Иван Супрун - Егоркин разъезд

• Название: Егоркин разъезд
• Автор: Иван Супрун
• Издательство: Новосибирское книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1959

---

Однажды в воскресенье Егорка долго играл на улице и захотел есть. Дома никого не было: отец дежурил, мать сидела с бабами на лавочке около барака, Феня с братишками играла во дворе. Егорка заскочил в избу, отломил краюху хлеба и только хотел налить в кружку молока, как раздался паровозный гудок и начала вздрагивать казарма: со станции Протасовка шел поезд «Встречу», — решил Егорка. Паровоз вот-вот должен был показаться в окошечке. Палочку-жезл искать было некогда, да и не нужно: ее вполне могла заменить кружка. Егорка положил хлеб, взял в правую руку кружку, забрался на нары и замер. Но что такое? Ждет он, ждет, а паровоза все нет и нет. Вдруг казарма перестала дрожать, и раздался еще один гудок — протяжный, жалобный. «Беда стряслась», — догадался Егорка и моментально выскочил на крыльцо.

Прямо против барака стоял пассажирский поезд. Егорка прыгнул на землю и во весь дух понесся на линию. У путевой насыпи он нагнал Гришку:

— Что стряслось?

— Наверное, вагоны сошли с рельсов, — ответил Гришка.

Ребята торопливо забрались на насыпь. Все вагоны стояли прямо, на рельсах, а вот с паровозом творилось что-то неладное: виднелась только труба, остальное же: тендер, колеса, будка машиниста и вся передняя часть — было окутано густой пеленой пара. Подойти к паровозу ребята не решались.

На разъезде время от времени случались кое-какие происшествия: останавливались поезда у закрытого семафора, загорались вагонные буксы, а однажды даже вагон сошел на стрелке с рельсов, но чтобы паровоз испортился — такого еще не было.

Захлебывающимся от волнения голосом Егорка сказал:

— Наверное, котел взорвался.

— Нет, — возразил Гришка, — еще не взорвался. Если бы он взорвался, то весь состав раскрошило бы в щепки, а пассажиров разорвало бы на кусочки. Я знаю. Один раз, когда мы с тятей были на станции Протасовка, взорвался котел, так паровозная труба взвилась под облака и улетела. Ее потом нашли за речкой в кустах. Тогда вот так же паровоз парил-парил, а потом как трахнет.

— И ты видел?

— Собственными глазами. Я стоял рядышком.

— И всегда ты, Гришка, врешь. Если бы ты стоял рядышком, тебя тоже разорвало бы на кусочки, и ты теперь был бы не живой, а мертвый.

— Конечно, разорвало бы, — согласился Гришка, — если бы я не умел спасаться. А то я как сделал. Взял да сразу же брякнулся на землю. Ты, Егорка, тоже всегда так делай, когда что-нибудь взрывается — ложись на землю. Тогда ни один осколок не попадет в тебя, ну, а если окарябает немножко, то ничего.

Егорка не поверил Гришке, но спорить не стал — очень хотелось узнать, что же случилось с паровозом. Но как узнать? Приближаться к нему боязно, вдруг он и в самом деле взорвется.

— Раз ты умеешь спасаться, иди и узнай, а я побуду тут, — сказал Егорка.

— И пойду.

Гришка сделал несколько шагов, остановился, потоптался на месте и вернулся обратно.

— Ага, струсил? — укорил Егорка.

— Я вспомнил. Тот паровоз был товарный, а этот пассажирский, около этого не улежишь, к нему надо подбираться под откосом. Пошли.

Друзья, наверно, так и поступили бы, если бы не увидели дежурного по станции Бабурина и главного кондуктора. И тот и другой бесстрашно шли к паровозу: первый — со стороны станции, а второй от хвоста состава. Бабурин шагал торопливо, почти бежал, а главный кондуктор двигался так медленно и важно, что блестящий черный свисток на белой цепочке не болтался, а лежал на одном месте — посередине живота.

Егорка и Гришка пошли за кондуктором, готовые в любую секунду шлепнуться на землю.

Изо всех вагонов выглядывали пассажиры.

— Что случилось? — спрашивали они.

— Неизвестно, — отвечал, не поворачивая головы, кондуктор.

— Когда тронемся?

— Неизвестно.

— Можно ли тут чего-нибудь купить?

— Неизвестно.

В середине состава, на подножке одного вагона стоял с чайником в руке невысокий парень в замасленной кепке. Он улыбался. Когда главный кондуктор поравнялся с ним, пассажир спросил:

— А кипяток тут есть?

— Неизвестно, — буркнул главный.

— А какая это станция?

— Неизвестно.

— Господин кондуктор, — не отставал веселый парень. — А зовут вас как?

— Неизвестно.

Пассажиры захохотали.

Кондуктор остановился и хотел что-то сказать, но веселый пассажир опередил его:

— Идите, идите, мы все уже узнали у вас.

Кондуктор крякнул и зашагал дальше. Парень двинулся следом.

Около паровоза в клубах пара стояли Бабурин и машинист с помощником.

Главный кондуктор подошел к паровозу:

— Что будем делать?

— Вызывайте паровоз с Протасовки, — угрюмо сказал машинист.

Главный тяжело вздохнул и направился к станции, за ним последовал Бабурин, а машинист, наказав что-то помощнику, забрался в будку и стал глядеть в окошечко.

Веселый пассажир подмигнул окружающим и крикнул:

— Механик!

— Что там еще? — отозвался машинист.

— Не скажете ли вы, где тут билеты в баню продают, — да и веники тоже?

— Аль грязный очень? — спросил машинист.

— Да не так чтобы, а все же попариться не мешало бы.

— Парься! — из паровоза со свистом вырвалась струя пара. Все отскочили и стали расходиться.

Егорка с Гришкой пошли обратно. Теперь из вагонов высыпало еще больше пассажиров. Особенно людно было в середине состава. Около вагона прямо на земле сидел с гармошкой в руках усатый солдат. «Чего-то он там делает», — подумал про солдата Егорка и, подвинувшись ближе, понял, почему солдат сидел на земле — у него не было ног.

Фуражка на солдате была потрепанная и грязная, на гимнастерке виднелись белые пятна — следы от пота, на груди блестел белый крестик.

— Давайте вашу гармошку, я вам помогу, — сказал веселый пассажир. Солдат отдал гармошку. Толпа расступилась. Безногий взял в руки лежащие рядом с ним деревянные колодочки с ручками и, опираясь на них, пополз через рельсы на лужайку. Полз он быстро, проворно. Подвинется к самому рельсу, упрется руками в землю, приподнимется — и на той стороне.

Выбрав на лужайке удобное место, безногий остановился, снял фуражку:

— Кладите кто сколько может копеек, а я вам за это буду играть.

Веселый пассажир поставил на землю гармонь и, насупившись, проговорил:

— А может, играть-то не нужно?

Он вытащил несколько монет и положил их в фуражку:

— Дал бы больше, да у меня самого нет.

— Спасибо и на том, — ответил безногий, — а насчет того, чтобы не играть, ты зря сказал. Как же не играть и не петь, если жизнь кругом улучшилась?

— Скажешь тоже — «улучшилась», — заметил кто-то из толпы. — У самого этакое горе…

— Э-э! — протянул безногий и взял в руки гармонь. — Мое горе особенное, веселое. Раньше-то я гармошку брал только по праздникам, а сейчас каждый день наяриваю на ней да еще песни пою. Вот слушайте. — Он провел пальцами по клавишам и, крикнув «пляшите, якорь вас», заиграл камаринскую.

Плясовая никого не развеселила. Люди один за одним наклонялись над фуражкой, бросали в нее монеты, отходили в сторону и с грустью смотрели на гармониста.

Окончив лихую камаринскую, безногий поднял голову:

— Значит, плясать не желаете? Ну, тогда плачьте, сейчас я вам спою одну фронтовую песню.

Фронтовая песня! Значит, не все песни убиты на войне! Егорка протиснулся вперед, опустился на траву и впился глазами в гармониста.

Безногий поправил ремень на плече, вытер ладонью пот с лица и, медленно растягивая гармонь, тихим, приглушенным голосом пропел:

Среди гор крутых Карпатских,
Между двух высоких скал,
Пробирался ночкой темной
Санитарный наш отряд.

Гармонист замолчал и, наигрывая грустную мелодию, склонил набок голову и о чем-то задумался.

Егоркина голова тоже склонилась набок, он подумал: «Что это за отряд такой — санитарный?»

Помолчав столько, сколько было нужно, гармонист продолжал рассказ:

Впереди идет повозка,
На повозке красный крест.
Из повозки слышны стоны:
«Боже, скоро ли конец?»

«Санитарный отряд — это отряд с ранеными», — догадался Егорка. А пробирался он, как стало ясно из следующих куплетов, вот куда:

«Погодите, потерпите, —
Отвечала им сестра,
А сама едва шагала,
Истомлена и бледна. —
Скоро мы на пункт приедем
Накормлю вас, напою,
Всем вам раны перевяжем,
Всем вам письма напишу».

На душе у Егорки сделалось тревожно, — доберется ли отряд до пункта, не нападут ли на него немцы? Но нет, все вышло так, как говорила милосердная сестра: отряд благополучно дошел до лазарета, раненых вытащили из повозки, уложили на койки, перевязали им раны и накормили. Потом сестра стала помогать одному раненому писать письмо жене: