Чарльз Диккенс - Скряга Скрудж

• Название: Скряга Скрудж
• Автор: Чарльз Диккенс
• Издательство: Н. Г. Мартынов
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1898

---

   — А за что они его восхваляют? — прибавил дух. — Кажется, из-за безделицы: трех-четырех фунтов стерлингов, считая на ваши земные цены?… Неужели же стоит его за это славословить?

— Не в том дело, — заметил Скрудж, невольно преображенный в свое былое я, — дело не в том, дух!… От Феццивига зависит наша доля: хорошо ли, не хорошо ли будет нам у него служить, всё это зависит от него, от его взгляда, его улыбки, ото всего, чего ни перекинуть на счетах, ни в конторскую книгу внести нельзя. И что же! Скажет слово, — золотом осыплет.

   Скрудж, говоря это, успел уловить пронзительный взгляд духа, брошенный искоса, и замолчал.

   — Что с вами? — спросил призрак.

   — Ничего особенного, — ответил Скрудж.

   — Однако же мне показалось?… — настаивал призрак.

   — Ничего! — поспешил удостоверить Скрудж. — Ничего!… Хотелось бы мне только сказать два-три слова моему приказчику… Вот и всё.

В это время былое я Скруджа угасило лампу, и призрак вместе с Скруджем очутились, бок о бок, на вольном воздухе.

   — Мне пора! — проговорил дух, — живей!

   Это слово было сказано не Скруджу, не кому-либо из видимых им лиц, но воплотилось оно, и Скрудж снова увидал второе я. Был он, правда, немного постарше, — в полном цвете лет, как говорится. На лице его были уже признаки возмужалости, но и скупость успела провести по нем свою бороздку. По одним беспокойно бегавшим глазам можно было догадаться — какая страсть овладела этою душою; по тени можно было уже определить подросток дерева.

   Теперь Скрудж был не один: рядом с ним сидела молодая, красивая девушка в трауре, и слезы в ее глазах отсвечивали Скруджу былым сочельником, озаренным сиянием призрака.

   — Нет нужды, — говорила она тихим голосом, — нет нужды, — вам — по крайней мере! Другая страсть заменила вашу, перед другим идолом преклонилась ваша душа.

   — Перед каким это идолом? — спросил Скрудж.

   — Перед золотым тельцом.

   — И вот людская справедливость! — вскрикнул он. — Ничего люди так жестоко не преследуют, как бедность, и ни против чего так не ожесточаются, как против желания разбогатеть.

— Вы слишком боитесь общественного мнения, — так же нежно продолжала молодая девушка, — вы пожертвовали лучшими вашими надеждами, — для избежания позорного светского приговора. Была я свидетельницей, как ваши благороднейшие стремления стирались одни за другими, — всё в жертву единственной вашей страсти: корысти. Правда?

   — Так что же? Положим, что я умнею с годами… Для вас-то я всё тот же!

   Она покачала головой.

   — Разве я изменился?

   — У нас давнишние обязательства… Скрепили мы их, бедняги, оба — довольные убогим жребием, и оба выжидали случая устроиться. Вы очень изменились с тех пор…

   — Да ведь я тогда был ребенком, — нетерпеливо заметил Скрудж.

   — Ну, а теперь вас тяготят наши прежние обязательства?

   — Я этого не говорил, — опять заметил Скрудж.

   — Не говорили, но показывали. А если бы я вас освободила от вашего слова, предложили ли бы вы мне свою руку, как прежде?

   Скрудж хотел было ответить, но она продолжала:

— Вы поступили бы плохо, женившись на мне, потому что скоро бы раскаялись и с радостью ждали бы дня нашей несомненной разлуки.

   Вот что сказала она, и исчезла.

— Дух! — начал Скрудж. — Нельзя ли мне ничего такого не показывать? Отведите меня домой… что вам за охота меня мучить?

   — Еще одна тень! — крикнул призрак.

   — Ой, нет — нет!… - завопил Скрудж. — Не показывайте уж мне ничего такого…

   Но неумолимый призрак сжал его в своих крепких объятьях, и заставил насильно вглядываться в былое.

   Мигом перенеслись они в иное место, и иной вид поразил их взоры. Увидали они небольшую, не роскошную, но приятную и удобную комнату. У жарко разведенного, зимнего камелька сидела хорошенькая молодая девушка, до того похожая на первую, что Скрудж сбился было с толку. Но скоро увидал он и свою первую знакомку, уже мать семейства, окруженную, не считая старшей дочери, целой ватагой детей. Нельзя, даже и приблизительно, представить себе, что это был за шум и гам, поднятый ребятишками. Так и напоминали они собой старую сказку о сорока молчаливых детях, только наоборот: каждый из них пошел бы один за сорок.

