Сергей Городников - Порученец Царя. На стороне царя

• Название: Порученец Царя. На стороне царя
• Автор: Сергей Городников
• Издательство: КРЫЛАТОЕ СОЛНЦЕ
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1997

Для воспитания предпринимательской и буржуазно-городской культуры отношений в России обязательно должен появиться и развиться авантюрный жанр и русский герой такого жанра, близкий и понятный зарождающемуся национальному среднему классу. Как было и в других, ныне считающихся развитыми капиталистических державах, он появится только через мифологизацию определённых периодов истории государства. Предлагаемый читателю цикл приключенческих повестей «Тень Тибета» является продолжением намерения предложить и разработать такого героя. Впервые в русской культуре эта задача была поставлена тем же автором в книге "АЛМАЗ ЧИНГИЗ-ХАНА" (1993, из-во "РОСИЧ"). Как и герои в романе "АЛМАЗ ЧИНГИЗ-ХАНА", герой данного цикла действует в переломную для Московской Руси эпоху середины 17 века. Рождённый среди русских первопроходцев в Забайкалье он волей обстоятельств попадает в Тибет, где воспитывается воином Далай-ламы, а затем направляется на службу к русскому царю.

Композиционно цикл построен из двух больших повестей дилогии "ВОИН УДАЧА" и романа "ПОРУЧЕНЕЦ ЦАРЯ" из трёх развёрнутых повествований, в каждом из которых герой оказывается участником сложных переплетений противоборствующих интересов в разных местах Восточной Европы и Азии.

В первой повести «Тень Тибета» рассказ ведётся о месте и обстоятельствах рождения героя, о причинах вовлечения его во внутренние дела преодолевающего феодальную раздробленность Тибетского государства, об интригах, в которые он был втянут против своей воли, о его первой любви и связанном с нею приключении в Индии.

Во второй повести «Золотая роза с красным рубином» рассказывается о посольстве шаха Персии к Русскому царю в связи с женитьбой молодого царя Алексея Михайловича, об украденном у посла свадебном подарке и о приключениях, в которые был вовлечён герой в связи с этими событиями.

В первом повествовании романа «Порученец царя» герой оказывается русским разведчиком в Ливонии и в Нарве накануне Большой войны, которая потрясла Восточную Европу и которая началась войной Московской Руси со Швецией за возвращение северных земель у Балтийского моря, отторгнутых у Московского государства во время Великой Смуты.

Во втором повествовании – «На стороне царя» герой попадает в сеть интриг московской знати, когда нарастает боярское сопротивление реформам виднейшего деятеля русской истории середины XVII века, духовного отца будущих Преобразований Петра Великого, псковского дворянина Ордин-Нащокина, - реформ, которые поддерживает царь Алексей.

В последнем повествовании романа, «Персиянка», герой по поручению царя и его ближайших помощников отправляется в Астрахань для попытки предотвратить восстание казаков во главе с Разиным. Это, последнее повествование было отмечено в 2006 году литературной премией «Золотое перо Руси» и грамотой Княжеского Совета России.

---

Матвеев сам проводил его к выходу из палат.

– Тебя сопроводят за город, – объяснил он, указав на стрелецкого десятника в тёмном кожаном плаще.

Другой, обшитый кожей дорожный плащ и дорожную шляпу десятник принёс в руках, и сразу отдал Удаче.

Частый топот копыт нескольких лошадей прервался, как если бы их согласованно остановили наездники, и вновь подозрительная тишь воцарилась на ночной улице восточного предместья Москвы, вблизи начала Владимирской большой дороги. Крупный пёс за плотным забором внимал этой тишине с недоверием и зарычал, когда рядом промелькнул мимолётным привидением бледнолицый мужчина; потом заворчал и затих. Бледнолицый приблизился к низкому бревенчатому дому, оправил плащ. Там, где он приостановился, раздался его слабый условный стук в оконные ставни, затем нетерпеливо повторился. Ждал он ни дольше минуты. Оконце в калитке приоткрылось, и бледнолицый переместился к нему, протянул стоящему за ним облику человека туго набитый кошель, затем перстень, который успел тускло сверкнуть затянутой рваным облаком луне золотом и изумрудом.

– Тот, о ком мы договорились, вскоре проедет на Владимирскую дорогу, – прошептал он, склоняясь к оконцу, в котором поглотилось и то и другое. – Будет один.

