Владимир Мальцев - Пещера мечты. Пещера судьбы

• Название: Пещера мечты. Пещера судьбы
• Автор: Владимир Мальцев
• Издательство: Астрель
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1997
• ISBN: 5-7947-0046-7

Уважаемые читатели! Предлагаемая вашему вниманию книга посвящена Кап-Кутану — одной из самых знаменитых пещер, входящих в десятку красивейших в мире. Она написана спелеологом, прошедшим под землей свыше тысячи километров и опубликовавшим около сорока научных робот, посвященных пещерам. В данном произведении, пожалуй впервые в отечественной литературе, предпринята попытка в художественной манере рассказать об исследовании пещер на примере Кап-Кутана и на примере одной из команд спелеологов. Автор не скрывает своей, во многом субъективной, позиции по отношению к описываемым событиям, людям. Это позиция нашла отражение и в выборе стиля изложения, лексики, даже в отношении к некоторым общепринятым грамматическим нормам. Однако мы надеемся, что книга будет интересна и тем, кто увлекался и увлекается спелеологией, и тем, кто просто любит литературу о путешествиях, и тем, кто еще только пытается найти себе дело по душе.

---

Между прочим, между украинскими спелеологами и московскими есть одно очень интересное сходство, оно же различие. Лабиринтовые пещеры Подолии настолько похожи на наши родные подмосковные катакомбы и по размерам, и по структуре, и по психологическому климату в группах, что можно только удивляться. Но катакомба — это катакомба, а пещера — все-таки пещера. И если москвичи, взрослея и начиная лазить в пещеры, с катакомбами расстаются, то на Украине (кроме Крыма) истинно катакомбенный дух не выветривается даже из спелеологов старшего поколения. В мельчайших деталях.

И одним из следствий этого было то, что желудки наши, воспитанные на домашних настойках и грузинских винах, не приняли привезенной Игорем бутыли отборного коньяка «три буряка» (то есть свекловичного самогона высшей пробы). Ни в качестве наркомовских, ни в качестве послевылезальной плюшки. И пришлось бедняге везти бутыль обратно в славный город Львов.

* * *

Дерево. Тень. Здоровенная раскидистая шелковица, под которой сходятся три проселочных дороги. Здесь и будем ловить машину. До Ижбая — всего метров сто, но эти сто метров — по тому же пеклу, и даже налегке уже кажутся непроходимыми. Конечно, если за полчаса не погрузимся и не уедем — успеем оклематься, оставим дежурного и пойдем в гости. Но до того — только лежать и наслаждаться тенью. Не замечая никаких мух. И рассматривая единственное, что здесь наличествует кроме выжженной земли и подгорелого навоза — всяких сбившихся в тень насекомых.

Интересная вещь — насекомые пустыни. В горах, даже низко, есть тень от скал. Здесь же, кроме как под отдельными посаженных человеком деревьями и редкими кустиками верблюжьей колючки, тени нет совсем. И вся живность к этому приспособлена. У любого жука или муравья ноги имеют совершенно несусветную длину, а задница завернута вверх. Как для того, чтобы быстро пересекать открытые участки, так и для того, чтобы туловище ни в коем случае не касалось раскаленной земли, на которой летом впору жарить яичницу. Даже более крупные животные, типа изредка встречающихся ящериц, другие. Сто метров в горы — и там в основном живут агамы, которые хоть и корявы, и похожи внешне на каких-нибудь динозавров, разве что ростом поменьше, но по повадкам и стати — обычны. Здесь чуть ли не единственная ящерица — круглоголовка. Не бегающая, а именно прыгающая на своих длинных ногах с задранным кверху и даже закрученным колечком на спину непропорционально коротким хвостом. Единственная живность, ведущая себя привычно — та, что выходит из нор только весной или по ночам: змеи, тушканчики, черепахи.

Кстати о змеях. Вообще-то Кугитанг — признанный змеюшник, причем ядовитых змей здесь гораздо больше, чем безобидных. В большом ассортименте: гадюки, эфы, кобры, гюрзы, щитомордники. Но если их не искать специально, на глаза они попадаются чрезвычайно редко. Изо всей моей команды не более половины видели хоть по разу какую-нибудь змею. Насекомая сволочь гораздо неприятнее, а часто и опаснее. Паук каракурт здесь вовсе не редкость, а всяких скорпионов и прочих фаланг — в хороший сезон просто тучи. Однако тоже — не настолько они опасны, насколько неприятны. Самая жуткая паника, возможная на Кугитанге, возникает, если ночью в палатку залезает фаланга. Воздействие этого огромного, жуткого с виду, но достаточно безобидного паука изумительно. Самый крепкий мужчина, проснувшись от того, что по лицу пробежала такая тварь, будит своим воплем все окрестности. Причем ничем ее, гаду, не прихлопнуть — скорость и маневренность страшные, поэтому вся палатка немедленно эвакуируется.

Интересно, что местное население фаланг не боится совсем, и свободно терпит их в своих домах, даже радуясь тому, как они изводят мух и тараканов. И в то же время панически боятся маленьких и очень симпатичных ящериц — гекконов, которые с мухами справляются с гораздо большей эффективностью, не кусаются совсем, да и в домах селятся с гораздо большим удовольствием.