   И вдруг всё смолкло…

   С громом распахнулась сенная дверь, и вошел сам отец семейства — с игрушками… Вмиг были они расхватаны, и вмиг скрылась вся ватага в светелку. Освободившийся счастливый отец уселся между женою и дочерью. Тогда-то понял Скрудж значение великих слов отца и мужа, и понял всё, что он потерял в жизни. Отер он себе глаза…

   — Белла, — сказал муж, — видел я сегодня вечером твоего старого-старого друга…

   — Неужели Скруджа?

— Его. Шел мимо конторы, увидал свет, заглянул в окно, один, как всегда… Говорят, его подручный умирает.

— Дух! — прошептал, задыхаясь Скрудж, — увели бы вы меня отсюда…

   — Я вам обещал, — сказал дух, — показать тени прошлого, не пеняйте же на меня, если былое было…

— Уведите меня, — говорил Скрудж, — не могу я больше переносить этого зрелища!…

   Взглянул он на духа, увидал, что по непонятному стечению обстоятельств, усматривает он на его лице все былые, знакомые ему лица, — увидал и бросился на него.

   — Отстань от меня! Оставь меня! Перестань меня мучить! — кричал он.

   Среди возникнувшей борьбы, если можно употребить слово, — «борьба» (потому, что дух и пальцем не пошевелил), Скрудж заметил, что сияние над головой его противника разгоралось больше и больше.

   Применя это обстоятельство к влиянию, производимому на него духом, Скрудж ухватился обеими руками за известную читателям воронку-гасильник и нежданно нахлобучил ею призрака, духа. Тот так и присел, на сколько хватило воронки.

   Но тщетно налегал Скрудж всем телом на этот гасильник: сквозь его металлические стенки так и пробивались яркие лучи и рассыпались по полу. Скруджа давно уже клонило ко сну; сделал он последнее усилие изнеможенной рукою, — надавил гасильник, и упал на свою постель, — сонный, что мертвый…

Третья строфа. «Второй»

   Разбуженный чьим-то богатырским храпом, Скрудж приподнялся на постели, и нечего было ему говорить: «который час?» Сердцем он его почуял: был именно час! Вспомнил Скрудж очень ясно вещие слова Мэрлея, и пробежала у него дрожь от головы до пяток, когда кто-то отдернул у него занавески, прямо с лицевой стороны кровати…

   Неугодно ли, господа вольнодумцы, полежать минутку-другую под одною простынею с досточтимым мистером Скруджем?…

   Никто не отдергивал занавесок; но из ближайшей комнаты врывался во все скважины какой-то фантастический свет, и Скрудж начал положительно раздумывать: нет ли, и в самом деле, кого-нибудь там, рядом?

   Разумеется так: его кто-то даже и позвал. Отворил он дверь, на голос, в ближайшую комнату, вошел со свечкой и увидал вот что:

   Увидал он собственную свою гостиную, но значительно измененную. Стены и потолок были затканы сеткой зелени и красовались алыми ягодами, словно в гостиной целая роща поднялась за вечер…

   В листочках остролистника, омелы и плюща свет отражался и играл, как в мириадах маленьких зеркал. В камине так и трещал, так и пылал огонь, да такой, что такого огня, никогда, ни в одну зиму, даже и не подозревал тощий, холодеющий камелек «Скруджа и Мэрлея». На полу лежали высокой кучей, чем-то вроде престола: индейки, гуси, всякая дичь и живность, всякое мясо, — поросята, окорока, аршинные сосиски, колбасы, пирожки с фаршем, плом-пудинги, бочонки с устрицами, печеные каштаны, румяные яблоки, сочные апельсины и груши, громадные «крещенские» пироги, — и, за всем за этим, полные аромата пуншевые чаши… Веселый великан — «на показ» заседал, потягиваясь, на диване; в руке у него было что-то вроде светоча, похожего на «рог изобилия», и он его приподнял, когда Скрудж заглянул в полуоткрытую дверь.

   — Войдите! — крикнул призрак. — Войдите, не бойтесь… Познакомьтесь со мною, любезный!

   Скрудж вошел с робким поклоном: был он уже не прежний хмурый Скрудж, и хотя благосклонным взором глядел на него дух, Скрудж всё-таки не поднимал глаз.

   — Я - нынешний праздник! — сказал дух. — Взгляните на меня…

   Скрудж почтительно повиновался. Праздник был не то в халате, не то в тунике, но только в чем-то темно-зеленого цвета и с белой меховой выпушкой. Эта одежда была накинута на него так небрежно, что вся его широкая грудь вышла наружу. Ноги также были обнажены, а на голове только и убора, что венок из остролистника, осыпанный алмазами инея. Длинные кудри его черных волос развевались по воле; глаза горели, рука была протянута дружески; голос звучал радостно; все его приемы были положительно непринужденны. При бедре у него висели ржавые ножны без шпаги.