Борис Васильев - Глухомань. Отрицание отрицания

• Название: Глухомань. Отрицание отрицания
• Автор: Борис Васильев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010

В романе "Глухомань" Борис Васильев, автор известных книг о князьях Древней Руси, обращается к современности.

Его герои живут "там, во глубине России", где "вековая тишина", но их не минуют все самые значительные события, потрясшие страну в 80-90-е годы, - Афганская война, перестройка, передел собственности...

Действие романа "Отрицание отрицания" разворачивается в период с революции 1917 года до начала Великой Отечественной войны.

В центре повествования - дворянская семья Вересковских, каждый член которой избирает свой путь...

Писатель называет Россию страной отрицания и пытается найти в прошлом истоки сегодняшних бед.

Содержание:

Глухомань

Отрицание отрицания

---

Он был наивно обиженным — таким обиженным бывает только ребенок, — потому что обман как таковой (да еще такой наглый) считал совершенно нечеловеческим деянием. Под лаской дочери он малость оттаял, а потом Танечка решила пригласить его к нам. При этом она предупредила, что ее дедушка пьет только хорошее сухое вино, и я слегка побегал в его поисках. Глухоманцы, как выяснилось, сухого вина в рот не брали, предпочитая ему мокрое, и я с трудом разыскал в какой-то новой лавчонке — их расплодилось, как опят — две бутылки грузинского мукузани, сохранившихся еще с советских времен.

Танечка была на удивление внимательна, ласкова и разговорчива. Последнее обстоятельство было для меня новым, поскольку моя женушка никогда не была болтушкой, предпочитая слушать и вовремя вставлять убийственные реплики. Но по-детски обиженного профессора надо было сначала приучить к новой обстановке, а затем заставить улыбаться, позабыв все невзгоды. И ей это блистательно удалось.

Потом был ужин, за которым профессор был очень удивлен давно исчезнувшим натуральным грузинским мукузани. Он не пил — он смаковал вкус и букет, показывая пример, как пьют настоящее вино. Это имело под собой некоторую основу, так как дедушка в бытность молодым за какую-то там работу был приглашен в Сорбонну на годичный курс повышения квалификации, говоря нашим советским языком. Там он научился понимать толк в хорошем вине и освоил еще массу полезных знаний, которые и выплеснул на мою голову после выпитой бутылки.

— Культуры всего мира — а без культуры немыслимо никакое человеческое сообщество, потому что она и есть та крепость, которая отделяет человека от природы, — делятся на две неравные категории. На культуру системную, требующую подготовки, воспитания и знаний, и на культуру стихийную, бессистемную, которая присуща всему человечеству приблизительно в равной степени. Все народы мира обладают как той, так и другой культурой, но мы считаем цивилизованными лишь тех, в которых высоко развита культура системная. Вот ее-то и уничтожила советская власть в России, и сегодня в нашей свободной стране господствует культура бессистемная, то есть крестьянская.

Профессор не говорил, а излагал. Он отдохнул от житейских невзгод и обид, успокоился и жаждал аудитории. А я был лучшей из всех местных аудиторий, поскольку слушал заинтересованно и порой задавал вопросы. Профессор отвечал с живейшим интересом и даже с азартом, точно все время приглашал собеседника спорить с ним. Но…

Но тут Танечка появилась. Пригласила к столу, и разговор прервался. Очень для меня важный разговор: понял я кое-что. Доселе непонятное. Ну, к примеру, строить демо-кратическое общество в стране, где, по сути, нет ни одного демократа, — опасное занятие. И — пустое.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Вдруг в Москву вызвали. В министерство. Уж и Советского Союза не существовало ни на каких картах, кроме исторических, а министерства благоденствовали при старых, очень даже знакомых мне именах. В частности, мой вызов подписал однокурсник, доселе носивший, правда, папки из кабинета в кабинет. Ну, думаю, дело плохо: закроют моих патронников вместе с оружейниками ввиду нехватки средств для нелегального вывоза за рубеж.

Того же мнения придерживался и Херсон Петрович:

— Похоже, что возвращение будет огорчительным.

А накануне отъезда, когда у меня уж и билет на руках был и Танечка чемодан уложила, заехали афганцы. Все трое — Андрей, Федор и Валера. С бутылкой и озабоченностью на лицах. Я подумал сперва, что пронюхали о моем вояже в столицу, но оказалось — по делу.

— Странный звонок, крестный, — вздохнув, сказал Андрей. — Звонил сам Юрий Денисович Зыков. Лично отцу. Без секретаря, напрямую. Сказал, что месяц пробыл за границей, только что вернулся. Выразил свое сочувствие и добавил при этом, что с долгом готов обождать, это, мол, не к спеху. И главное, никакого счетчика и никаких процентов за просрочку. Все — согласно договору. Странно?

— Он и вправду отсутствовал?

— Отдыхал на Кипре, — сказал Федор. — Это точно.

— Значит, местная банда работала, пока его не было, — предположил я. — Ну и, как говорится, слава богу.

— Не совсем, — Андрей вздохнул. — Есть одна неувязочка. Двусторонняя, как медаль.

— Какая еще неувязочка?

— Валера третьего отловил, из тех, кто над Катькой издевался, — сказал Андрей. — Припугнул, тот все и выложил.

— Что именно? Не темни, Андрей, я этого не люблю.

— Два факта, — сказал Валерий. — Но оба — непроверенные. Может, так просто ляпнул, чтобы только отговориться.

— Давай непроверенные.

— Первый: все трое подкрутков — действительно из спортлагеря, которым Спартак Иванович руководил. Бывший ваш первый секретарь.

— Ну, это еще ни о чем не говорит.

— Зато второй говорит, — сказал Андрей, перехватив инициативу разговора: за ним такое водилось. — Будто припугнуть отца через Катьку ребятам велел сам Спартак. Потому-то и не изнасиловали: ему уголовщина не с руки, у него — планы.

Я призадумался. Это могло быть похоже на правду, если бы я лично не знал Спартака. Веселого, даже чуточку бесшабашного парня, умевшего и подраться, и забыть про драку чисто по-мужски. Что-то тут явно не сходилось, особенно если учесть, что Спартак Иванович и впрямь любил мою Тамарочку, а Тамарочка не утратила и очень не хотела утрачивать дружбу со мной. Нет, тут что-то было не так, о чем я и сказал ребятам.

— Отец тоже так считает, — тотчас же согласился Андрей. — Он сразу сказал, что парень просто на авторитет сослался, только и всего. Похоже на правду, крестный?

— Похоже, — сказал я.

И с чего-то вздохнул. Не удержался.

— Ну, тогда выпьем на дорожку, — с огромным облегчением сказал Андрей. — Танюшка, вали на стол закуску!

Хорошо выпили, хорошо закусили. Потом Танюша вместе с ребятами меня на поезд усадила, и укатил я в столицу нашей Родины. В город-герой Москву.

Только не спалось мне в том поезде, несмотря на мягкий вагон и выпитую водку. Что-то тревожно было…

— Он — злопамятный, — сказал мне Ким о Спартаке.

Но ведь он же первым и отмел признания перепуганного паренька. Правда, до этого был звонок Зыкова. А я так и не успел с Альбертом поговорить. И что-то меня тревожило.

Впрочем, почему — «что-то»? Спартак Иванович меня тревожил. Точнее, не столько он, сколько его внезапное возникновение в этом страшноватом деле. С до ужаса перепуганной девочкой и двумя порядком избитыми парнями в больнице. А парни-то из спортивного лагеря, который организовал Спартак и которым долгое время руководил, всегда лично отбирая кандидатов в будущие чемпионы.

А поезд мчал сквозь всю нашу необъятную глухомань, в которой жили свои танечки и тамарочки, свои спартаки ивановичи и херсоны петровичи, свои кимы и пока еще живые вахтанги, свои «подкрутки» и свои беспощадные ребята, прошедшие Афган и оставившие там всякое сострадание как излишний балласт.

Мчал поезд.

2

Встретили меня в министерстве почти с распростертыми объятьями. Мой сокурсник за это время получил вдруг чуть ли не двухступенчатое повышение и теперь имел право на личную подпись в каких-то там очень даже обещающих документах. А потому, порадовавшись свиданию, тотчас же и приступил к существу:

— Значит, дела такие. Принято решение о закрытии у тебя производства винтовок устаревшего образца.

— А людей куда я дену, вы подумали?

— Не гоношись, подумали, — он обещающе улыбнулся. — Вместо винтовок к тебе полностью переводится оборудование для производства подствольных гранат. Ну, а впоследствии и автоматов, это специально оговорено. Деньги на замену оборудования и запуск цеха в производство уже выделены. И план по выпуску тоже уже подписан. Очень даже впечатляющий план. Будешь гнать подствольные гранаты в массовом порядке.

— Воевать, что ли, собрались?

Он улыбнулся, погрозил пальчиком.

— Поперед батьки в пекло не суются. Твое дело — клепать эти самые подствольные гранатки. А наверху — решать, как и когда их использовать. Да ты же вприсядку пу-ститься должен, а не дурацкие вопросы задавать: зачем да для чего. В наше время получить такой заказ для оборонки — это, знаешь, миллион по трамвайному билету. Да, недаром я побегал. Кстати, с тебя по этому поводу причитается.

— Да хоть сейчас. Называй ресторан.

— Сейчас — служба на благо отечества, брат. — Он вздохнул. — Но уж вечерком ресторанчик я тебе укажу!

Вечером указал. Дорoг\й вышла встреча друзей, доложу я вам. Хорошо, Танюшка вовремя мне деньжат подсунула: «Мало ли. Москва все-таки».

Не Москва, милая ты моя! Не Москва, а — чиновники в Москве. Однокашника ободрать готовы как липку…