Вопросов не последовало. Оконце закрылось, и бледнолицый поправил на плечах длинный плащ, настороженной улицей заторопился обратно. В переулке его поджидали трое всадников, одетых в серые одеяния. На них тоже были плащи, под которыми топорщилось, выпирало оружие, а один из них придерживал за поводья его вороного аргамака. Он легко поднялся в скрипучее новое седло, и топот опять потревожил ночной покой, но уже переулком, удаляясь от ведущей к большой дороге улицы.

Два всадника, встречи с которыми бледнолицый и его сообщники хотели избежать, в это самое время только выехали из Боровицких ворот Кремля. Они свернули к прибрежной дорожке и поспешили к Зарядью. В Зарядье Удача осадил жеребца у двора Ордин-Нащокина. Когда провожатый остановился и развернул коня, недовольно подъехал, он уже взобрался с седла на высокий забор и тихо предупредил:

– Проститься надо.

Десятник с беспокойством глянул назад.

– Могут опередить, – сказал он с укором, не уточняя, кто и почему.

Однако нигде не было видно ни души, и Удача не пожелал считаться с его доводом, перевалился за забор и спрыгнул к угрожающе заворчавшим собакам. Они подбежали к нему, а признав, важно завиляли хвостами. Выходящие во двор окна дома тёмно отражали бледный лунный свет, безжизненные и равнодушные к внешнему миру. Он посмотрел в окно спальни Дарьи, постоял, прикидывая, а стоит ли тревожить девушку прощаниями, когда он не мог сказать, когда возвратится. Наконец он решил, что это слишком жестоко. Медленно перелез обратно, а, очутившись в седле, обратился к провожатому:

– Наверное, я сейчас совершил ошибку. Большую ошибку. Но обязательства перед женщиной тяжелей испытаний в войне.

Десятника его маловразумительные рассуждения ничуть не тронули, он не скрывал нетерпения и поскакал вперёд, заставив его пришпорить жеребца, погнаться вдогонку. Вскоре растревоженные воспоминания о Дарье, которые когтями скреблись в душе, стали ослабевать. А когда на востоке посерело и за окраинами пригорода стал виден Измайловский монастырь с внушительными очертаниями большого собора, они потускнели от мыслей об опасностях предстоящего долгого путешествия. Здесь Удача должен был расстаться со своим провожатым. Забрав у него обе дорожные сумки, он устроил их на своём седле, после чего стрелецкий десятник без лишних слов развернул лошадь и стегнул её круп. Удача подождал, пока он удалился и исчез за садами, затем тщательно проверил пистолеты. Убедившись, что оба заряжены, вслушался в звуки окрестностей. Ничего подозрительного он не услышал. Сунув пистолеты в чехлы на передней луке, он сдавил ногами бока коня, побуждая его шагом отправиться к Владимирской дороге.

16. Схватка на Владимирской дороге

Сумрак в окружающем смешанном лесу начал рассеиваться. Сквозь прорехи между шапками листвы разнообразных деревьев к наезженной дороге прорывались бледные отсветы зари, невидимой, однако угадываемой далеко впереди, там, куда увлекала большая дорога. Уже вполне осенняя утренняя прохлада студила листья. Но в обшитом кожей шерстяном плаще Удаче было тепло. После бессонной ночи его укачивало, и лесные негромкие звуки не мешали погружаться в дремоту. Со стороны могло показаться, жеребец брёл, как ему больше нравилось, не спеша, а всадник клонился вперёд, к чёрной шелковистой гриве, и голова его свисала к груди вместе с нахлобученной на лоб дорожной шляпой.

Странное потрескивание ствола крупного дерева разом спугнуло напускную расслабленность Удачи, он вскинул голову, пальцами взводя пистолетные курки, глянул на то дерево и сильно пришпорил коня. Жеребец словно ожидал этого: как отпущенная с тетивы стрела, рванулся вперёд, понёсся к надрывному треску падающей сосны, под выстрелы двух пистолетов наездника успел проскочить под ней. Сдавленные вскрики раненных пулями разбойников, которые призраками толкали подрубленный ствол, подстегнули его, и он вихрем промчался ещё и под заваливаемой кем-то липой. Она рухнула позади, шумно ломая ветки, и сразу же придорожный лес там ожил с появлением разбойников, которые высыпали на дорогу из нескольких укрытий.

