Борис Изюмский - Алые погоны

• Название: Алые погоны
• Автор: Борис Изюмский
• Издательство: Ростовкнига
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-85778-115-9

---

Виктор Николаевич, видя, что два мальчика завозились на парте и, пыхтя, стараются боком оттеснить один другого, строго спросил:

— Что у вас там случилось?

Тогда поднялся Петя Самарцев и сказал, недобро глядя на соседа:

— Он положил локоть на мою половину парты!

Вспоминая в ротной канцелярии об этом случае, историк, смеясь, воскликнул:

— Мальчишка мне положительно нравится! Давайте, товарищи, серьезно за него возьмемся.

Он договорился с Бокановым и Васнецовым, преподающим у малышей русский язык, о плане совместных действий.

Однако под градом насмешек товарищей Самарцев так ожесточился и «окаменел», что почти перестал разговаривать.

«Что делать? — думал Боканов. — Как разбить ледок в классе и в сердце этой нахохлившейся пичужки?»

Несколько дней назад Петя уже был у Боканова. Вернее, его силой привели к воспитателю. Во время вечерней подготовки уроков Боканов не присутствовал, потому что дежурил. Самарцев, отчаявшись выучить правила по русскому языку, с ожесточением закинул учебник на шкаф и, сосредоточенно уставившись в одну точку на крышке парты, сидел неприступный и мрачный.

Алеша Скрипкин, временно назначенный старшим отделения, подошел к Петру и потребовал:

— Садись, учи! Слышишь, Азея!

Боканов недавно говорил отделению, как надо стараться, чтобы завоевать первенство в училище, каждый рвался в бой, и, может быть, именно поэтому Скрипкин так ревностно принялся за наведение порядка.

— А тебе чего? — огрызнулся Самарцев, не поднимая головы.

Ребята загалдели:

— Он старший!

— Это наше дело!

— Всех подведешь!

— Учи, говорят!

— Не буду! — упрямо крикнул Петя. — Вы кто, чтобы мне указывать! — Он решительно сложил руки на груди и опять уставился в крышку парты.

— А-а-а, так? Значит мы — никто? — пуще всех хорохорился Скрипкин, еще хорошо помнивший обиду, нанесенную ему Самарцевым на уроке истории. — Ребята, — предложил он, — давайте отведем его к майору.

— А вот не пойду! — поглядел исподлобья Самарцев и втянул голову в плечи.

— Нет, пойдешь!

— Мы тебя поведем!

Они окружили его, навалились и, связав за спиной руки, повели к Боканову.

Сергей Павлович оторопел, увидя необычайное шествие, но, узнав в чем дело, успокоился. В этой вспышке мальчишеского гнева было что-то и привлекательное — может быть, желание сломить строптивого упрямца, завоевать победу училища?

Воспитатель остановил расшумевшихся ребят и, глазами указывая на Петра, осуждающе сказал:

— Зачем вы его связали, как преступника? Развяжите!

Отпустив всех, приказал Пете:

— А вы останьтесь.

Мальчик стоял, низко опустив голову.

— Вот видишь, — сочувственно обратился к нему майор, когда они остались одни, — нельзя выступать против коллектива. Понимаешь — нельзя! Надо достать свой учебник, сесть и выучить правила. Ясно?

— Ясно, — едва слышно прошептал отступник.

— Ну, иди…

На следующий вечер Боканов сам позвал Самарцева и, когда тот пришел в ротную канцелярию, мягко предложил:

— Садись, Петя.

Мальчик продолжал стоять.

— Садись же! — повторил приглашение Боканов.

Самарцев неохотно сел. В комнате было так тихо, что слышалось тиканье карманных часов офицера.

— Ты, Петя, когда в деревне жил — рыбу удил? В лес ходил? — спросил Боканов.

— В лес ходил, — скупо ответил Петя, не поднимая глаз.

— Что же там делал?

— Птиц ловил…

— Вот оно что! А ну, расскажи, как?

Тень оживления прошла по лицу Самарцева, глаза его радостно засветились. В голосе воспитателя было столько заинтересованности и душевности, что мальчик, невольно поддавшись ей, начал — сначала медленно, словно преодолевая внутреннее сопротивление, а потом все увлеченнее — рассказывать о сетках, приманках, птичьих повадках.

— Дятел делает гнездо для птенцов, как деревянный горшок… Оттого у них, пока маленькие, на пятках мозоли.

— Вот не думал! — воскликнул майор.

— О-о-о! — увлекаясь все больше, продолжал Самарцев. — Знаете, какие они умные! Галстушник… увидит ворону и сразу заковыляет, заковыляет, будто он хромой… Птица детей своих узнает!

— Не может быть! — недоверчиво посмотрел Боканов.

