Жан-Анри Фабр - Жизнь насекомых. Рассказы энтомолога

• Название: Жизнь насекомых. Рассказы энтомолога
• Автор: Жан-Анри Фабр
• Издательство: Государственное учебно-педагогическое издательство
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1963

Жан-Анри Фабр (1823–1915) был чем-то похож на тех, чьи обычаи, повадки и тайны он неутомимо изучал всю свою долгую жизнь, — на насекомых. Сухонький человек с острым носом и внимательным взглядом, от которого не ускользало ничего, Фабр всего в жизни добился сам: выбрал призвание по душе и заставил поверить в себя весь мир; исключительно собственными усилиями создал великолепную лабораторию по изучению насекомых; вывел науку о насекомых из пыльных залов с засушенными жуками и бабочками на прокаленные солнцем просторы, где все экспонаты ученых коллекций рыли норки, охотились, размножались и заботились о потомстве.

Упорный, настойчивый, бесконечно трудолюбивый, Фабр совершил настоящий переворот в науке, но широкая публика его узнала и полюбила благодаря вдохновенным историям о жизни бабочек, пауков, жуков, ос и других мелких обитателей нашего мира. На его рассказах о насекомых, стоящих в одном ряду с «Жизнью животных» Альфреда Брема, выросло не одно поколение любителей природы и просто увлекающихся людей.

«Насекомые. Они — истинные хозяева земли. Их — миллиард миллиардов, больше, чем звёзд в нашей галактике... Фабра должен прочесть каждый, так же как один раз в жизни надо заглянуть в микроскоп и поглядеть в телескоп на звёзды» (В.Песков).

Сокращенный перевод с французского и обработка Н.Плавильщикова.

---

На каком-нибудь скате, на солнечной стороне, среди травы скрывается жилище сверчка. Его норка — наклонный ход, не шире пальца и примерно в палец же длиной. Как правило, вход закрыт травой: сверчок щиплет зелень по соседству, но траву, торчащую перед самым входом в норку, не трогает. Этот кустик травы служит навесом, дающим тень, и он же скрывает вход. Порог тщательно вычищен, вычищено и небольшое пространство перед ним. Здесь сверчок пиликает, когда вокруг все тихо и спокойно.

Жилище сверчка очень простое, чистое и сухое. Узкий проход ведет в комнатку, в которой отдыхает сверчок и стенки которой сглажены лучше, чем в коридоре. Устройство жилья, рытье норки — очень трудная работа: ведь у сверчка нет особых орудий землекопа.

Чтобы посмотреть, как сверчок роет свою норку, нужно вернуться ко времени откладывания яиц.

Проследить откладывание яиц нетрудно, и для этого не нужны особые приготовления. Достаточно обладать небольшим терпением, которое Бюффон признает за гениальность, а я называю гораздо скромнее — высшей добродетелью наблюдателя. В апреле, самое позднее в мае нужно разместить сверчков парами по цветочным горшкам со слегка примятой землей. Листик салата, заменяемый по мере надобности свежим, и кусок стекла, прикрывающий горшок, — вот и все заботы о помещении и корме наших гостей.

Уже в первые дни июня я застаю самку воткнувшей свой яйцеклад отвесно в землю. Она долго стоит неподвижно, затем вытаскивает яйцеклад, заглаживает оставленную им дырочку и отходит на несколько шагов. Здесь яйцеклад снова вонзается в почву. Через два дня я исследую почву в горшке. Яйца соломенно-желтые, почти три миллиметра длиной, цилиндрические с закругленными концами. Они лежат кучками на глубине четырех сантиметров. Считаю... Одна самка откладывает от пятисот до шестисот яиц.

Проходят две недели со дня откладывания. Кончик яйца отстает, приподнимается и, словно крышечка, отскакивает в сторону. Сверчок выходит, словно из коробочки, с сюрпризом. Мои питомцы не испытывали мое терпение уж очень долго: вскоре в моих горшках появились сотни сверчков-крошек. Они одеты в тонкие рубашечки, словно спеленатые. Эти рубашечки они сбросили тотчас же по выходе из яйца и сквозь слой земли пробирались уже без них. Не то было у кузнечиков и саранчи. Такая разница понятна: сверчок меньше ростом и сильнее кузнечика. Он выходит из яйца весной, когда земля еще не высохла, не ссохлась на поверхности в плотную корку. Ему не так уж трудно выбраться наружу.

Проходят двадцать четыре часа, и крошка чернеет. От первоначальной бледности остается лишь белый поясок, напоминающий помочи мальчугана. Сверчок-крошка очень проворен, быстро семенит ножками, скачет большими прыжками. Через несколько дней в моих садках оказывается пять-шесть тысяч молоди: потомство десяти пар сверчков. Вот забота! Что делать с таким стадом? Я дам вам свободу, милые мои скотинки, и поручу вас лучшей воспитательнице в мире — природе.

Так и сделано. Во все уголки моего сада я выпускаю полчища сверчков-крошек. Что за концерты начнутся в будущем году перед моей дверью! Хотя, скорее, в саду будет тихо. Очень уж плодовиты сверчки, и, наверное, большая часть их потомства погибает. Муравьи, лягушки, ящерицы... Кто только не хватает этих бедняжек. Опустошения так велики, что продолжать в саду мои наблюдения над сверчками я не смог: их почти не осталось.

В августе, в рыхлой кучке листьев, я нашел подросшего сверчка. Он совсем черный, детского белого пояска уже нет. У него нет еще норки, и он бродяжничает, ночуя под опавшими листьями или камнями. Как раз в это время года желтокрылый сфекс начинает свои охоты и уничтожает тех сверчков, которые уцелели после набегов муравьев.

