Владимир Мальцев - Пещера мечты. Пещера судьбы

• Название: Пещера мечты. Пещера судьбы
• Автор: Владимир Мальцев
• Издательство: Астрель
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1997
• ISBN: 5-7947-0046-7

Уважаемые читатели! Предлагаемая вашему вниманию книга посвящена Кап-Кутану — одной из самых знаменитых пещер, входящих в десятку красивейших в мире. Она написана спелеологом, прошедшим под землей свыше тысячи километров и опубликовавшим около сорока научных робот, посвященных пещерам. В данном произведении, пожалуй впервые в отечественной литературе, предпринята попытка в художественной манере рассказать об исследовании пещер на примере Кап-Кутана и на примере одной из команд спелеологов. Автор не скрывает своей, во многом субъективной, позиции по отношению к описываемым событиям, людям. Это позиция нашла отражение и в выборе стиля изложения, лексики, даже в отношении к некоторым общепринятым грамматическим нормам. Однако мы надеемся, что книга будет интересна и тем, кто увлекался и увлекается спелеологией, и тем, кто просто любит литературу о путешествиях, и тем, кто еще только пытается найти себе дело по душе.

---

Следующий этап в истории пещер не то, чтобы совсем обычен, но — более понятен. При быстром поднятии плато по водотокам врезались каньоны. Как только каньоны почти дошли до главного уровня пещер, вода стала уходить под землю, освобождая имевшиеся объемы и наращивая новые. Причем это произошло именно с главным уровнем. Более мелкие верхние этажи не были способны на перехват всей воды, а потому каньоны быстро врезались глубже, и эти этажи так и остались узкими до непроходимости и забитыми древней слегка окаменелой глиной. Именно эти этажи и образуют те сотни дыр в стенах, которые видны с каждой точки на дне. На самом деле пещеры имели и другие способы «добывания» воды, кроме отъема ее у каньонов, но об этом дальше.

Настоящие входы в главные пещеры массива выглядят совершенно иначе. То есть в большинстве случаев они никак не выглядят, потому что их нет. Места, в которых вода в каньоне поглощается, усердно забиваются галькой и глиной селевыми потоками, и совершенно неотличимы с виду от остальных участков дна каньона. А если бы и были отличимы — было бы не легче. Прокопаться через нанесенную за сотни тысяч лет гальку все равно невозможно.

Вход, который открыт, или поддается прокопке, всегда расположен на завале. Если непосредственно под каньоном освободился от глин достаточно крупный зал, бывает, что вся его кровля рушится, причем с захватом шире каньона, и на флангах — выше дна каньона. Разумеется, каньон быстро приводит в непроходимое состояние центральную часть завала, но в стенах остаются щели между верхом завала и не рухнувшим известняком, вдоль которых иногда можно пройти или проползти, а несколько чаще — прокопаться.

Последний взгляд вокруг перед спуском в каньон. Если дымка сегодня не очень сильна, на горизонте видна темная полоса Аму-Дарьи, перед которой — Чаршанга, а за которой — Афганистан. Правее река скрывается за гребнем Гаурдакского хребта. Вся равнина, вместе с грядами холмов, со всеми поселками — как на ладони. И — тишина. Слышен даже шум машин, проезжающих где-то совсем на горизонте, километрах в двадцати — тридцати.

* * *

Чернота входного отверстия. Прохлада и ровный мощный ветер из-под земли, волнующий до глубины души любого спелеолога. Включаем свет. Это совсем не значит, что можно сразу идти вниз с первой ношей груза. Спелеология возможна только потому, что человеческий глаз — чрезвычайно тонкий инструмент, который может подстроиться к очень низкому уровню освещенности. Иначе запас питания для ламп был бы просто слишком тяжел. Но, как и любой другой тонкий инструмент, глаз нуждается в подстройке. Прежде чем станет что-нибудь видно, пройдет не меньше получаса. Которые и идут на перепаковку снаряжения, переодевание, и — обед. Силы очень нужны — путь неблизкий. Пока доберемся до подземного лагеря, может пройти и двадцать часов.

ДРУЖНАЯ КОМАНДА ЗАКОНЧЕННЫХ ЭГОИСТОВ

Мало-помалу наши спортивные игры начинают перенимать иностранцы; будем надеяться, что наш пример послужит им предостережением, и они сумеют остановиться вовремя.

Джером К. Джером

Спелеологи. Пещерные люди современности. Стараниями недавнего президента СССР М. С. Горбачева слово «пещерный» было превращено в самое грязное ругательство в политическом лексиконе. За что некоторые из спелеологов абсолютно серьезно собирались подать на оного Горбачева в суд, да так и не собрались — как говаривал еще Христос, не судите, и не судимы будете. Да и просто времени жалко. А пещерные люди — они же совершенно такого не заслужили, и по идее, слово «политик» должно звучать гораздо более грязным ругательством.

Так что же такое спелеология и что же такое спелеологи? Вопрос трудный, на который пытались вразумительно ответить многие, но никому это толком не удалось. Скорее всего, мне тоже не удастся, но тем не менее — попробую.

