Висенте Сото - Три песеты прошлого

• Название: Три песеты прошлого
• Автор: Висенте Сото
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

Действие романа происходит в двух временных планах: рассказ о сегодняшнем дне страны, ее социально-экономических и политических проблемах неразрывно связан с воспоминаниями о гражданской войне — ведь без осмысления прошлого невозможна последовательная демократизация Испании.

Примечание сканировщика. Целые главы с диалогами в один абзац, как и нумерация глав буквами — это не дефект вёрстки, всё так и было в бумажном оригинале.

---

— Я слушаю. Да-да, одну минуту. Это вас.

Вис взял трубку:

— Привет, что случилось?

— Все хорошо? — спросила Бла.

— Да, — ответил Вис и, так как Бла молчала, вопросительно сказал: — Бла?

— Меня вдруг охватил страх…

— Почему? Ведь мы…

— Я сидела здесь, глядя в стену, и ждала, когда же пройдут минуты, чтобы позвонить тебе, как вдруг мне пришло в голову, что тебе дали фальшивую визитную карточку…

Вис почувствовал не облегчение, а скорей беспокойство, неприятное запоздалое беспокойство, и наконец сказал:

— Ну теперь ты убедилась, что…

Бла показалось, что он сказал это осторожно, и она спросила:

— Как ты?

Вис подумал, что разговор их могут слышать по аппарату в другой комнате, и ответил:

— Все очень хорошо.

— Минут через пять или чуть больше я снова позвоню.

— Прекрасно.

— Пока. Bye[59].

— Bye.

Они уже много лет говорили друг другу: bye. Даже в Испании. Ну и что же. Слегка прихрамывающий знакомец улыбнулся Вису, вытер слезы рукой и даже утер пальцем нос, и Вис предложил: да возьмите вы платок, друг мой, — а слегка прихрамывающий знакомец сказал:

— Вы поступили разумно. Давайте мне ваше пальто. Садитесь.

Вис отдал ему пальто, сел, тогда слегка прихрамывающий знакомец открыл шкафчик-бар, неказистый на вид, но удобный, умещавшийся под книжными полками.

— Чего вы выпьете?

— О нет, нет, — отказался Вис.

— Ну как же так, — сказал хозяин дома и извлек две рюмки и бутылку виски.

— Ладно. Идет.

Они понемногу отхлебнули, и слегка прихрамывающий знакомец сказал:

— Сейчас сюда выйдет мой отец. Но если не хотите, я не буду его звать. Я уже успокоился. Сыт этим по горло. И мне на все наплевать. Он сидит дома, никому не показывается уже сорок один год и три месяца. О нем знаем только мы с матерью. Ну еще мой семилетний сын. И моя жена, конечно. Сорок один год и три месяца.

— Я так и подумал, — сказал Вис.

А слегка прихрамывающий знакомец отхлебнул виски и спросил:

— Почему?

— Не знаю, — ответил Вис, — почем мне знать. Вы что-нибудь такое сказали мне, я знаю, что была за жизнь… И я подумал о человеке, который прячется из-за политики. Из страха.

— Вы угадали, — подтвердил слегка прихрамывающий знакомец.

— Неужели по сей день?

— По сей день! Вы думаете, его можно урезонить? Чего только я не перепробовал! Ну хочешь, тебя навестит такой-то, ничего с тобой не случится, ну давай увезем тебя в Мадрид или в Севилью, там и будешь жить… ни в какую. Многое теперь изменилось, мы это знаем. Поэтому, когда я увидел вас и мне сказали, что вы приехали посмотреть наши края, послушать истории из нашего прошлого, я сказал себе: другой такой истории не сыскать, попрошу-ка я этого сеньора…

— Понятно, — сказал Вис, покраснел, поперхнулся и умолк.

— Он столько выстрадал, это мы знаем.

— Как я понимаю, он был приговорен к смерти, но ему удалось бежать, скрыться.

И пристально посмотрел на знакомца и, должно быть, покачивал головой, но, сам не зная почему, не сказал знакомцу то, что сказал Бла. Наверное, хотел, чтобы тот сам ему об этом сказал, вопрос слишком деликатный, как будто его самого удручала разгаданная им тайна, и, не зная, что сказать, спросил:

— Он здесь, да? А он знает, что я?..

— Думаю, знает, — ответил знакомец.

Он встал и вышел, Вис допил свою рюмку и налил еще, а за дверью слышались приглушенные голоса, Вис вдруг почувствовал себя очень неловко: чем я могу помочь, кто я такой, хорош этот тип, решил меня в это дело впутать. Но тут вошел старик:

— Здравствуйте, как поживаете?

Вис встал и подал старику руку.

— Спасибо, хорошо. А вы?

Старик сердечно пожал протянутую ему руку:

— Хорошо, очень хорошо, садитесь, пожалуйста.

Вис сел, старик — тоже. Оба молчали. Знакомец все не возвращался, и Вис не знал, с чего начать разговор, но старик начал сам:

— Вот вы мне расскажите…

— Нет, — немного раздраженно прервал его Вис, — это вы, вы мне расскажите.