Постоянное жилье — глубокая норка — спасло бы сверчка. Но пока тепло, он и не думает об этом. Только в конце октября, с приближением первых холодов, начинается рытье норок. Работа эта очень проста. Сверчок роет передними лапками, вытаскивает челюстями более крупные комочки и частички гравия. Землю он утаптывает задними ногами. Землекоп скребет и метет к заду вырытую землю, которую потом и рассыпает по склону. Вот и весь его способ рытья.

Сначала работа продвигается довольно быстро. Почва в моем саду рыхлая, и уже через два часа сверчок скрывается под землей. По временам он появляется у входа, пятясь и выметая нарытую землю. Если он устает, то останавливается на пороге и отдыхает здесь головой наружу. Вскоре перерывы на отдых становятся все продолжительнее, и мне надоедает следить за ним.

Самое главное уже сделано: норка достигает пяти сантиметров глубины. Пока хватит этого, и остальную работу можно делать с передышками. За нее сверчок принимается на досуге, работая каждый день понемножку. Чем холоднее становится, тем глубже и глубже роет сверчок. Даже зимой, при нашей мягкой погоде, если солнце освещает вход в норку, можно увидеть сверчка вытаскивающим нарытую землю. Он немножко поработал над улучшением норки. Починкой норки он занимается и весной.

До самой своей смерти сверчок возится с норкой: чистит и подправляет ее.

Музыкальный инструмент сверчка

Апрель кончается. Наступило время концертов сверчков. Сначала слышны лишь отдельные музыканты, но вскоре все сливается в общий хор, и на каждом бугорке лужайки — свой исполнитель. Я охотно поставлю сверчка во главе певцов весеннего возрождения природы. Это он славит своей скромной песней зеленеющие поля с цветами, покачивающимися в ярких лучах солнца.

Каков же музыкальный инструмент сверчка? Он очень прост. Его составные части — смычок и дрожащая пленка — те же, что и у кузнечиков. Правое надкрылье надвинуто на левое и почти целиком его прикрывает. Сверчок не левша, и этим он отличается от кузнечика. Оба надкрылья у него одинакового строения.

Опишу строение правого надкрылья. Оно почти плоское на спине и круто загнуто на боку, налегая на боковую сторону брюшка выступом с тонкими параллельными жилками, направленными наискось. Если рассматривать надкрылья на свет, то можно заметить две прозрачные площадки: передняя побольше и треугольная, задняя поменьше, овальная. Каждая из них обрамлена крепкой жилкой и покрыта легкими морщинками. На передней площадке четыре-пять перемычек, на второй только одна, согнутая дугой. Эти две площадки — звуковая часть аппарата, она соответствует зеркальцу кузнечика. Передняя четверть надкрылья гладкая, слегка рыжеватая, ограничена сзади двумя согнутыми параллельными жилками, между которыми — углубление. В нем расположены пять-шесть маленьких черных складок, похожих на перекладины крошечной лестницы. На левом надкрылье точное повторение того, что мы видели на правом. Складки — это терки, усиливающие сотрясение, увеличивающие количество точек соприкосновения со смычком.

Теперь о смычке. На нижней стороне надкрылья одна из жилок, ограничивающих углубление с лесенкой, превращена в изрезанное зубцами ребро. Я насчитываю на нем до полутораста зубцов. Эти зубцы, цепляясь за перекладины противоположного надкрылья, сотрясают сразу все четыре прозрачные пленки. Потому и получается такой сильный звук. У кузнечика лишь одно зеркальце, да и то плохонькое, и его слышно всего за несколько шагов. Музыка сверчка с его четырьмя дрожащими площадками слышна за сотню шагов. По силе звука сверчок соперничает с цикадой, но без ее неприятной хрипоты. Больше того, его инструмент может звучать то громче, то тише. Каждое надкрылье загнуто на бока брюшка. Это своего рода педали, которые, так или иначе опущенные, изменяют силу звука, и песня сверчка то звучит вовсю, то вполголоса.

Оба надкрылья вполне схожи, и это заслуживает внимания. Мне хорошо понятно назначение верхнего смычка и четырех площадок. Но для чего нужен смычок левого надкрылья? Ему не по чему пиликать, и он совершенно бесполезен. Может быть, это запасный смычок? А может быть, сверчок так же хорошо пиликает левым смычком, как он делает это правым? Но мне никогда не встречался сверчок-левша: я рассмотрел их множество, и у всех правое надкрылье лежало на левом.

Попробуем вмешаться в это дело и попытаемся воспроизвести то, чего не видим в природе. При помощи пинцета я очень осторожно перекладываю надкрылья: кладу левое на правое. Напрасно! Вскоре же сверчок переложил их по-своему: левое под правое. Сколько раз я ни менял положение надкрылий, сверчок упрямо укладывал их по-старому: правое поверх левого.

Может быть, лучше переместить надкрылья у молодого сверчка: они еще не загрубели. Я набираю молодых сверчков в возрасте нимфы и подкарауливаю тот момент, когда они превращаются во взрослое насекомое: линяют в последний раз. Боясь прозевать, я усидчиво слежу за моими нимфами, и мне удается присутствовать при превращении одной из них. В первых числах мая около одиннадцати часов утра одна из нимф сбрасывает перед моими глазами свое старое платье. Только что переодевшийся сверчок красно-коричневого цвета, лишь надкрылья и крылья у него белые.