Ричард Дейвенпорт-Хайнс - В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000

• Название: В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000
• Автор: Ричард Дейвенпорт-Хайнс
• Жанр: История

Наркотики. «Искусственный рай»? Так говорил о наркотиках Де Куинси, так считали Бодлер, Верлен, Эдгар По… Идеальное средство «расширения сознания»? На этом стояли Карлос Кастанеда, Тимоти Лири, культура битников и хиппи… Кайф «продвинутых» людей? Так полагали рок-музыканты – от Сида Вишеса до Курта Кобейна… Практически все они умерли именно от наркотиков – или «под наркотиками».

Перед вами – книга о наркотиках. Об истории их употребления. О том, как именно они изменяют организм человека. Об их многочисленных разновидностях – от самых «легких» до самых «тяжелых». И о многом, многом другом…

---

Стремление усовершенствовать человеческий опыт с помощью лекарств возникло в период огромных перемен в менталитете образованных западноевропейцев. Эти перемены играли главную роль в появлении того, что позже назвали наркотической зависимостью. Некоторые представители европейской элиты стали более восприимчивы к соблазнам измененного сознания. Личность человека развращалась не сразу и не вдруг, но в XVII веке возникло новое умонастроение, которое оказывало все большее влияние на отношение к галлюциногенам, стимуляторам, наркотикам и алкоголю. «Неисследованное бытие не стоит потраченного на него времени», – заявил Сократ на рассвете западной цивилизации. Однако европейцы в XVII веке стали воспринимать самопознание Сократа как новый шаг на пути к пониманию своей личной индивидуальности. В 1599 году адвокат сэр Джон Дэвис 1569-1626) написал пространную поэму о личности и душе под названием «Nosce teipsum», что означает «Познай себя». Она ознаменовала собой процесс, сыгравший ключевую роль в увеличении потребления наркотиков. В начале поэмы Дэвис пишет:

«For how may we for other things attain,
When none of us his own soul understands?
For which the Devil mocks our curious brain,
When know thy self his oracle commands.

Как можем мы достичь других вещей,
Когда никто не понимает собственную душу?
Из-за которой дьявол дразнит наш любопытный ум,
Когда команда свыше гласит: «Познай себя».

Взгляд Дэвиса на личность соответствовал эпохе исследований и открытий. Ему казалось, что нельзя делать открытия в материальном мире, оставаясь несведущим о мире внутреннем.

«All things without, which roundabout we see,
We seek to know, and how therewith to do:
But what whereby we reason, live and be,
Within ourselves, we strangers are thereto».

Все вещи, окружающие нас,
Стремимся мы познать,
Но как мы думаем, живем и существуем,
Внутри себя – мы все еще не знаем.

Одна строфа напоминает заявление о намерениях современного человечества:

«My self am center of my circling thought
Only my self I study, learn and know».

Я – центр своей мысли,
И только лишь себя я познаю и изучаю.

Дэвис не испытывал жалости к себе, но многие его идеи впоследствии вызовут это чувство у поколений, выбравших путь наркотиков и самоуничтожения.

Поэтическая строка Томаса Трахерна (1637-1684), написанная в 1674 году, – «A secret self I had enclos’d within»[6] – нашла свое место в «Оксфордском словаре английского языка». Здесь впервые слово «self»[7] используется в его современном значении. В XVII веке набрал силу более гармоничный интроспективный подход к личности, который предвещал сэр Джон Дэвис. Его развитие можно проследить по развивающейся лексике той эпохи. Сами даты появления новых слов в «Оксфордском словаре английского языка», говорят сами за себя: «самопознание» (1613), «самоотрицание» (1640), «боязнь самого себя» (1646), «самоанализ» (1647), «саморазрушительный» (1654), «внутреннее противоречие» (1658) и «самосознание» (1687). Многие слова несли негативный оттенок: они означали неспособность к самоконтролю и сдерживанию своих эгоистических наклонностей. В богеме европейского общества появилось осознание собственной неповторимости (часто сопровождающееся эмоциональными причудами). В 1683 году французский эссеист Синьор де Сент-Эвремон (1613-1673) посоветовал некоей герцогине, слишком занятой собой и своими слабостями: «Знайте, мадам, что нет более жестокой вещи, чем мучить самую себя». Подобная переоценка собственной личности (наверное, более подходящим словом будет «самопоглощение») достигла своего апогея в XX веке. Примером может служить главный герой произведения М. Агеева (В. Набокова) «Роман с кокаином» – честолюбивый, губящий самого себя студент, живущий в Москве примерно в 1917 году

«За долгие ночи и долгие дни под кокаином…мне пришла мысль о том, что для человека важны не события в окружающей его жизни, а лишь отражаемость этих событий в его сознании».

В кокаинисте Агеева отразилась идея признания только собственного «я», это кульминация тенденции к самопознанию.

«Вся жизнь человека, вся его работа, его поступки, воля, физическая и мозговая силы, все это напрягается и тратится без счета и без меры только на то, чтобы свершить во внешнем мире некое событие, но не ради этого события как такового, а единственно для того, чтобы ощутить отражение этого события в своем сознании».