* * *

Здесь же, под шелковицей, устраивается импровизированный госпиталь. Отученные от жесткой обуви ноги основательно стерты, спины и плечи обожжены солнцем, на плечах рубцы от лямок рюкзака. Наследие пещеры — тысячи царапин, нанесенных шариками и кристаллами — от агрессии солнца и ветра тоже воспаляются. В пещере с ними было проще — клеем медицинским залил и пополз дальше. Наверху отнюдь не так просто. И последнее — губы. Тоже отвыкшие от ветра и сухости, а потому обветривающиеся и трескающиеся со страшной силой. Вообще самые важные элементы аптечки — клей и губная помада. Для использования в пещере и после выхода соответственно.

Если предпринять правильные меры, то все это безобразие начнет реально доставать только завтра, а завтра мы уже будем спокойно ехать в поезде, если, конечно, не завернем в Самарканд пошататься. А сейчас оно только позволяет скоротать оказанием первой помощи время ожидания, поиздеваться друг над другом и еще раз почувствовать, что все нам нипочем в этом простом, прекрасном, но не очень дружелюбном мире.

Постепенно рассасываемся по машинам. Найти пустую и вписаться всем сразу удается редко, а на самосвалах, возящих из устья Булак-Дары гравий для дорожного строительства, по одному человеку вполне помещается. Так что до Чаршанги обычно удается добраться еще до закрытия магазинов с плюшками.

* * *

Встреча даже с минимальной цивилизацией примерно так же ошеломляюща, как и просто с поверхностью. Остаток дня до темноты проходит в продолжении куража, но уже с переносом его в городские условия. Контраст между только что приехавшими и не доставшими еще машину мурмулями и вернувшимися с массива спелеологами поразителен. И по виду и по поведению. Благостные физиономии возвращающихся, озаренные полным отсутствием любых забот и проблем, распознаются за сотню метров. Равно как и манеры, проникнутые обстоятельностью в любой мелочи, и — полной независимостью от суетности окружающих реалий. То есть — просто как у апостолов на иконах.

Чаршанга — очень любопытно спланированный город. При всего пятнадцати тысячах жителей, его главная улица, на одном конце которой находится вокзал, а на другом — почта, имеет длину около восьми километров. Безо всякого муниципального транспорта. Так что в дневное время все как спелеологи, так и мурмули, в основном мотаются большими и маленькими группками вдоль этого своеобразного бродвея (позвонить домой все равно хочется) с большими сепульками плюшек. В поезде ехать трое суток с гаком, так что плюшек нужно много. А больше делать все равно нечего. Поезд — глубокой ночью, на вокзале скучно, пиво в местных кафешках соленое и мерзкое. И остается продолжать пугание мурмулей. К большому удовольствию местных жителей и пограничников. Вечер на вокзале — единственное, что омрачает экспедиционные впечатления. Чаршанга — прекрасный городок, и аборигены там прекрасные, но все-таки это город. Со всеми его болезнями. И то, что вокзал по вечерам используется в качестве клуба местной «золотой молодежи» — накачавшихся анашой и сексуально озабоченных ублюдков — к сожалению, тоже реальность. Хоть их в целом и немного, но попортить жизнь они могут ощутимо, даже если до драки и не дойдет. Никакой милиции на вокзале нет и в помине, пограничники появляются за пять минут до прихода очередного поезда, начальник вокзала — за пятнадцать. Так что рассчитывать приходится только на собственные силы, и поэтому приходится организовывать круговую оборону. Отгораживать в углу вокзала редут из скамеек, усиливать его рюкзаками, закладывать женщин спать, чтобы не светились. Словом, предпринимать все меры, чтобы при возможном появлении всяких подонков мы их не заинтересовали. Отмахаться, конечно, всегда можно, но мы — пацифисты и предпочитаем избегать провокаций.

Хотя иногда все это оказывается более безобидным, чем кажется на первый взгляд. Туркмения — страна удивительная, и подчас оказывающаяся гораздо более цивилизованной, чем многие другие части бывшего СССР. Не так давно Грише Пряхину пришлось заночевать с женой и дочкой на развилке дорог посреди пустыни — за весь вечер так и не прошло попутки в нужную сторону. Уже поздно вечером к перекрестку подъехал автобус, идущий тоже не в ту сторону, и стряхнул десяток молодых ребят. Возвращающихся с какого-то праздника и потому — основательно пьяных, и по виду — тех самых. Гриша уже начал осматриваться, куда прятать жену, куда — дочку, и каким колом отмахиваться. Как вдруг кто-то из этих ребят громко объяснил: «Друзья! Здесь есть люди, которые по-нашему не понимают, так что давайте все разговаривать по-русски». И — никаких проблем.

Еще лет пять назад мирное разрешение подобной ситуации было принципиально невозможно. На среднеазиатов спиртное действует совершенно особым образом, и от пьяных, слава Богу, достаточно редко встречающихся, нужно держаться как можно дальше. Не потому, что они агрессивны. Скорее слишком занудны и назойливы. Русский человек, если перепьет, либо спать ложится, либо драку учиняет. Тот же узбек не отключится и первым в драку не полезет никогда. Но если реально переберет — забодает всех оказавшихся поблизости уговорами выпить, требованиями сыграть в карты, волочением за дамами. И единственное, чем его можно остановить — это по морде. Чего обычно делать не хочется. Воистину, не зря Аллах пытался оградить мусульман от пьянства строжайшими запретами.