российской столицы. Периоды культурного и экономического роста сменялись новыми притеснениями и вспышками антисемитизма. И все же евреи безусловно внесли ценный вклад в культурно-исторический облик нашего многонационального города. «Москва еврейская» знакомит читателя с малоизвестными материалами о евреях — жителях столицы, обширным исследованием С. Вермеля «Евреи в Москве» (публикуемым по архивной рукописи), современным путеводителем по памятным местам «еврейской» истории города и другими, не менее интересными материалами. Из них становится очевидным, сколь тесно переплетена история Москвы с историей еврейского народа.

---

За купцами власти следили постоянно; канцелярия московского генерал-губернатора была заполнена донесениями полицейских. 10 марта 1846 г. городской пристав направляет рапорт обер-полицмейстеру Н. Д. Лужину, сообщая, что «2-й гильдии купец Герш Бройдо в настоящее время ведет себя хорошо, в предосудительных поступках замечен не был, занимается он покупкой бакалейного товара».

От евреев власти требовали неукоснительного соблюдения указа императора о запрете на ношение еврейской одежды, и 14 марта 1846 г. из канцелярии генерал-губернатора полицейским направляется предписание, чтобы «приезжающие в Москву евреи в публичных местах и на улицах не показывались в непозволительной одежде».

Приезжие купцы страдали и от поборов городовых, дворников, платили завышенные цены за упаковку товара; в 1847 г. обитатели подворья обратились к правительству с настоятельной просьбой о даровании льгот и указали на все тяготы проживания и непомерные поборы. Из Санкт-Петербурга прибыл чиновник особых поручений Компанейщиков; во время ревизии были выявлены многие злоупотребления. Генерал-губернатор Москвы граф Закревский быстро отреагировал на ревизию: он лично посетил подворье, беседовал с его обитателями и распорядился снизить цены за проживание. 5 июня 1856 г. приезжим евреям было разрешено повсеместно селиться в Москве, но Глебовское подворье на протяжении долгих лет продолжало быть центром национальной жизни еврейской общины. Прибывавшие в Москву даже на ограниченное время евреи вносили в жизнь города национальные элементы: они ревностно придерживались кошерной пищи, привозили из родных мест резника, одна из комнат подворья была превращена в молельню. Несмотря на ограниченные права, купцы привыкали к московской жизни, были в курсе городских новостей.

В 1839 г. до обитателей Глебовского подворья дошла весть о привезенных из Славут в Бутырскую тюрьму двух евреях — братьях Пинхасе и Самуиле. На родине они издавали религиозную литературу. В 1838 г. один из наборщиков типографии повесился; началось следствие, и дело было передано в военный суд. Причастность владельцев типографии к смерти наборщика не была доказана, но решение суда оказалось чрезвычайно строгим даже для того времени: славутских издателей прогнали через строй и направили через Москву на поселение в Сибирь. Как полагают исследователи, столь жестокое наказание и личное внимание Николая I к процессу были связаны с укрывательством в типографии детей от военной службы. Шкловские купцы узнали об узниках Бутырок, осужденных на мучения за столь праведное дело. Обитатели Глебовского подворья пересказывали волнующую душу историю, как во время жестокой экзекуции у Пинхаса упала ермолка и стоял он под палочными ударами, не двигаясь с места, пока его голову не покрыли головным убором. После истязания осужденные тяжело заболели и вряд ли сумели бы выдержать далекий путь по этапу в Сибирь. Купцы обратились с прошением к генерал-губернатору князю Голицыну, добились медицинского освидетельствования и перевода осужденных в тюремную больницу. Государь, несмотря на многие прошения, не отменил приговор, но и не настаивал на его немедленном исполнении. Князь Голицын проявил сочувствие к больным изувеченным людям, и по его распоряжению узников перевели в богадельню, куда приезжие евреи могли доставлять кошерное питание. Почти 20 лет братья провели в Москве и вернулись в Славуты только в 1856 г. после освобождения.

В 40-х годах XIX в. в Москве появились солдаты-евреи, имевшие после окончания службы право на постоянное жительство в городе. 26 августа 1827 г. Николай I подписал указ о призыве евреев на военную службу; в документе говорилось о желании государя «уравнять рекрутскую повинность для всех состояний» и выражалась уверенность, что «образование и способности, кои приобретут евреи в военной службе, по возвращении их после выслуги узаконенных лет сообщатся их семействам для вящей пользы и лучшего успеха в их оседлости и хозяйстве». За этими общими фразами скрывалась государственная программа создания единой православной России. Император, преследовавший старообрядцев, униатов, сектантов всех толков, стремился «перевоспитать» евреев, то есть крестить их через казарму. Поэтому велено было в армию брать детей в возрасте 12 лет; ребят направляли в кантоны — военные училища, созданные в начале XIX в. для солдатских детей. Предполагалось, что мальчики, оторванные от семьи и национальной среды, войдут в строй православными солдатами. В «Уставе рекрутской повинности и военной службы евреев» указывалось, что десять рекрутов приходится на 1000 человек. Криком ужаса, плачем, многодневными постами, молитвами и даже волнениями ответило еврейское население черты оседлости на царский указ; детей прятали, калечили, родители в отчаянии писали послания Всевышнему и вкладывали записки в руки умерших родственников, надеясь, что покойники сумеют быстрее доставить их просьбы. Евреи так же трагически воспринимали «набор», как жители русских деревень. 25-летняя служба в армии воспринималась по всей стране как страшное горе. Вспомним слова Н. А. Некрасова: «…и ужас народа при слове „набор“ подобен был ужасу казни».

Ответственность за выполнение указа власти возложили на кагал. Руководители общины в местной среде находили людей, которые за деньги вылавливали несчастных детей и, не обращая внимания на возраст, здоровье, доставляли их в военное присутствие, получая за каждого ребенка вознаграждение. Юных новобранцев собирали и группами направляли в отдаленные губернии. Не всем суждено было добраться до указанного места.

А. И. Герцен, находившийся в ссылке вблизи Вятки, в своей книге «Былое и думы» вспоминал о встрече с офицером, сопровождавшим несчастных детей в назначенное место: «Видите, — рассказывает офицер пожилых лет, добродушный служака, — набрали ораву проклятых жиденят восьми-девятилетнего возраста… Сначала было их велели гнать в Пермь, да вышла перемена — гоним в Казань… Половина не дойдет до назначения… Мрут, как мухи; жиденок, знаете, эдакой чахлый, тщедушный… не привык часов десять месить грязь да есть сухари… Опять — чужие люди, ни отца, ни матери, ни баловства… что можно с ребятишками делать?» Писатель с душевной болью смотрит на ребят: «Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких, толстых солдатских шинелях с стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат… Белые губы, синие круги под глазами — показывали лихорадку или озноб. И эти больные дети без ухода, без ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря, шли в могилу. И притом заметьте, что их вел добряк офицер, которому явно было жаль детей… Я взял офицера за руку и, сказав: „Поберегите их“, бросился в коляску; мне хотелось рыдать; я чувствовал, что не удержусь…»[3].

Тех, кто выживал после дальнего перехода, направляли на учебу в военные школы-кантоны, и многие дети, не выдержав жестоких наказаний и угроз, крестились, что сразу улучшало их положение; юные неофиты получали денежное вознаграждение и расположение начальства. Чтобы навсегда стереть у мальчиков память о родителях, национальных корнях, им при крещении давали новые имена, и в полку появлялись Алексеевы, Васильевы, Ивановы. В конце XIX в. в литературных журналах публиковались рассказы В. Н. Никитина о евреях-кантонистах; Виктора Никитича еще ребенком взяли в армию, крестили; отслужив положенный срок, он сделал карьеру на гражданской службе и при этом активно сотрудничал в еврейских русскоязычных изданиях; его очерки и рассказы описывали горькую судьбу еврея-кантониста.

Обратимся к мемуарам В. А. Гиляровского; в автобиографическом очерке «В полку» автор представил читателям, своего наставника по службе капитана Ивана Ивановича Ярилова: «Стройный, подтянутый, с нафабренными черными усами и наголо остриженной седой головой, он держался прямо, как деревянный солдатик, и был всегда одинаково неутомимым, несмотря на свои полсотни лет…

Капитан в минуты откровения рассказывал молодым офицерам о прошлом:

— Да вы, господа юнкера, думаете, что я Иван Иванович Ярилов? Да?

— Так точно.

— Так, да не точно. Я, братцы, и сам не знаю, кто я такой есть. Не знаю ни роду, ни племени… Меня в мешке из Волынской губернии принесли в учебный полк. Ездили воинские команды по деревням с фургонами и ловили по задворкам еврейских ребятишек, благо их много. Схватят в мешок и в фургон. Многие помирали дорогой, а которые не помрут, приведут в казарму, окрестят, и вся недолга. Вот и кантонист».

Но не все евреи, призванные на военную службу, становились выкрестами. Многие, более стойкие, помнившие наказы родителей, не забывали заповедей Торы, отказывались от обещанного вознаграждения, переносили все тяготы военной службы, сохраняя приверженность к национальной традиции. В армию также брали взрослых, уже сформировавшихся физически и духовно людей.