Английский философ Джон Локк (1632-1704) в своей работе «О человеческом понимании» (1690) привел пример увлечения измененным сознанием. Автор доказывал, что ум человека не имеет врожденных принципов, а является чистым листом, который заполняется жизненным опытом. Локк говорил, что если ребенка вырастить в комнате, где есть только белый и черный цвет, то став мужчиной, он не будет иметь представления о пурпурном или зеленом цвете, подобно тому, кто с детства не пробовал устриц или ананасов, просто не будет знать их вкуса. Истинным образованием умных людей является их жизненный опыт, он позволяет устанавливать собственные правила и жить согласно им. Люди способны совершенствовать себя или находить в себе новые качества с помощью познания окружающего мира, а не самопознания или исследования внутреннего «я». Локк писал, что если полностью изолировать осознание наших поступков и ощущений, особенно удовольствия и боли, то вопрос, куда следует поместить собственное «я», был бы спорным. Собственная индивидуальность определяется не личностью, в существовании которой невозможно удостовериться, а индивидуальностью сознания. Умозрительное любопытство о природе человеческого сознания вело европейцев к экспериментам с изменяющими восприятие веществами вплоть до XIX века. Более того, идеи Локка обозначили начальную точку исторического периода, в котором Бальзак пытался познать возможности марихуаны, Фрейд – действие кокаина, Оден – амфетамина, а Хаксли – мескалина. Точно так же, самоанализ Дэвиса, который быстро превратился в вульгарное любование собственными слабостями, привел к вымышленной жизни, личным пристрастиям и скрытым надеждам европейцев и американцев. Именно в XIX веке эти особенности начали широко влиять на историю потребления наркотиков.

В европейской культуре в эпоху господства разума наркосодержащие вещества продолжали сохранять свое привилегированное положение. С помощью опиатов лечили болезни и одновременно ухудшали состояние пациентов. Опийные настойки и ослабляли рвоту, и служили ее причиной. Если сказать коротко, то безвредных лекарств не существует.

Глава 2 Опиум в эпоху Просвещения

Вчера я излечился, но сегодня

Мой врач убил меня.

Мэттью Прайор

Опиум изгоняет меланхолию, укрепляет уверенность в себе, превращает страх в бесстрашие, делает молчуна оратором, а труса – храбрецом. Никто еще, находясь в отчаянных обстоятельствах или будучи объектом пожизненного нерасположения, не наложил на себя руки, приняв дозу опиума. И такого никогда не случится.

Джон Браун

Новый период в истории наркотиков начался в 1700 году, когда уэльский врач Джон Джонс (1645-1709) опубликовал трактат «Раскрытые тайны опиума». Сиднем и Уиллис писали на латыни с тем, чтобы их опытом могли пользоваться коллеги по профессии, но Джонс выпустил свой труд на живом английском языке. Это было время, когда медицинские справочники стали издаваться для широкой читательской публики. В «Раскрытых тайнах опиума» автор пропагандировал применение опиума и делился тщательно собранными фактами. Его оценка отношения общества к наркотикам оставалась справедливой на протяжении всего столетия. В этот период отрицание классической медицины привело к новым исследованиям и экспериментам – порой неосторожным.

Древние врачи, например, Андромах и Гален, прописывая природные лекарственные средства, полагали, что они восполняют силы пациента. Джонс тоже утверждал, что опийные средства утоляют боль, приносят радость и расслабление, несовместимые со страданиями. Его увлечение опиумом напоминала восторженность наркомана со стойкой и контролируемой зависимостью от наркотика. Джонс сообщал, что опиум предупреждает и подавляет печаль, страх, тревогу, раздражительность и изменчивость настроения. Этот наркотик успокаивал миллионы людей, и в то же время делал их более работоспособными. Как и поклонники опиума в прошлые столетия, Джонс приписывал наркотику сексуальные возбуждающие свойства. Он уверял читателей, что опиум способствует увеличению мужской силы, эрекции и тому подобному. Именно поэтому турки и другие восточные народы (особенно те, у которых разрешено многоженство) употребляют так много опиума, и именно поэтому он был известен во всех странах, включая Грецию и Японию. Джонс говорил, что его слова могут подтвердить многие живущие в Лондоне торговцы и путешественники, чьи рассказы он не стал приводить отчасти из скромности, отчасти из-за того, что они сделали бы книгу слишком длинной. Автор рекомендовал опиум для лечения подагры, водянки, катара, астмы, дизентерии, холеры, кори, оспы, колик и других болезней. Он говорил, что этот наркотик ослабляет или прекращает приступы рвоты, икоту, конвульсии и неуправляемые мышечные сокращения (включая родовые), снижает чувство голода, снимает менструальные боли, предотвращает различного рода кровотечения и вызывает увеличение груди, пениса и количество молока при кормлении, провоцирует эротические сны и ночные поллюции. Джонса удивляли противоречивые качества этого чудодейственного лекарства: оно притупляло эмоции и одновременно оживляло сексуальные чувства, вызывало помрачение и безмятежность ума, от него человек глупел и в то же время становился более работоспособным, впадаел в яростное сумасшествие и получаел успокоение. Хотя опиум поднимаел с постели самых слабых больных (когда не помогало никакое прочее лекарство), другие обессиленные пациенты от него умирают.