Гисперт Хаафс - Ганнибал. Роман о Карфагене

• Название: Ганнибал. Роман о Карфагене
• Автор: Гисперт Хаафс
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0600-2

Роман современного немецкого писателя Гисперта Хаафса, впервые увидевший свет в 1989 году, рассказывает об истории самого богатого и свободного города древнего мира — Карфагена — и его последнем герое полководце Ганнибале. Строгое соблюдение исторической хронологии не убавляет занимательности повествования.

---

Внезапно в стоявшие на левом крыле пергамские корабли полетели глиняные кувшины. Оказывается, Ганнибал заранее приказал установить на крутых берегах бухты небольшие катапульты, и теперь они обрушили на врага наполненные земляным маслом[40] кувшины. Вслед за ними летели пущенные пифинскими лучниками обмотанные просмоленной паклей горящие стрелы.

Вскоре корабль наварха и стоявшие рядом суда занялись ярким пламенем. Пергамцы с дикими воплями прыгали за борт, чтобы навсегда исчезнуть в огненном водовороте.

Тут спасенный нами кормчий раскрыл глаза так, что они, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Лицо его стало белым как мел.

— Тем временем несколько их пентер подошло к уцелевшим кораблям. Теперь на нас градом посыпались кувшины со скорпионами и змеями. Они с грохотом разбивались о палубы, и эти твари тут же набрасывались на нас. Воины же Ганнибала, которые также запрыгивали на наши корабли, могли не бояться змей и скорпионов. На ноги у них были надеты кнемиды[41], на стопы натянуты кожаные кошели. Думаю, Ганнибал захватил около тридцати кораблей, остальные или сгорели, или пошли ко дну. У Пергама больше нет флота.

Вечером в крошечной гавани одного из островов мы узнали, что после столь блистательно выигранного им морского сражения Ганнибал сразу же сошел на берег, чтобы осмотреть укрепления на южной границе Вифинии и пополнить ряды своего войска.

* * *

Как приятно писать именно вечером, время от времени поднимая голову из-за заваленного папирусными свитками и заставленного чернильницами стола и смотреть на море усталыми глазами. Вскоре тьма окончательно поглотит меня, как море ныряльщика, но в отличие от него старику Антигону уже никогда не будет суждено сойти на берег.

Дующий с северо-востока легкий ветерок доносит сюда запахи моря и дальних дорог. Корабли в Александрийской гавани готовятся плыть на запад, однако римляне не пропустят их слишком далеко.

Я посылаю Коринну за сирийским вином и водой и приказываю набрать ее в глубоком колодце на площади. Там она всегда свежая в отличие от хранящейся и стоящей в подвале моего дома цистерне воды, набранной в одном из отведенных от Нила каналов. Под воздействием вина и ветра я вновь погружусь в раздумья и закончу свои записанные на множестве папирусных свитков воспоминания, обнаружив наконец нить, связующую их с нынешними временами. Работая над ними, я потерял счет дням, и потом, кто знает, какой завтра подует ветер. Этот сегодняшний, например, побудил меня мысленно перенестись в мои родные места, а именно в любимый Кархедон, который, если исполнятся пожелания римлян и Масиниссы, довольно скоро превратится в груду развалин. И тогда они скажут: «Здесь стоял Карфаген».

Там я родился за четыре года до нелепой гибели великого Пирра[42] и пресловутого нарушения Римом договора, вызвавшего первую войну между Италией и Ливией. Никто тогда даже представить себе не мог, что оно повлечет за собой гибель целого мира. За свою долгую жизнь я побывал и на заснеженных горных отрогах Восточной Индии, и на западном побережье по ту сторону океана. Мне довелось видеть многих великих людей и присутствовать при принятии ими самых отчаянных решений. Теперь они все кажутся мне совершеннейшими ничтожествами: и несчастный добродетельный упрямец Регул, и выдающийся стратег Гамилькар, и, разумеется, Сципион Бесчувственный, которого они называют Сципионом Африканским. Какими бы великими они ни были, на деле они представляли собой лишь колеса механизма, способные только ускорить или замедлить его ход. Однако они не могли ни остановить этот механизм, ни самостоятельно отломиться от него. Только один-единственный человек способен был заглянуть в даль времен, и все эти годы, когда бурные события сменяли друг друга с головокружительной быстротой, только он мог предотвратить гибель его и моего мира и направить поток времени в другое русло. Ни Ахилл[43], ни Кир[44], ни Александр не могли сравниться с ним. Прошло уже два года после гибели Ганнибала, а в александрийских тавернах все еще вспоминают его. В Риме же о нем просто никогда не забудут. Он был огромным костром, из пепла не возродится феникс[45], и мне остается только придавать пеплу моих воспоминаний форму отточенных фраз.

* * *

Вообще-то все увиденное мной в этом сне происходило на самом деле, но теперь я уже далеко не уверен в этом, уж больно часто он мне снится.

