Дороти Сэйерс - Встреча выпускников

• Название: Встреча выпускников
• Автор: Дороти Сэйерс
• Жанр: Классический детектив

---

Она это сочинила или вспомнила? Слова казались знакомыми, но сердцем она понимала, конечно, что это было её собственное и казалось знакомым только потому, что оно было неизбежным и правильным.

Она открыла блокнот на чистой странице и записала слова. Она чувствовала себя подобно человеку в истории о Панче: «Миленькая штучка, Лиза, и что мы будем с ней делать?» Белые стихи? Но нет, это была часть октавы сонета, в ней было ощущение сонета. Но что за рифмы! Крылья? Эскадрилья?.. Она возилась с рифмой и размером, как необученный музыкант, перебирающий клавиши инструмента, которым давно не пользовались.

Затем после множества неудачных начал и тупиковых продолжений, постоянно возвращаясь, мучительно выводя строчки и вновь их стирая, она начала писать снова, зная на этот раз с глубокой внутренней убеждённостью, что, так или иначе, после долгого и горького блуждания, она вновь оказалась там, где её место.

Здесь, то есть дома…
Центр, срединное море, сердце лабиринта…
Здесь, то есть дома, в стороне от бурь,
Стоим мы…, остановили шаги… скрестили руки …
Свернули крылья…

Здесь, то есть дома, в стороне от бурь
Мы можем сесть, сложив устало крылья.
Здесь запах роз, покоя изобилье
И солнце неподвижно, как лазурь.
Для посвящённых здесь открыта дверца,
А остальным её не отпереть.
Здесь центр, где нашей жизни круговерть
Спит на своей оси — здесь мира сердце.

Да, в этом что-то было, хотя ощущалась некоторая монотонность, явный недостаток свободного полёта, да и рифму «отпереть–круговерть» нельзя было назвать гармоничной. Строки покачивались и дрожали в её неуклюжих руках. Однако, что бы там ни было, у неё была октава.

И, казалось, что на этом конец. Она достигла полного завершения, и ей нечего было больше сказать. Она не могла найти для ещё шести строк никакого сравнения, никакой перемены настроения. Она написала пару неуверенных строчек и вычеркнула их. Если правильная фраза не выскочила сама, было бесполезно её из себя выдавливать. У неё было свое видение: мир, неподвижный как вершина большого вечного вращающегося вала, и если что-то добавить, — это будет простое рифмоплётство. Со временем что-нибудь могло и получиться. Пока же она выразила своё настроение на бумаге, и это оказалось тем освобождением, к которому стремятся все писатели, даже самые слабые, — как мужчины стремятся к любви, — и, достигнув его, они счастливо погружаются в другие мечты, которые уже не волнуют их сердце.

Она закрыла блокнот — скандал и сонет мирно лежали вместе — и начала медленный спуск по крутому склону. На полпути вниз она встретила небольшую группу, состоящую из двух маленьких девочек с льняными волосами под присмотром женщины, лицо которой сначала показалось лишь отдалённо знакомым. Затем, когда они приблизились, она поняла, что это была Энни, которая выглядела непривычно без шапочки и передника и вела детей на прогулку. Как велели приличия, Харриет поздоровалась с ними и спросила, где они живут теперь.

— Мы нашли очень хорошее местечко в Хедингтоне, мадам, спасибо. Я остановилась там сама на каникулы. А это — мои малышки. Это Беатрис, а это — Карола. Дети, поздоровайтесь с мисс Вейн.

Харриет церемонно обменялась рукопожатием с детьми и спросила, сколько им лет и каковы их успехи.

— Это очень хорошо, что дети живут так близко от вас.

— Да, мадам. Не знаю, что бы я без них делала. — Во взгляде, которым она посмотрела на детей, были гордость и радость, а также обладание. Харриет увидела проблеск фундаментальной страсти, которую она забыла, когда делала свои оценки, — эта страсть взорвала спокойствие её сонетного настроения, как зловещий метеор.

— Они — всё, что у меня осталось, когда я потеряла их отца.

— О, Боже, конечно, — сказал Харриет, чувствуя себя немного неловко. — Когда это произошло, Энни?

— Три года назад, мадам. Его довели. Ему сказали, что он сделал то, чего был делать не должен, и это свело его с ума. Но мне всё равно. Он никогда не делал ничего плохого… никому, а первая обязанность человека — его жена и дети, правда? Я бы с радостью голодала вместе с ним и работала бы, не щадя себя, чтобы поднять детей. Но он не смог пережить этого. Это жестокий мир для любого с его взглядами на жизнь, и здесь так много конкуренции.

— Да, действительно, — согласилась Харриет. Старший ребёнок, Беатрис, смотрела на мать глазами, которые были слишком умными для восьмилетней девочки. Было бы лучше уйти от обсуждения заблуждений мужа и несправедливостей по отношению к нему, независимо от того, что бы это ни значило. Она пробормотала, что дети должны быть большим утешением.

— Да, мадам. Нет ничего дороже, чем собственные дети. Они сообщают жизни ценность. Беатрис — это живое подобие своего отца, правда, дорогая? Я жалела, что не родила мальчика, но теперь рада. Трудно воспитывать мальчиков без отца.

— И кем Беатрис и Карола собираются быть, когда вырастут?

— Я надеюсь, что они будут хорошими девушками, мадам, хорошими женами и матерями — я воспитываю их именно так.

— Я хочу ездить на мотоцикле, когда вырасту, — сказала Беатрис, утвердительно встряхнув кудряшками.

— О, нет, дорогая. Так говорить нехорошо, правда, мадам?

— Да, хочу, — сказала Беатрис. — Я хочу купить мотоцикл и держать гараж.

— Ерунда, — сказала её мать, немного резко. — Ты не должна так говорить. Это работа для мальчиков.

— Но сейчас девушки делают мужскую работу, — сказала Харриет.

— Но они не должны этого делать, мадам. Это несправедливо. У мальчиков есть трудные профессии и своя работа. Пожалуйста, не вкладывайте такие мысли в её головку, мадам. У тебя никогда не будет мужа, Беатрис, если ты будешь торчать в гараже, становясь уродливой и грязной.

— Он мне не нужен, — твердо сказала Беатрис. — У меня будет мотоцикл.

Энни выглядела раздражённой, но улыбнулась, когда рассмеялась Харриет.

— Однажды она поймёт, правда, мадам?

— Скорее всего, да, — сказала Харриет. Если женщина считает, что любой муж лучше, чем никакого, спорить бесполезно. И ещё у Харриет уже вошло в привычку пугаться любых обсуждений, которые затрагивают мужчин и брак. Она приветливо попрощалась и зашагала дальше в немного испорченном, но вполне приемлемом настроении. Либо человек любит обсуждать такие вопросы, либо нет. А когда в уголке сознания скрываются призраки, скелеты в шкафу, которые не осмеливаешься показывать никому, даже Питеру…

О, ну конечно же, не Питеру — он был бы последним человеком. И у него, во всяком случае, не было никакой ниши в серых камнях Оксфорда. Он стоял за Лондон, быстроту, грохот, болтовню, легковозбудимый и ужасно гнетущий мир напряжённости и шума. Здесь, среди изобилия покоя (а что, эта строчка была не так уж плоха), для него не было места. В течение всей недели она едва вспоминала о нём.

А затем начали съезжаться доны, обуреваемые после каникул жаждой действия и готовые принять на себя бремя самого требовательного, но всё же и самого приятного семестра в году. Харриет наблюдала за их прибытием, задаваясь вопросом: за которым из этих весёлых и целеустремлённых лиц скрывается тайна? Мисс де Вайн наводила справки в библиотеке в каком-то древнем фламандском городке, где хранилась замечательная семейная переписка, относящаяся к торговым связям между Англией и Фландрией при Елизавете. Её голова была забита статистическими данными о шерсти и перце, и было очень трудно заставить её вспомнить, чем она занималась в последний день зимнего семестра. Она несомненно сожгла  какие-то старые бумаги, среди которых, возможно, были и газеты, она никогда не читала «Дейли Трампет» и не могла пролить свет на изрезанную газету, найденную в камине.

Как и боялась Харриет, мисс Лидгейт умудрилась за несколько коротких недель превратить все корректуры в кошмар. Она очень извинялась. Она провела исключительно интересный уикенд с профессором Как-там-его, который был большим специалистом по греческим количественным мерам: он обнаружил несколько пассажей, в которых имелись ошибки, и смог пролить абсолютно новый свет на аргументы, используемые в седьмой главе. Харриет мрачно стонала.

Мисс Шоу свозила ещё пять студенток на литературные чтения, посмотрела четыре новые пьесы и купила довольно интересную летнюю экипировку. Мисс Пайк провела захватывающее время, помогая хранителю местного музея соединять фрагменты трёх узорчатых горшков и нескольких погребальных урн, которые были найдены около Эссекса. Мисс Хилльярд была рада вернуться в Оксфорд, поскольку ей пришлось провести месяц в доме своей сестры, ожидающей ребёнка, и заботы о зяте, казалось, испортили её настроение. С другой стороны, декан помогала выдавать замуж племянницу и нашла в этом много забавного. «Одна из подружек невесты пошла не в ту церковь и появилась, когда всё уже было закончено; нас набилось по меньшей мере двести человек в комнату, которая могла вместить только пятьдесят, мне удалось выпить только полбокала шампанского и совсем не досталось свадебного торта — просто живот прилип к спине; в последний момент жених потерял головной убор, и... самое главное! Вы не поверите! Там всё ещё подают эти миленькие глазированные бисквитики!» Мисс Чилперик путешествовала со своим женихом и его сестрой по многим интересным местам, изучая средневековую скульптуру для интерьеров. Мисс Берроус потратила большую часть своего времени на гольф. Прибыло и подкрепление в лице мисс Эдвардс, тьютора по естественным наукам, которая возвратилась из академического отпуска. Это была молодая и активная женщина с квадратными плечами и лицом, коротко стриженными волосами и манерой, которую можно было бы назвать «не потерплю глупостей». Единственной, кто отсутствовал в профессорской, была миссис Гудвин, маленький сын которой (несчастный ребёнок) после того, как вернулся в школу, подхватил корь, и матери вновь пришлось с ним нянчиться.