Кроме основной засады, оказалось, была и другая, впереди, из неё выскочили трое головорезов, ощетинились навстречу длинными пиками. Объехать их было невозможно, прорваться без заряженных пистолетов или дротиков нельзя, и за полсотни шагов до них Удача осадил встревоженного скакуна. Соскользнув по коже седла на землю, он перепрыгнул через придорожный кустарник и, выхватывая саблю из ножен, укрылся за могучей старой липой, живо соображаясь с обстоятельствами, прикидывая, как же выпутаться из сети засад, не потеряв коня. Оттуда, где упало второе дерево, к нему по дороге бежали около десятка вооружённых сообщников по разбою, но верховых конников среди них не было, а преодолеть им предстояло расстояние около трёхсот шагов. За дорогой же напротив никакой опасности он не заметил, и это подтолкнуло к решению: из зарослей неожиданно напасть на тех, кто преградили путь. Однако приступить к выполнению вмиг задуманных действий он не успел. Внезапно сзади послышался шорох, и раздалось грубое предупреждение:

– Стой!! Шевельнёшься. И проткнём, как кабана!

Не зная, сколько было за спиной разбойников и какое у них оружие, Удача замер. Производимый одним мужчиной шорох приблизился, и между лопатками остро ткнул наконечник пики.

– Бросай саблю, сука! – злее и громче приказал тот же сиплый от ненависти голос. И торжествуя, разбойник за спиной выкрикнул троим подельникам на дороге: – Я один его поймал! – Затем опять обратился к Удаче. – Ну же, кому сказал?! Брось саблю, сука! За живого больше заплатят. А то бы уже проткнул.

Он больнее надавил в спину, и Удача вынужден был подчиниться, выронил саблю на траву. Упор острия наконечника ослаб, как если бы обманувший его разбойник уверовал в свою безнаказанность. Удача напрягся, превозмогая боль, спиной начал давить на наконечник, пока тот не уступил, не поддался чуть назад, затем он постепенно и незаметно выдохнул из себя воздух, как смог, втянул живот и в мгновение резко прижался к липе и дёрнулся влево. Остриё запоздало скользнуло у правых рёбер, пригвоздило к стволу лишь плащ. Под треск разрываемого шнурка, который стягивал плащ в плечах, Удача цепко ухватился за древко пики, с хриплым рыком сильно рванулся к разбойнику, в толчке от земли дотянулся носком, ударил его вниз живота. Разбойник охнул, выпустил древко, и от второго удара ноги в живот отлетел к кустам. Удача подобрал его же пику и примерил в руке.

– Помогите! – с надрывным и хриплым воплем разбойник вскинул руку к узкому лицу с обритой головой.

– А-а, старый приятель! – узнавая его, прорычал Удача. – Да ты, чёрт, ловок подкрадываться! Но со мной тебе не везёт!

От вида Незадачливого Стрелка, отползающего по опавшей листве, похожего на придавленного червя, он с досадой метнул пику в лес, где она гулко воткнулась в дерево, и подхватил с корней липы свою саблю.

Тут же позабыв о столь жалком противнике, он бесшумно пробежал за деревьями и кустарниками вдоль края дороги и с тигриной гибкостью выпрыгнул на неё сзади троих головорезов, которые сначала бежали на крик о его поимке, а затем на призыв о помощи. От его пронзительного свиста они как будто столкнулись с невидимой преградой. Пики, которые они удерживали наперевес, мешали им сразу же развернуться, и отставший от сообщников низкорослый и толстозадый злодей при неуклюжем развороте получил такой удар сжимающим рукоять сабли кулаком в подбородок, что хрустнула челюсть, а подсечка опрокинула его, как подкошенный сноп. Толстозадый рухнул и больше не помышлял о награде за поимку или убийство тайного царского посланца. Увернувшись от острой пики, Удача саблей полоснул сделавшего выпад, заматерелого в разбоях головореза по рёбрам. После чего третий, поджарый и чернявый головорез, с неловким движением рук отшатнулся, выронил свою пику и, словно от всех чертей ада, побежал навстречу разбойникам, которые шумной ватагой приближались от основной засады. Полагая, тот, кого они должны были поймать или убить, гонится за ним, он на бегу испуганно шарахнулся от коня, оббежал животное и с облегчением увидал, что царскому посланцу было не до него. Удача схватил удила своего жеребца, запрыгнул в седло, в мгновение сунул носки сапог в удобные стремена, и погоняемый шпорами и поводьями скакун понёсся с ним прочь по направлению от Москвы.