Валерио Массимо Манфреди - Пропавшее войско

• Название: Пропавшее войско
• Автор: Валерио Массимо Манфреди
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-061635-0, 978-5-403-02171-5, 978-5-17-060588-0, 978-5-403-02170-8

«Анабасис» Ксенофонта. Самые известные военные мемуары Древней Греции — или первый приключенческий роман мировой литературы?

Загадочная история десятитысячной армии греческих наемников, служивших персидскому царю, их неудачного похода в Месопотамию и кровавого, неистового прорыва к Черному морю до сих пор будоражит умы исследователей, писателей и кинорежиссеров.

Знаменитый автор историко-приключенческих романов Валерио Массимо Манфреди предлагает читателям свою версию этих событий.

Историю увлекательных приключений, великого мужества — и чудовищного предательства.

Историю прекрасных смелых женщин — и не знавших страха мужчин.

Историю людей, которые, не дрогнув, смотрели в лицо смерти — ибо знали: утрата чести для воина много страшнее гибели в бою.

---

Благодаря поддержке Кира Спарта выиграла войну, и Афины вынуждены были согласиться на унизительные условия мира. Тысячи людей оказались на опустошенной земле, ошеломленные, неспособные полностью осознать реальность и добыть себе пропитание. Так уж устроены мужчины: по какой-то таинственной причине через определенные промежутки времени их охватывает кровавое безумие, которому они не в силах противостоять. Воины строятся в боевой порядок на огромных полях и по знаку — звуку трубы, — начинают стрелять по противнику, по людям, не сделавших им ничего плохого, а потом с боевым кличем бросаются в атаку. Кричат, чтобы победить обуревающий страх. В мгновение, предшествующее сражению, многие дрожат, обливаясь холодным потом, другие плачут, а третьи не могут сдержать мочу, и теплая струйка стекает по ногам.

В этот момент они ждут смерти, и Кера в черном плаще незримо проходит мимо рядов, глядя пустыми глазницами на тех, кто должен вскоре пасть, потом на тех, кто погибнет следом, и, наконец, на тех, кто умрет через несколько дней от полученных ран. Люди чувствуют на себе ее взгляд и вздрагивают. Это мгновение столь невыносимо, что, продлись оно больше, воины умерли бы. Ни один военачальник не затягивает его дольше положенного: как только возможно, дает сигнал к бою.

Воины бегом, очень быстро, преодолевают расстояние, отделяющее их от неприятеля, а потом обрушиваются на врагов, словно волны на скалистый берег. Схватка ужасна. В первые минуты кровь льется рекой, полностью затопляя все вокруг. Железо врезается в плоть, палицы ломают черепа, копья пробивают щиты и панцири, пронзая сердца. Столь яростному напору невозможно сопротивляться долго.

Ужасная бойня длится обычно час или чуть больше, после чего одна из сторон сдается и начинает отступать. Часто отступление превращается в беспорядочное бегство, и тогда сломленного противника добивают. Победители истребляют побежденных, пока хватает сил. На закате представители обеих армий встречаются на ничейной земле и договариваются о перемирии, после чего каждая из сторон подбирает своих мертвых.

Таково безумие мужчин. Эпизоды, подобные описанному, свидетельницей которым я становилась, бесконечно повторялись на протяжении тридцати лет войны между Афинами и Спартой, кося лучших представителей молодежи.

Годами юноши двух враждующих держав, и даже более зрелые мужи, делали только то, что умели: сражались. Среди них находился и молодой человек, в которого я влюбилась у колодца в Бет-Каде, Ксен.

Когда мы с ним повстречались, он уже прошел вместе с армией Кира двести парасанг и точно знал, куда направляется армия и какова цель похода. И все же он не был воином. По крайней мере сначала.

В ночь бегства я знала, что мой народ отречется от меня и проклянет. Я нарушила брачный обет, данный жениху, обесчестила отца и мать, но тем не менее была счастлива. Пока мы скакали по долине, освещенной последними отблесками заката и первыми лучами луны, я обнимала Ксена и думала только о том, как прекрасна будет моя жизнь рядом с юношей, позвавшим меня за собой. Пусть даже она продлится недолго — я не стала бы раскаиваться.

Сила чувств, испытываемых мной в те дни, стоила долгих лет однообразия и душевного оцепенения. Я не размышляла о трудностях, о том, что буду делать, если он бросит меня, куда пойду, как сумею выжить. Меня волновало лишь то обстоятельство, что я нахожусь вместе с ним, а все остальное не имело значения. Некоторые считают, будто любовь — нечто вроде болезни, внезапно обрушивающейся на тебя, и, быть может, так оно и есть. Но сейчас, много времени спустя, после всего, через что прошла, я уверена — речь идет о самом высоком и сильном чувстве, на какое только способны люди. Я также считаю, что ради этого чувства человек готов преодолеть серьезные препятствия, чем обескуражит и напугает любого, кто не способен подобного испытать.