Старик встал и, прохаживаясь по комнате, стал говорить глухим голосом:

— Сын рассказал мне о вас. Вы знаете. Я не хотел с вами встречаться, вы уж меня извините, и на то была своя причина. Я не хочу выходить на улицу и не выйду, хоть бы меня тащили силой. Вы — первый человек, который меня увидел. Не считая домашних. Я не выхожу сорок один год и три месяца. — Для Виса эта цифра звучала как срок наказания, счет которому вела, без сомнения, вся семья. — И все это время я гляжу сквозь жалюзи, как мимо дома туда и сюда ходят соседи, вижу, как они стареют. Вы понимаете? Меня же не видит никто. Никто не знает, что я здесь, в доме. И как-то в погожий солнечный день мне в голову пришла очень серьезная и очень печальная мысль. Клянусь, это так. Такая мысль, что с ума можно сойти. Вам это, может, покажется глупостью…

— Нет, что вы, продолжайте, пожалуйста.

И старик продолжал:

— Я караулил, глядя в щелку жалюзи, чтобы увидеть всякого, кто пойдет мимо. Понимаете, чтоб убить время. А солнце припекало. И я заметил, что каждый идет вместе со своей тенью. Конечно, я видел это и раньше, но кто же обращает внимание на такие вещи. Так вот. У каждого своя тень. У мужчин. У любого мальчишки. Ясное дело. Даже мулы, знаете, даже собаки — все шли вместе со своей тенью. Деревья весь день стояли неподвижно, тень обходила их кругом, понимаете? А у меня тени не было. Потому что я осужден был сидеть в тени. И мне стало страшно. Даже задрожал, как умом тронулся. Голова кругом пошла… И я выругался дурным словом, вы уж меня простите, мне так вдруг захотелось ругаться непотребными словами, мне вдруг понадобилось во что бы то ни стало ругаться, а то я уж года два разговаривал что твои богомолки в церкви, я не знал, куда мне спрятаться, чтобы заорать во весь голос, жена ходила за мной по дому и плакала, а я схватил большой глиняный кувшин, сунул туда голову и ну орать, сам чуть не оглох, я и смеялся, и плакал, и сыпал ругательства — растакая твоя мать и разэтакая, — слезы и пот лились ручьями, я задыхался и пел: нет у меня тени, я мертвый. С тех пор, случается, снова на меня находит, и я снова проделываю все то же самое. Видите, какая штука. Это никуда не годится, так недолго и вовсе свихнуться. Ну так приспичит — мочи нет, как в молодости, когда долго без женщины. А потом я становлюсь совсем вялым и смирным. Как будто бежал и бежал в гору, пока не рухнул без сил. Сую голову в кувшин и плачу, и кричу, каких только матерей не поминаю — нет у меня тени, я мертвый…

Незаметно возникший откуда-то знакомец прервал отца:

— Раз ты можешь все это проделывать, какой же ты мертвый, сам посуди.

Старик сначала посмотрел на сына, будто не видя его, потом обернулся к нему лицом:

-А вот ты, ты ведь совсем живой, почему же ты этого не проделываешь?

Потом снова обратился к Вису:

— А что вы там пишете?

— Взгляните сами. "Кувшин”. И "ругательства”.

— "Ругательства”, — повторил старик.

— И вот еще: "сунул голову в кувшин”, "нет у меня тени”…

Тут зазвонил телефон, как он у них пронзительно звонит, знакомец снял трубку.

— Слушаю. Да. Это вас, — и передал трубку Вису.

— Слушаю.

— Как дела?

— Ничего…

— Ты еще выпил?

— Немного.

— Bufaretto?

— Нет, ну самую малость.

— Absolutely[60] bufaretto.

— Нет. Ну все.

— Когда вернешься?

— Не беспокойся.

— Не задерживайся долго. Я еще позвоню.

— Не надо. Я сам тебе позвоню.

— Ладно. Только не заставляй долго ждать.

— Хорошо.

— И не пей больше.

— Наоборот. Иначе никак.

— Молчи. Все, bye.

И Вис повесил трубку, знакомец и старик не обращали на него никакого внимания, они яростно наскакивали друг на друга, о чем-то спорили.

— Ты расскажи сеньору все, — сказал знакомец.

— Зачем? — возразил старик.

— Расскажите мне все, — сказал Вис, — ведь я пришел сюда, не так ли?

И эта фраза, такая простая (Вис потом вспомнит ее дословно, и эта простота его поразит), которую Вис произнес, скрестив руки на груди, заставила старика умолкнуть, и он снова принялся ходить по комнате и наконец сказал:

— Я сижу здесь с тринадцатого сентября тридцать девятого. Сорок один год и три месяца. Почти. Без каких-то дней. С тех пор как добрался. Когда… На себя…

Он начал запинаться, воспоминания бередили ему душу, и Вису захотелось крикнуть: не рассказывайте ничего, — старик, возможно, догадался об этом по его невольному движению и продолжал уже спокойнее:

— На себя был не похож. После двух с лишним месяцев. В то время все считали меня мертвым, понимаете? Моя жена — первая. И вот он, ему тогда было всего… Ну, как сейчас внуку…

— Нет, годиком больше, — поправил знакомец.

— Годиком больше. Восемь, стало быть. Два месяца скитался в горах, подыхая с голоду, ясное дело…