Подземный мир — это именно особый изолированный мир со своей особой атрибутикой: совершенно ни на что не похожими ландшафтами, флорой, фауной, звуками, запахами. Мир, лишенный солнечного света, и потому — таинственный. Мир, чуждый обычному человеческому восприятию в гораздо большей степени, чем мир подводный, и примерно в такой же степени, как космическое пространство. Последнее свойство пещер, кстати, широко используется — стрессовая мобилизация человека в пещере примерно соответствует таковой в космосе, и потому пещеры — один из излюбленных полигонов для постановки всевозможных медицинских и психологических экспериментов, проводимых под крышей различных космических агентств. Я ни в коем случае не имею здесь в виду идентичность условий — ее нет и в помине, а только то, что общая степень изолированности и непривычности примерно одинакова. В пещерах нет, конечно, невесомости — но нет света, нет природных ориентиров времени. Зависимость от снаряжения, от систем жизнеобеспечения тоже примерно одинакова. Даже питьевая вода при проведении длительных экспедиций требует солевой коррекции — в большинстве пещер она чуть ли не дистиллированная, и при длительных экспедициях пить такую недопустимо. Порванный же на выходе гидрокостюм во многих случаях может убить с той же степенью надежности, что вышедший из строя скафандр — переохлаждение в двух-трех градусной воде происходит за минуты. Не говоря о полной стерильности условий, за пару месяцев отучающей организм от необходимости борьбы со всякими болезнетворными бактериями, подстерегающими на поверхности.

И в силу своей таинственности и непостижимости подземный мир всегда привлекал к себе людей той особой категории, которым обычный мир тесен. Даже первобытные люди не ограничивали своего использования пещер поселением во входных гротах. Еще Норбер Кастере, знаменитый французский спелеолог и археолог, доказал, что люди мадленской эпохи устраивали нормальные исследовательские экспедиции на значительные расстояния от входов, а иногда — оборудовали там капища. Нетипичные люди были всегда, хотя назывались они по-разному и роль в обществе выполняли тоже разную.

Естественно, сфера приложения интересов нетипичных людей разнообразна, и это совсем не обязательно пещеры. Но за последние века количество белых пятен на планете Земля уменьшилось настолько, что даже альпинизм и освоение морского дна уже потеряли последние оттенки романтического исследования, выродившись либо в чистый спорт, либо в чистую науку, либо в чистую технологию. По сути, остались только космос, пещеры, а также всякое мистическое шарлатанство, популярность которого в наше время отчасти и объясняется тем, что нетривиально мыслящие люди не имеют сферы разумного приложения своих возможностей и способностей. Однако космос требует высоких технологий, да и просто пока слишком дорог, чтобы быть полем деятельности индивидуальностей. В итоге — остаются пещеры.

Как единственный мир, в котором можно испытать себя не в войне и не в спорте, не противопоставляя себя никому, даже природе, а проверяя свои способности и возможности «в чистом виде». Это не просто объяснить, но пещеру, в отличие от горы или океанской впадины, действительно нельзя покорить на чистой технике — ее нужно понять, прочувствовать, полюбить наконец — и только тогда она откроется.

Как единственная часть планеты Земля, где можно найти места, в которых не только не ступала нога человека, но и которые не видел ни один глаз — ни человеческий, ни фотографический.

Как единственный мир, в котором остались не сделанные открытия, доступные простой наблюдательности исследователя, даже не подкрепленной технической базой. И не только географические — практически для любого естественнонаучного специалиста в пещерах есть свой интерес.

Как мир, в котором могут выжить только люди своего же сорта — не склада характера, не интересов, не серии, а именно сорта — не уступающие тебе в широте мировоззрения, в широте умений и способностей, в общей нестандартности — для всех других людей общение с пещерами исчерпается несколькими визитами и прекратится само собой.

* * *

Пожалуй, можно даже еще точнее сформулировать, что представляет из себя тот сорт людей, который лучше всего выживает в пещерах, причем сформулировать на парадоксе. Принято считать, что подземные путешествия, равно как и любые другие, главным образом привлекают классических романтиков. Это, конечно, так — без изрядной доли романтизма, причем того самого бескорыстного романтизма старого доброго жюль-верновского толка, в пещерах делать решительно нечего. Но в общем случае этого не достаточно. То есть достаточно для того, чтобы съездить два-три раза, но не для того, чтобы втянуться в спелеологию всерьез и надолго. А для последнего необходимо совершенно другое качество, на первый взгляд романтизму абсолютно чуждое и даже противоречащее. Мощное самомнение. Не представляю никакой другой области человеческой деятельности, где каждый второй считал бы себя одновременно выдающимся спортсменом, гениальным фотографом и экспертом еще в трех десятках областей. Не будем вдаваться в подробности, в какой мере все оно заслуженно (хотя заведомо в гораздо большей, чем кажется со стороны), отметим лишь как факт. Третий необходимый компонент — технический склад характера. Без него можно и не выжить физически — слишком многое зависит от снаряжения. И вот именно такой противоестественный сплав романтизма, технического универсализма и несколько гипертрофированного самомнения и образует спелеолога. Пусть меня поднимут на смех все психологи, утверждающие, что такой сплав просто невозможен, а если бы и был возможен, то четверо таких людей, будучи оторваны от мира, съели бы друг друга за завтраком на третий день, но это так.