Мы добрались до лагеря, когда было уже темно: воины поели и готовились ко сну. Все для меня здесь было ново и сложно. Я спрашивала себя, как мне сохранить привязанность человека, с которым даже не могла разговаривать, но потом решила, что, как можно скорее, выучу его язык, стану готовить для него, стирать одежду и прибирать в его палатке, не жалуясь ни на усталость, ни на голод, ни на жажду. Раз он выучил кое-что на моем языке — пускай всего пару фраз, — значит, я дорога ему и он не хочет меня потерять. Я знала, что хороша собой — красивее любой женщины из тех, кого он встречал прежде. Даже если ошибалась, сама мысль об этом придавала мне храбрости и уверенности.

Ксен очень любил красоту. Иногда он подолгу смотрел на меня. Просил принять ту или иную позу и смотрел на меня с разных точек, обходя вокруг. А потом предлагал принять другую позу. Лечь, сесть, пройтись или распустить волосы. Сначала жестами, потом, по мере того как я изучала его язык, словами. Я поняла, что эти позы принадлежали произведениям искусства, которыми он любовался в своей стране. Статуям и картинам, которых я никогда не видела, потому что в наших деревнях подобных вещей не существовало. Однако я много раз наблюдала, как дети лепят из глины фигурки и сушат их на солнце. И мы тоже мастерили кукол, наряжая потом в обрезки ткани. Статуи — это нечто подобное, только гораздо больше, в человеческий рост или даже выше, из камня, глины или металла; они украшают собой города и святилища. Однажды Ксен сказал, что, будь он художником, то есть человеком, создающим такие произведения искусства, сделал бы мой портрет, уподобив героиням древних историй, которые рассказывали у него на родине.

Вскоре выяснилось, что я не единственная женщина, последовавшая за армией: существовало немало других. Большую часть составляли молодые рабыни, в основном принадлежавшие сирийским и анатолийским купцам, которые отдавали их воинам за плату. Некоторые из девушек были очень красивы, они получали пищу в достаточном количестве, хорошо одевались и красились, чтобы выглядеть привлекательно. Но жизнь им выпала нелегкая. Рабыни не имели права отказывать клиентам, даже тогда, когда болели. Единственным их преимуществом являлось то, что они не шли пешком, а ехали в крытых повозках, не страдали от жажды и голода. А это немаловажно.

Были и другие, занимавшиеся тем же ремеслом, но при этом встречавшиеся только с несколькими мужчинами пли все время с одним и тем же, с важными людьми — военачальниками, знатными персами, индийцами, сирийцами и даже вождями воинов в красных плащах. Такие не любят пить из той же чаши, что и все.

Воины в красных плащах держались особняком. Они изъяснялись на другом языке, у них были свои обычаи, свои боги, своя собственная еда, и вообще говорили они мало. Во время остановок начищали щиты и доспехи, чтобы те постоянно блестели, и упражнялись в боевом искусстве. Казалось, больше спартанцы ничего не умеют.

Kсен был не из их числа. Он происходил из Афин, города, побежденного в великой тридцатилетней войне; научившись его языку, я узнала причину, по которой он последовал за армией. Только тогда, когда я заговорила по-гречески, его история стала моей, а происшествие и случай, вырвавшие меня из привычной жизни, составили часть общей судьбы — тысяч людей и целых народов. Ксен сделался моим учителем, не только любовником, он заботился обо всем: о моей еде, постели, одежде. Для него я была не просто женщиной, но человеком, которого он мог многому научить, в свою очередь, тоже узнавая много интересного.

Он редко говорил о своем городе, хотя мое любопытство к этому вопросу казалось очевидным. Когда же наконец я убедила его объяснить причину, по какой он уехал, всплыла неожиданная правда. После того как Афины оказались в руках врага, горожанам пришлось согласиться на присутствие в городских стенах армии победителей, спартанцев, — воинов в красных плащах!

— Если они разгромили твой город, почему же ты теперь с ними?

— Когда народ побежден, — ответил он, — это разделяет людей: одни обвиняют других в том, что те якобы явились причиной катастрофы: ведь у победы много отцов, а поражение — сирота. Это разобщение может стать столь острым и глубоким, что враждующие стороны поднимаются друг на друга с оружием в руках. Так случилось в Афинах. Я сражался на стороне тех, кому не повезло, кто потерпел неудачу, и вместе с остальными вынужден был отправиться в изгнание.

Следовательно, Kсен сбежал из своего города, как и я — из Бет-Кады.

Он долго переезжал с места на место, не решаясь покинуть Грецию. Однажды получил письмо от друга, приглашавшего его в некий приморский городок, дабы поговорить об одном важном деле — великой возможности завоевать славу, богатство и пережить удивительные приключения. Встреча произошла поздно ночью, в конце зимы, в рыбацком селении, захолустном, не слишком оживленном. Друг по имени Проксен ждал в одиноком домике на мысе.

Ксен явился незадолго до полуночи, пешком, держа лошадь под уздцы, и постучал в дверь. Ответа не последовало. Тогда он привязал коня, взял в руку меч и вошел. На столе горела одна-единственная свеча, рядом стояли два стула. Проксен сидел лицом к двери, так, что на него не падал свет, и Ксен узнал его только по голосу.