— Вон еще один. И опять совсем без весел. И весь нос в пробоинах. Жуть какая. И с каждым днем таких все больше и больше. Плохи наши дела. — Бостар помахал гранатом, затем впился в него зубами и начал выплевывать косточки. Ювелирная мастерская его отца находилась поблизости от окружавших военную гавань высоких стен. Тамошние обитатели знали, правда, не больше жителей других городских кварталов, но уже сама близость к гавани превращала Бостара в истинного знатока происходящего вокруг. Стоявший рядом Итубал важно кивнул в знак согласия. Он не то чтобы верил Бостару, но считал своим долгом поддержать приятеля, поскольку оба были пунами.

— Не говори глупостей. — Я скорчил брезгливую гримасу. — Вот если бы вернулось мало кораблей, тогда да. А поврежденные триеры всегда можно починить.

Худой как щепка Итубал прикрыл глаза рукой, пытаясь разглядеть приближающееся с юга военное судно. Оно неторопливо проплыло мимо сторожевой башни. На таком расстоянии разглядеть пробоины в носу было совершенно невозможно. Здесь Бостар, несомненно, дал волю своей фантазии, если только за ночь глаза у него не стали как у орла. Однако у корабля действительно отсутствовали два ряда весел.

— Ну что скажешь, глупый эллин? — хитро сощурился Бостар.

— А ты безмозглый пун. — Я ухмыльнулся и принялся яростно тереться спиной об острый край расселины. После купания какое-то зловредное насекомое залезло под длинный, до колен, шерстяной балахон и укусило меня между лопаток.

— Осквернители коз, вот вы кто оба. — Даниил узнал что-то новое и явно гордился этим.

Иудей жил по ту сторону стены, в юго-западном предместье, расположенном прямо на дороге, ведущей в Тунет[46]. Он работал в садах своего отца и щедро снабжал нас не только фруктами, но и последними сплетнями и смачными бранными словами, услышанными на рынках и дальних окраинах.

Всю первую половину дня я не разгибая спины трудился на отцовском складе, где взвешивал пшеницу, складывал рядами мешки и отмечал их количество на свитке папируса. Потом появился Бостар, и, поскольку больше никаких срочных дел не было, отец разрешил мне пойти с ним погулять. Какое-то время мы бесцельно блуждали по торговой гавани, перекусили в харчевне хлебом и жареной рыбой и с интересом смотрели, как по перекинутым на причал дощатым трапам резво бегают рабы и матросы, занося на корабль бочонки с водой, связки сушеной рыбы, амфоры с оливковым маслом, битком набитые корзины с едой и мехи с вином.

Потом мы бродили по хаотичному лабиринту маленьких улочек, застроенному похожими на кубики домами, пока наконец неподалеку от Бирсы[47] не встретили Итубала. Его отец был потомственным красильщиком, и потому к одежде сына, казалось, навсегда пристал едкий запах краски. Он предложил найти Даниила и вместе отправиться на Пиратское озеро. Так мы называли мелкую бухту в северо-западной части Карт-Хадашта.

Там мы, как обычно, остались до вечера. В двух стадиях[48] от берега виднелось множество крошечных островков, до которых так приятно было плыть наперегонки в теплой воде. В ней также порой можно было обнаружить интересные предметы. Там двумя днями раньше я выловил треснувшую деревянную фигурку то ли богини, то ли демона в женском обличье. Во всяком случае, у нее было пять грудей.

Позднее мы решили пойти погулять и, миновав несколько жалких рыбацких хижин, забрались на скалы близ мыса Камарт. Они прямо подступили к стене, защищавшей Карт-Хадашт с моря. Мы долго дразнили чернокожих стражников с короткими копьями в руках и широкими мечами на поясе. Однако они не понимали по-пунийски и в ответ лишь ухмылялись и плевались.

Солнце зашло слева от нас, и на более отдаленном восточном берегу бухты вершины окрасились багряным цветом. По отливавшей медью водной глади медленно, словно насекомое, у которого оторвали одну или две ноги, ползло военное судно. Вскоре оно войдет в гавань, и стена скроет его от нас. Я долго смотрел вслед кораблю, чувствуя, как что-то дергается в моей груди. Теперь я знаю, что это была неукротимая любовь к дальним странствиям и конечно же к морю.

Всякий раз, когда мне снится этот сон, я просыпаюсь с ощущением, что в моей груди что-то дергается и напрягается. Даже за восемьдесят лет я так и не смог утолить эту жажду. Я объездил великое множество стран, познал нравы и обычаи многих народов. Я пил их вина, слушал их песни, их забавные и страшные истории, торговал их товарами и совокуплялся с их женщинами. Все это было прекрасно, и всем этим я полностью насытился. Но море… ласкающий кожу ветерок над чуть колеблемой легкой зыбью соленой водой заполняет все вокруг резким запахом гибели. Тому подтверждение — качающиеся на волнах доски, выброшенные на поверхность водоросли, мертвая рыба, обрывки парусов. Где бы я ни вдыхал этот запах, будь то на берегах далекой Тапробаны или далеко-далеко по ту сторону Столбов Мелькарта[49], — всегда он преследовал меня во сне. Просто поразительно, что обоняние обладает поистине божественной властью над душой. Но ведь ни один из известных мне народов не воздавал носу божественные почести.