Николай Правдухин - Вниз по Уралу

• Название: Вниз по Уралу
• Автор: Николай Правдухин
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-7688-0046-8

Очередная книга из серии, в которую входят произведения писателей, чья жизнь и творчество связаны с Уралом.

Более 50 лет назад А. Н. Толстой, Л. Н. Сейфуллина, братья Правдухины совершили поездку по реке Урал на лодках. Каждый из них написал об этом. Очерки, полные интересных наблюдений, впервые собраны в одном издании.

---

К станицам, расположенным у яров Урала, мы обычно подъезжаем с песнями.

Последний рейс, моряк, плыви,
Пой песни, пой!
По звездам путь ты свой держи,
Пой песни, пой!

У большой станицы Рубежки гурьба разноцветных казачек заводит в ответ нам свою песню:

Солнце скрылось за горою,
Стоит казачка у ворот
И в дальний путь смотрит с тоскою,
Слезы льются из очей.

Повертываем на речушку Рубежку, поднимаем паруса. Певцы наши вдохновляются. Голоса их звучат громче, возбужденнее. Казачки, сидя у плетня огорода, начинают голосить протяжнее, заунывнее:

— О чем, о чем, казачка, плачешь?
О чем, голубушка, грустишь?
— Как мне, бедною, не плакать.
Велят мне милого забыть.

Причаливаем к берегу. Начинается веселый торг. Бабы несут нам яйца, масло, ребята тащат арбузы, дыни. Я нахваливаю свой товар: кряковых уток, куликов, — вымениваю на них у девчат овощи. Лакомимся жирным каймаком, намазанным на хлеб, едим сахарные красные арбузы, зубоскалим с веселыми казачками, расспрашиваем казачат об охотничьих, рыболовных местах и, отчалив от берега, снова запеваем, на этот раз нашу собственную песню[8]:

Наш путь далек, тверда рука.
Пой песни, пой!
Как друга встретит нас река.
Горька полынь и сед ковыль.
Верблюд идет, вздымая пыль.
Томит безводье, пышет зной.
Дрофа в степи зовет на бой.
Ружье не дрогнет на руке.
Мы не вернемся налегке.
Сазан в подводной глубине
Сверкает золотом на дне.
Струна на спиннинге звенит,
Смелее, не порвется нить.
Очаг — костер, палатка — дом,
И город стал далеким сном.
Мы пьем за счастье наших дней,
Теснее круг, друзья, тесней![9]

По черному высокому яру за нами идет группа казачек. Вслед нам несется новая песня:

На берегу сидит девица,
Шелками платье себе шьет.
Работа чудная по шелку,
У ней шелков недостает.

Звуки наивной песни тихими волнами, как зыбь, бегут к нам по водам покойной речушки.

Девки идут, сцепившись хороводом, покачиваясь из стороны в сторону под размеренные переливы песенных стихов:

— Моряк любезный, нет ли шелку
У вас немного для меня?
— Вот как не быть такой красотке,
Чего угодно вам спросить?
— Подайте шелку разноцветна
Самой принцессе платье шить.
— Прошу, красотка, потрудитесь
Ко мне на палубу войти.

Мы сдерживаем лодки, зацепившись за коряжину. Слушаем песню, по-видимому, вызванную в памяти певиц нашим появлением. Смеемся над наивным рассказом о похищении девицы моряком, который ставит себя, донского казака, выше герцога и графа. Весело ударяем веслами по воде и снова выезжаем на Урал. Сзади от станицы доносится смех, взвизгиванья, крики. Ветерок ударяет по парусам. Лодки ложатся набок и с шумом бегут по волнам. Впереди пылает закат.

Последние выстрелы

От Уральска мы двинулись вчетвером уже на одной лодке «Ленинград». Трое наших компаньонов повернули домой: у них кончились отпуска.

Здесь Урал шире, привольнее. От города он резко повертывает на юг. Нам в спину нередко дуют попутные ветры. Теперь за нас работает сама природа, а мы сидим на лодках и, как вино, глотаем солнечный воздух, пьем «нарзан» из реки: так называем мы прохладную воду Урала.

Конец сентября. Желтеют по пригоркам поля. По утрам на пески серебристой пылью ложится иней, ночи стали холодными. Но днем по-прежнему жарко. По берегам то и дело поблескивают озера и старицы. Утки от выстрелов поднимаются над лесом черными тучами, но быстро улетают дальше: начался уже перелет. По пескам множество гусиных следов и помета, но сами птицы видны редко. Они перекочевали на степные озера. Здесь они жировали в августе и первой половине сентября. На лугах частенько выпархивают выводки серых куропаток. Жаркое из них вкусно, и мы теперь редко едим другую дичь. Рыба стала ловиться еще лучше. Колокольчики над палаткой, соединенные с переметами тонкой ниткой, ночами звенят не умолкая. Мы уже не тревожимся, слыша их позвякиванье. Вчера над переметом тяжело взметнулась красная рыба. Поводок оказался порванным. По-видимому, то был хороший осетр. Утром над палаткой протянули на запад дудаки. Птица собирается в стаи. Чаще всего над Уралом видишь треугольники черных бакланов. Они часто беспокоят нас: издали их принимаешь за гусей. В жару бакланы черными, обгорелыми пнями недвижно торчат по пескам. Никак не подумаешь, что это живое существо. По утрам они с азартом охотятся за рыбой: сядет на коряжину черная уродина и высматривает острыми крошечными глазами добычу. Заметит рыбу в воде и, как заправский спортсмен, бросается в реку, поджав крылья. Подолгу пропадает в воде. Потом выныривает, держа в «зубах» добычу. Рыбаки ненавидят бакланов. Не любим и мы их. Часто пускаем по стаям заряды. Но какая это крепкая птица! Редко собьешь ее на лету. Чаще всего, вильнув острым хвостом, она и раненая уносится за лес. Ночами за лесом на старицах гогочут гуси, но на пески уже не вылетают. Утрами тянут в степь, на поля, но обычно слишком высоко для охотников.

На тринадцатый день мы добрались до Каленого. С полудня подул сильный попутный ветер, мы помчались на парусах, как на лихой тройке. Обычно мы преодолевали за сутки тридцать, самое большее сорок километров. А тут мы легко проплыли больше шестидесяти и в сумерках были против поселка. С волнением вглядывался я в «знакомые» берега: ведь двадцать пять лет тому назад частенько сиживали здесь с отцом, дожидаясь клева сазанов. Но берега Урала однообразны, и я часто ошибался, определяя места.

Черномазый крепкий казачонок Пашка вез на телеге в поселок наш багаж. Он зычно покрикивал на быков, лениво переставлявших ноги. Я начал расспрашивать его о каленовцах, об охоте, волках, лисах, о начавшейся плавне. Когда я стал называть по именам казаков, говорить ему названия озер, он с удивлением глянул на меня и казачьим говорком спросил:

— Мотри, каленовский будешь? А чей? Никак не признаю.

С Пашкой мы крепко подружились. Он не отставал от меня ни на шаг, таскаясь со мной на охоту в свободное от работы время.

В Каленом мы пробыли десять дней. Поселок нисколько не изменился с прошлого года. Может быть, стал еще тише и малолюдней. Многие уехали на плавню к Каспию. Кое-кто из казаков переселился поближе к городу в поисках заработка. Уехала совсем из Каленого и Матрена Даниловна в поселок Трекино к сыну-учителю, покинув старый, разваливающийся деревянный дом, где прожила почти всю свою жизнь. Георгий был на военной службе. Ночи мы проводили с казаками за беседой, за песнями. К сожалению, мне не удалось повидаться ни с Маркушкой, ни с сайгачником Карпом Маркеловичем. А как мне хотелось услышать его рассказы о прежних охотах в каленовской степи! Вспомнить, как мы спугнули когда-то у него из-под носа стаю уток. Не было в поселке и Хрулева, он переселился в поселок Кулагинский, ближе к Каспию[10]…

Сумерками после охоты Павел Дмитриевич иногда успевал половить спиннингом на Ерике хищных щук. Ребята с раскрытыми ртами восхищенно глазели на невиданную рыболовную снасть. Сегодня последняя блесна зацепилась за камыш, островком зеленевший посреди речонки. Жаль рвать ее: щуки берутся азартно.

— Ну, ребята, выручайте! Пятьдесят копеек тому, кто сплавает за блесной.

Ребята, поеживаясь, смеются, пробуют руками воду, но никто не решается плыть. Холодно, дует северный, пронизывающий ветер, вода ходит сизая, ледяная. С горки бежит Пашка:

— Чево тут? Опять блесна встряла? Ишь ты! Я могу. Нужон мне твой полтинник. Я, може, богаче тебя. Я так.

Пашка, тонко улыбаясь, секунду смотрит острыми черными глазами на сизоватую воду, молниеносно сбрасывает с себя рубаху, штаны и, крякнув как взрослый, бросается с размаху в Ерик.

— Эх ты, кака холодна! У, язвай тебя!

Широкими саженками доплыл он до камыша, погрузился в воду, отцепил блесну, вывел ее в зубах на чистое место и выплыл обратно. Попрыгал на берегу, оделся и снова вприпрыжку поскакал в гору:

— Вы не уходите без меня. Я скоро! Телят домой загоню. Волки в лугах воют.

Попытались мы выбраться за дудаками. С трудом разыскали молодую лошаденку. Она шагом потащила нас в степи, где мы когда-то детьми охотились за стрепетами. Через пятнадцать километров заморилась и встала. Пришлось нам идти пешком. На обратном пути мы все-таки заприметили стаю дудаков. Василий Павлович поехал нагонять их на нас с Павлом Дмитриевичем. Мне удалось сбить одного из них на очень большом расстоянии. До стрепетов мы не добрались.