Валентина Мухина-Петринская - На ладони судьбы: Я рассказываю о своей жизни

• Название: На ладони судьбы: Я рассказываю о своей жизни
• Автор: Валентина Мухина-Петринская
• Издательство: Приволжское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990

Воспоминания об аресте в октябре 1937 г., следствии, ярославской тюрьме, Колымских лагерях, повторном следствии в конце 1940 − начале 1941 г., Карлаге (Карагандинская область Казахской ССР), освобождении в июне 1946 г.

---

— Его больше днем вызывают? — спросила я.

— Да, почему-то лишь днем, — отозвались они. Вот, оказывается, почему Щенников меня никогда не вызывал днем, а только по вечерам. Михаила Каравая тоже жестоко избивали, и он подписал протокол с чудовищной клеветой на себя и теперь опасался расстрела. Жену увидеть он уже не надеялся и твердил только одно: «Мне бы еще хоть раз услышать ее голос, голос моей Аты, потом пусть приходит смерть…»

— Передайте ему, что он услышит ее голос. Я это обещаю твердо. Но предупредите его, чтоб не было никаких эмоций. Пусть молча слушает ее голос, и всё. Иначе он подведет под карцер и меня и Ату.

— Но как вы это сделаете?

— Это я еще придумаю. Мы же ходим на прогулку мимо вашей шестой камеры. И передайте мой горячий привет Иосифу Кассилю.

Пока я поднималась по тюремной лестнице на наш третий этаж, я придумала, как Михаилу Караваю услышать голос жены. Что Михаил подписал протокол, я ни ей и никому в камере не рассказала, Ата была так уверена в его мужестве, так гордилась им. Ведь она так и не подписала.

На другой день нас с утра повели гулять. Прогуливал нас дежурный по прозвищу Минуточка. Во время прогулки я то и дело останавливалась и хваталась за голову. Минуточка ругался, но ничего не подозревал.

На обратном пути, проходя мимо шестой камеры, я сделала вид, что упала в обморок, но, не рассчитав, довольно больно стукнулась головой о дверь. Ата, как мы договорились, «испуганно» закричала: «Джанунка!» Так она нежно называла мужа. И прибавила несколько фраз на английском языке. Минуточка заорал на нее: «Не разговаривать!» Но Ата очень красноречиво пояснила ему, что у меня еще на прогулке закружилась голова, он не дал мне постоять хоть минуту — и вот теперь я в обмороке.

— Бедная моя Джанунка, — и снова несколько взволнованных слов на английском языке.

Растерянный Минуточка побежал к телефону, вызвал ко мне врача. Ата успела сказать еще несколько слов «мне» по-английски. А из-за двери тихо, страстно и нежно: «Ата, прощай!»

Так исполнилось желание Михаила Каравая услышать голос жены, которую безгранично любил. Напрасно боялся он расстрела, ему дали двадцать лет лагеря, а вот Ату расстреляли. Мне до сих пор ее жаль. Сколько красоты, доброты, ума, живости, остроумия было в этой молодой женщине…

— Врач уже спускается, — успокоил Минуточка, явно сознавая свою вину. Я предпочла встать:

— Мне уже лучше.

Женщины повели меня под руки, как архиерея. Но тут на меня и на одну из ведущих напал такой приступ смеха, что мы чуть было не испортили все дело.

— Плачьте! Черт вас возьми! Спасибо, Валя. Мы «плакали», задыхаясь от смеха. Врач пришла в ужас, пощупав мой пульс:

— Ну и частит!

Послушала сердце и… освободила меня на этот день от допроса.

На следующий день меня вызвали утром. Щенников сидел один. Перед ним на столе высилась груда книг — книжный паек, который следователи получали бесплатно раз в месяц.

В тюрьме была библиотека, но нам никаких книг не давали, за то что мы все шестеро не подписывали. Я очень стосковалась по книгам.

— Вы знаете почерк Иосифа Кассиля? — спросил следователь.

— Да, очень хорошо.

— Тогда посмотрите… — и он, не без торжества, показал мне точно такой протокол, какой был у меня, но подписанный… Кассилем.

Сердце у меня сжалось от невыразимой жалости к Иосифу, ведь я знала, как и почему он подписал эти лживые строки.

Но мне вдруг захотелось испытать Александра Даниловича, и я, мысленно попросив у Кассиля прощения, сказала:

— Я всегда считала Кассиля честным, порядочным человеком. Никогда бы не поверила, что он при первом испытании окажется такой сволочью.

Я смотрела прямо в лицо Щенникова и видела, как оно дрогнуло, потемнело, исказилось, словно его коснулись раскаленным железом…

— Не надо, не говорите так, Валентина Михайловна, вы же не знаете, чего ему стоило подписать этот несчастный протокол. Ведь с ним не цацкались, как с вами: ах, молодая, ах, талантливая, надо ее поберечь. Тронь я вас хоть пальцем, мне же не простят, со мной здороваться не будут. Кстати, Кассиль лишних два месяца принимал за вас муки, требуя, чтоб хоть вашу фамилию вычеркнули из протокола.

— Я ни минуты не считала Кассиля сволочью, — грустно произнесла я, — мне просто хотелось видеть, как вы будете реагировать на мои слова.

— Ну и послал мне господь бог подследственную.

— Господь тут ни при чем. Вам послал ее, как я уверена, Вадим Земной — бездарь, завистник, клеветник и убийца.

— Откуда вы это знаете?

— Он уже посадил нескольких наших товарищей.

— Было бы болото, черти найдутся, — вздохнул Щенников.

Затрещал телефон. Его вызывали к начальству. Он позвал следователя из соседнего кабинета.

Следователь курил, стоя в дверях, а я принялась рассматривать книги.

Томик Валерия Брюсов а был таким, что мог уместиться у меня в кармане пальто. И я его незаметно туда препроводила.

Вернувшись, Щенников сразу обнаружил пропажу и пришел в страшную ярость.

— Нет, что за безобразие! Какой он из себя, кто ее взял?

— Среднего роста, шатен, худощавый… лучше спросите у вашего коллеги.

Но коллега хлопал удивленно глазами и уверял, что не заметил, потому что задумался.

В этот вечер Щенников сделал опять серьезную попытку уговорить меня подписать протокол. Он боялся, в этого не скрывал, что меня передадут другому следователю, который не остановится перед применением ко мне пыток и избиений. На совещаниях возмущаются тем, что Александр Данилович так со мной «цацкается». Я наотрез отказалась, выразив надежду, что у меня хватит сил противостоять.

Молодые следователи то и дело заходили в кабинет Щенникова на «огонек» и прислушивались к нашему разговору.

Среди них особенно тепло относился ко мне Шура Артемов. Симпатичный паренек с необычайно яркими синими глазами. Зашел еще один из следователей; только что вернувшись из командировки в Москву, стал рассказывать Щенникову, как обстоят дела у его коллег на Лубянке.

Передавал слова следователя, который вел дело Бухарина: «Ну и человек, вертится словно уж, нажмут на него как следует — он не выдержит, подписывает, а доберется до тюрьмы, отлежится в камере и требует бумагу и чернила — отказывается от показания, да еще жалуется прокурору, что его избивают. В следующий раз его сильнее обработают — опять та же история: подпишет, отлежится, берет назад признания. Девятнадцать раз уже брал назад…»

Шура Артемов вздохнул, взглянув на меня, и, как-то сутулясь, подошел к окну.

Рассказчик тоже взглянул на меня и осекся.

— Неважно, — сказал Щенников, — продолжай. В этот вечер Щенников отправил меня в тюрьму пораньше, еще никто у нас в камере не спал. Едва закрыли за мной дверь, я вытащила из кармана пальто томик Валерия Брюсова. Пять рук протянулись к нему.

— Подождите, друзья, — объявила я, — сначала по нему погадаю…

— Как это «погадаю»?

— А вот так. — Я наугад раскрыла книгу, заложила пальцем строчку и доверчиво вопросила: — Что меня ожидает в ближайшие годы?

Все даже дыхание затаили. Их ведь ожидало примерно то же самое.

Ответ гласил: «Лишь смена мук». Лица наши вытянулись, у некоторых побледнели.

— Как стихотворение-то называется? — буркнула Ата.

— «Мучения святого Себастьяна». Подставь вместо Себастьяна Валентину, — вздохнула я. — Кто следующий гадать?

Желающих не оказалось.

Однажды вызывают вечером меня на допрос. Вхожу в просторную, чистую комнату Щенникова. Все в сборе, сидят кто на диване, кто на стульях, принаряженные, при галстуках. А на столе… Боже мой, весь стол буквально завален яствами, которые они смогли достать: сыр, колбаса, окорок, пирожные, шоколадные конфеты, яблоки… Я всплеснула руками:

— Не собираетесь ли вы, Александр Данилович, устроить мне танталовы муки за то, что я не подписываю вашего протокола.

Ребята так и грохнули от смеха.

— Вот ее благодарность, — возмутился Щенников. — Никаких мук танталовых. Ешьте сколько влезет. Здесь пирог с мясом, очень вкусный… Это ваш праздник, — серьезно заверил меня Александр Данилович.

— Спасибо! Но почему?..

— Инициатива Шуры Артемова, так что «спасибо» адресуйте ему.

Я с надеждой взглянула на Артемова: может, он сумел что-то доказать начальству и меня выпустят на волю? И Артемов понял мой взгляд (его все поняли) и поспешил мне объяснить.

Оказалось, вышел новый номер журнала «Красноармеец, краснофлотец» и там мой рассказ «Партизанка». Журнал конфисковали.

Один номер прислали сюда, где шло следствие над автором. А рассказ очень всем понравился, даже начальнику НКВД Стромину, и Саша предложил хоть чуть-чуть порадовать автора, устроить читку рассказа и… вечер с угощением.

Начальник разрешил, его как раз вызывали в Москву к самому Ежову.