Александр Бушков - Анастасия (сборник)

• Название: Анастасия (сборник)
• Автор: Александр Бушков
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1996
• ISBN: 5-7684-0092-3, 5-7654-0039-6

Отважный солдат-десантник, силою магии вырванный из кровавой афганской бойни, попадает в далекое будущее Земли.

На его пути встают руины давно заброшенных городов, открывают свои чудеса удивительные королевства, появившиеся в непроходимых чащобах Сибири. И самое главное - он встречает гордую воительницу-амазонку по имени АНАСТАСИЯ.

Содержание:

Лабиринт (повесть), стр. 5-124

Провинциальная хроника начала осени (повесть), стр. 125-240

Анастасия (повесть), стр. 241-420

Господа альбатросы (повесть), 421-498

Первая встреча, последняя встреча (повесть), стр. 499-532

Пересечение пути (рассказ), стр. 535-539

Наследство полубога (рассказ), стр. 540-550

Как рыцарь средних лет собрался на дракона (рассказ), стр. 551-561

Костер на сером берегу (рассказ), стр. 562-567

Домой, где римская дорога (рассказ), стр. 568-570

Примостившийся на стенке гусар (рассказ), стр. 571-578

Лунные маршалы (рассказ), стр. 579-582

Последний вечер с Натали (рассказ), стр. 583-587

Планета по имени Артемон (рассказ), стр. 588-591

---

Только ничего там от него не добились – кто послал, не признался. Закопали его там, где и всех прочих. Но все равно, пусть он и слова не сказал, мы ж как–никак дворцовые, знаем, кто его послал. Высокая наша царица Пасифая. Тс–с! Насчет этого и родной матери не проговорись, а то и тебя самого… там, где всех закапывают.

Вот тут я нашего высокого царя Миноса решительно не понимаю, клянусь священным дельфином. Прижила его собственная жена, высокая наша царица Пасифая, урода, то бишь Минотавра, от быка. Бык у нас, конечно, вместе с петухом и дельфином животное священное, может, там и бог какой–нибудь был под видом быка, случалось же такое, однако все ж как–то оно не того… Царица все же, не какая–нибудь прачка. Самое лучшее было бы тут же придушить это чудовище, потолковали бы об этом год–другой, а там и забыли. Или вообще бы не узнали – если все с умом обернуть. А что Минос сделал? Отгрохал этот самый Лабиринт – уймищу ведь денег вбухал! – посадил туда Минотавра и растрезвонил по всему свету, какое у него диво имеется. Ну а откуда это диво произошло, народ постепенно узнал за двадцать–то лет. Это ж позор на весь белый свет, последнему водоносу со стыда сгореть можно, не то что царю…

А он терпит… Минотавра приказано оберегать пуще собственной жизни. Но вот тогда на кой эти, что драться с ним приезжали? Мы бережем, а им идти убивать можно? Снова государственное что–то, не для нашего ума. Ну, ладно, наше дело десятое, начнешь думать – башка лопнет. Может, сегодня на ужин телятину дадут! Обещали вроде…

Рино с острова Крит, толкователь снов

– День начался паршиво. Сначала ввалился пьянехонький купец и стал добиваться, чтобы я объяснил: что значит, если во сне ему привиделась танцующая на ветке голубая рыба? Пить нужно меньше, иначе наяву голубых рыб видеть начнет… Идиотский сон требует идиотского же толкования, и я сказал ему таинственным голосом: «Когтистая лапа занесена над блюдом, но ястреб взмахнул крылом». Он ничего не понял и оттого заплатил больше, чем я обычно назначаю.

Потом пришел понурый соседушка Гикесий, выложил на стол монеты и стал рассказывать свой утренний сон. Оказывается, корова с увесистым поленом гонялась за ним по всему дому, и он проснулся в самый трагический момент, оказавшись зажатым в угол, и теперь хочет знать, не является ли сон пророческим, не прознала ли дражайшая супруга о той мельничихе, которой он всю эту ночь помогал чинить жернова?

Я вынужден был огорчить его, сказав, что, к моему большому сожалению, сон его является насквозь пророческим, и любезная Нира ждет не дождется, когда он переступит порог, и рядом с ней пребывает, ожидая своего часа, суковатая палка. Видят боги, я ничего не мог поделать. Он недооценил свою половину – та еще позавчера наняла ловкого человека, набившего руку на слежке за неверными мужьями и женами, и тот за умеренную плату превратился во вторую тень Гикесия, выведав все подробности. Я это узнал на заре – когда–то этот тип прирабатывал на моих самых несложных поручениях и по старой памяти заглядывал с новостями. Так и работаем – в нашем деле никак нельзя полагаться на одних богов, тот, кто не уяснил этого золотого правила, кончит в самой грязной канаве.

После Гикесия, ушедшего с плачем и стенаниями, наступило долгое затишье. Я знал, что это означает. Вернее, кто в этом виноват – косой лидиец, обосновавшийся на нашей улице через пять домов от моего. На потолке у него болтается мерзкое чучело крокодила – ненавижу этих тварей, в углу многозначительно скалится череп, пряно пахнут пучки заморских трав, блестят хрустальные шары, а в углу звенит цепью выученная двум–трем нехитрым штукам облезлая обезьяна, ужасно похожая на своего хозяина. Словом, полное снаряжение шарлатана, неотразимо завлекательное для простодушных дураков, не понимающих, в чем разница между пышным блеском замаскированного ничтожества и аскетической сухостью истинного ума и таланта. И дураки не понимали – достаточно было взглянуть на очередь, растянувшуюся к дому этого мошенника на три квартала…

Будь это хотя бы два месяца назад… Священный бык, священный петух и священный дельфин, не люблю упоминать вас, считаю это глупым суеверием, но что поделать, если поневоле срывается с языка… Поневоле приходится с болью и тоской вспоминать, что Каро Быстрый Нож схвачен и умер, скалясь в лицо всей этой своре, столпившейся вокруг со своим раскаленным железом; что его люди (шайка, по–моему, слишком пошлое слово) частью казнены, частью покинули в панике Крит. Каро ничего не сказал, ни слова, он был настоящим мужчиной и не предавал друзей, но все мои теплые мысли о нем не воскресят его и его людей. Не знаю, смогу ли я когда–нибудь отыскать еще одного такого друга, великолепно умевшего презирать предрассудки и абстрактные понятия, выдуманные нищими мудрецами и якобы ведущие к созданию на земле Золотого века, царства добра.

А теперь Каро нет, и мир стал беднее, и я лишен моих верных помощников. И полицейский сотник, что раньше кланялся, завидев меня за квартал, вошел вчера ко мне в дом едва ли не как хозяин, лучась самодовольством и важностью. Оперируя деликатными намеками, он рассказал мне о лидийце и вежливо, но достаточно грозно предупредил, что в случае каких–либо осложнений, случись с лидийцем что плохое, он уж мне… Проглотив это, я с видом оскорбленной невинности прикинул, сколько же ему перепало от лидийца. Довольно много, если он так держался, забыв свои прошлые страхи…

Вот и результат десятилетних трудов на поприще толкования снов. То, что мы с Каро называли между собой «исцелением души», теперь, с его смертью, невозможно, и мне пришлось отослать ни с чем трех набитых золотом клиентов. Обыкновенное гадание, толкование примитивных снов мелких людишек до того бесперспективно и малодоходно, что я бросил бы его, не объявись даже лидиец. Для человека моих способностей это – неразумное разбазаривание по мелочам своего таланта. Итак?

Можно обратить в звонкую монету все написанные неосторожными людьми письма – мою коллекцию, долго и кропотливо собиравшуюся по крупицам. Коллекцию, открывающую мир слабостей, необдуманных влечений, скотской невоздержанности, предательства, жалких потуг на незаслуженную славу. Она стоит немалых денег, если торговать письмами в розницу, но как целое она еще дороже – материал для моего будущего труда «Что есть человек». Труд этот должен неопровержимо доказать скотскую сущность человека – в противовес потугам бродячих философов, прочащих человеку божественное величие духа.

Эти глупцы смеют уверять, что человек станет лучше бога, но что такое бог? Я хорошо знаю богов, мне приходилось иметь с ними дело. Боги – не более чем уставшие актеры, которых ведет роль, жалкие куклы, обреченные разыгрывать до бесконечности одни и те же приевшиеся сцены – до бесконечности, потому что боги бессмертны. Люди мечтают о бессмертии, но я давно понял, о чем мечтают бессмертные боги, – о смерти…

Никак нельзя продавать письма – иначе погибнет ненаписанный труд «Что есть человек». Так что же, достать из тайника тяжелый мешок – и прочь с Крита? Мир велик, в нем достаточно мест, где может найти себе приют толкователь снов, но мне надоело быть толкователем. В силу своего таланта я хочу управлять событиями и людьми, ибо познал все людские слабости, и это ставит меня неизмеримо выше толпы. Но кто предоставит мне возможность властвовать там, в чужих землях, если не удалось достичь этого на родине после десятилетних трудов? Места вокруг сладкого пирога давно заняты, опоздавших прогоняют взашей, и стоит ли сердиться, если сам поступал бы точно так же, покусись на твою долю затесавшийся с улицы нахал? Сердиться нужно на самого себя.

Так ничего и не решив, я отправился прогуляться, и город, надоевший Кносс, показался мне еще более пыльным, грязным и скучным. Возле дома лидийца ждали своей очереди человек двадцать, я спокойно прошел мимо, старательно изображая полнейшее равнодушие, спиной чувствуя, что они смотрят вслед с насмешкой и разочарованием. Конечно, им хотелось бы поглазеть на нашу драку, растрепанные бороды и набежавших полицейских, но такого удовольствия я этому сброду не доставлю…

Возле заведения Валеда, где останавливаются заезжие торговцы, чтобы получить за свои деньги все удовольствия, было шумно, как всегда. Свистели флейты, кружились и выгибались танцовщицы, едва прикрытые прозрачной тканью, изображая чувственность и веселье, звенели дутые браслеты, падали с плеч покрывала, а на широкой галерее гомонили купцы, наслаждаясь короткой свободой, – дома не разгуляешься, там разжиревшие жены будут лупить их метлами при закрытых дверях.

Я прошел бы мимо, но ко мне бросился одноглазый бактриец, верный Валедов слуга, изгнанный из родных мест и лишенный уха наверняка не за благочестивую жизнь. Оказывается, Валед ждал меня и велел доложить, как только я буду замечен поблизости. Пренебрегать предложением не следовало. Правда, я не знал, как он примет меня теперешнего, после смерти Каро многие стали меня избегать, считая, что мои золотые дни позади.