— Может! — Петя всем телом подался к майору, лицо его стало детски-открытым. — Узнает! Я курице подложил воронье яйцо. Вороненок-то вылупился, рот, глупой, раззевает-раззевает, а наседка клювом р-раз его! — и убила.

Уже улеглись спать в роте, и дан сигнал отбоя, а Боканов продолжал слушать рассказы Пети.

— Очень все это интересно! — с уважением сказал он наконец, — но спать идти все же надо.

Мальчик встал. Радостное оживление еще не сошло с его лица, будто он только что побывал в родной деревне, продирался сквозь лесную чащу, подсвистывал птицам.

— Я тебя вот о чем, Петя, попрошу: расскажи ты об этом всем в отделении.

Самарцев сразу поник, помрачнел.

— Так засмеют… Неловкий я в речи, — с горечью сказал он.

— Не засмеют! Только спасибо скажут, вот посмотришь. Ну иди, спокойной ночи…

И когда за мальчиком закрылась дверь, подумал: «Надо познакомить его с Гурыбой. Максим тоже великий знаток всех этих тонкостей».

5

Утром, передавая свой разговор с Самарцевым майору Васнецову, Боканов попросил его:

— Вы уж помогите ему план рассказа составить, поддержите в классе.

Васнецов обрадовался. Потирая ладонью бритую голову, пообещал:

— Поддержу, поддержу, за этим остановки не будет!

После уроков Васнецов подозвал Петю. Самарцев опять начал мрачно отказываться:

— Засмеют… — Но на этот раз отказ звучал не так решительно, как тогда, когда он говорил с Бокановым: правду сказать, Пете уже и самому хотелось испытать свои силы.

В конце недели, на уроке развития речи, когда составляли устные рассказы, Васнецов, словно бы между прочим, вызвал Петю.

— А вы, суворовец Самарцев, расскажите нам что-нибудь о лесной жизни.

Самарцев поднялся с парты, подошел к столу учителя, несмелым, стесненным голосом сказал:

— Я о ловле птиц расскажу… — и хмуро поглядел на хихикнувшего Скрипкина.

Тот скорчил ехидную гримасу, обернулся назад, как бы призывая всех в свидетели: «Послушайте, послушайте, наш-то говорун вас развлечет: „о-о-о…“ — Скрипкин, намекая на оканье Пети, беззвучно зашевелил губами, сложив их в форме буквы „о“».

— Утром, — начал робко Петя, — только солнышко взойдет, пойдешь в лес… и вдруг дрозд: «тикс-тикс-тикс»… Это, значит, на земле опасность почуял, встревожился… потому что если сверху что заметит, так он протяжно так делает: «си-и-и».

Чем дальше Самарцев рассказывал, тем больше, увлекаясь, смелел и теперь, прямо глядя на притихшего Скрипкина, спрашивал:

— А кукушонок на какой день из яйца выходит?

И сам же отвечал:

— А на тринадцатый!

Класс начал смотреть на Самарцева с интересом и невольным уважением, словно не узнавая его и дивясь, и во взглядах ребят, обращенных к учителю, можно было прочитать: «Видали, какой? А вы думали — никуда не годится».

Офицер похвалил Петю, поставил ему в журнал пятерку и, обращаясь к классу, но глядя на одного Скрипкина, сказал:

— А что у суворовца Самарцева окающий говор, так в этом нет ничего плохого. И Горький окал… Мы с вами будем изучать тему о говорах.

В перемену Алеша Скрипкин подскочил к своему другу — земляку из соседнего отделения.

— А мы Самарцева изучать будем! — сообщил он с торжеством в голосе и многозначительно пояснил: — Говор!

Друг Скрипкина только на секунду был поражен этим сообщением, но тотчас пришел в себя и высказал предположение:

— А у нас Амбарцумян есть — может, и его мы изучать будем?

— Не-ет! — энергично замотал головой Скрипкин. — Такого, как у нас Самарцев, у вас нет!

Петя, в это время догнав майора Васнецова, застенчиво сказал:

— Я и басни умею рассказывать.

— Вот это хорошо! На следующем уроке я спрошу вас, — пообещал учитель.

ГЛАВА V

1

Боканов любил в начале учебного года перелистать свой дневник: продумать, что недоделано, где ошибался.

И сейчас, после того как закончился набор и новое его отделение, как ему казалось, пошло в ногу с остальными, он достал свои записи за несколько лет.

Здесь были беглые заметки, психологические миниатюры, решенные и нерешенные ребусы воспитания, внезапно возникшие мысли и найденные приемы.

Он перечитывал страницу за страницей: «Не подменяйте убеждение уговариванием, — советует Зорин, — сознательность сознательностью, но и требуй!» Усмехнулся, вспомнив, что за пререкания лишил тогда Ковалева долгожданного увольнения в город. Зорин сказал: