Иван Папанин - Лед и пламень

• Название: Лед и пламень
• Автор: Иван Папанин
• Жанр: История

---

Вернулись в палатку и до восьми часов вечера не снимали наушников.

8 конце ноября от луны остался только огрызок. На дворо тьма-тьмущая: в пятнадцати шагах уже ничего не видно. И ночами температура в палатке падает до четырех градусов мороза. В таких условиях сидеть, не двигаясь, у радиоаппарата тяжело. Поэтому Теодорыч с особой охотой выполнял обязанности ночного дежурного и аккуратно через каждые два часа выходил из палатки осматривать ледяное поле и базы: все ли там в порядке? От лагеря до лебедки на расстоянии одного километра мы протянули веревку, чтобы в случае сильной пурги можно было двигаться, держась за нее и не рискуя заблудиться. Нам пришлось использовать все шелковые веревки, которые оказались на хозяйственном складе и базах. Это сооружение мы назвали троллейбусом.

1 декабря мы оказались на широте 82 градуса 46 минут. Нам теперь даже неудобно называть свою станцию "Северным полюсом": до него от нас по прямой около восьмисот километров.

Морозы набирали силу; так, 11 декабря был тридцать один градус. Дул северный ветер. Это нас очень тревожило: льдину гнало к берегам Гренландии, на ее Северо-Восточный мыс.

22 декабря Женя торжественно объявил:

- Мы прожили уже половину полярной ночи, теперь каждый день будет приближать нас к моменту появления солнца. Часом позже Женя сообщил другую новость:

- Мы простились с Северным Ледовитым океаном и вошли в атлантические воды!

Предположение многих ученых и наше о том, что с наступлением сильных морозов, сковывающих отдельные ледяные поля, скорость дрейфа уменьшится, не оправдалось; в июле мы проходили в сутки полторы мили, в августе около двух с половиной миль, в ноябре - почти четыре мили, а сейчас мы мчимся к югу еще быстрее.

- Торопимся на юг, как курортники в отпуск,- шутил Петрович.

Направление дрейфа тоже изменилось: нас несло теперь на юго-запад, мимо Северо-Восточного мыса Гренландии. Перспектива встречи с ним немало тревожила нас, так как такая встреча могла вызвать значительное торошение льдов. Мы заранее привели все свое хозяйство в полную готовность, приготовили комплект аварийного снаряжения и зорко следили за состоянием льдов.

Чем дальше к югу, тем все больше ускорялся наш дрейф. Только бы успеть выполнить всю программу научных наблюдений!

Приближался Новый год, и на нас свалилась еще одна нагрузка: редакции почти всех газет посчитали своим долгом обратиться к нам с просьбой написать что-нибудь о наших мыслях, чувствах, переживаниях...

В ночь под новый, 1938 год Кренкель включил Москву, и мы у себя в палатке услышали звуки Красной площади: "Интернационал" и бой часов Кремлевской башни.

Я поздравил своих товарищей с Новым годом, мы спели "Интернационал", расцеловались и пожелали, чтобы 1938 год был для нас таким же счастливым, как минувший.

Из Москвы пришел запрос; там были удивлены скоростью нашего дрейфа и просили подтвердить наши координаты: нет ли ошибки?

Подтвердили: скорость дрейфа именно такова, как мы сообщили.

Мы понимали, что быстрый дрейф беспокоил Москву и там уже готовились снять нас со льдины. Передали, что к нам выходит зверобойное судно "Мурманец", которое будет патрулировать вдоль кромки льда.

Мы сообща обсудили это известие; особенно оно обрадовало Кренкеля, которого все больше и больше тревожит ухудшение связи с Рудольфом: "Мурманец" мог послужить промежуточной радиостанцией. Поэтому я сразу же послал капитану "Мурманца"

Ульянову следующую радиограмму: "Возлагаем на вас большие надежды по передаче наших телеграмм на материк. Поэтому прошу обратить внимание па высокую квалификацию радиста. Сообщите ориентировочно сроки выхода. Привет коллективу "Мурманца" от нас четверых".

9 января прошли параллель Баренцбурга. Не думали мы, что так скоро принесет нас в эти широты!

Ветер и пурга продолжались, и к тому же где-то шло перемещение льдов. К толчкам мы уже привыкли, но временами, когда льдина вздрагивала, у нас начиналось сердцебиение: сказывались усталость и длительное нервное напряжение.

Запросили позывные сигналы радиостанции норвежского острова Ян-Майен (в Гренландском море); Теодорыч намерен установить с нею связь.

Проклятый ветер все время не утихает. Мы, должно быть, попали в район вечных ветров. Гренландия дает себя знать!

10 января получили радиограмму от Ульянова, капитана "Мурманца":

"Утром выхожу из Мурманска к берегам Гренландии".

Кроме того, нам сообщили, что готовится выйти к нам также из Мурманска ледокольный пароход "Таймыр". На его борту будут находиться самолеты.

Наша палатка засыпана сугробами почти доверху. Чтобы удобнее спускаться в нее, вырубили несколько ступенек в снегу.

Если наша льдина лопнет, то свое хозяйство мы спасем, за исключением палатки, которой, очевидно, придется пожертвовать: так глубоко она в снегу. Выкапывать ее из снега постоянно у нас просто не хватало сил.

Эрнст Теодорыч подслушал телеграмму, переданную с борта "Мурманца" в Москву: "Мы горды и счастливы, что нам выпала почетная и ответственная задача идти в Гренландское море для проведения подготовительных работ по снятию папанинцев с дрейфующей льдины..."

Мы и радовались и беспокоились: никогда еще подобные суда не забирались так далеко полярной ночью в Арктику.

Затем мы получили радиограмму от народного комиссара иностранных дел СССР. В ней сообщалось, что норвежцы предложили свои услуги и указали продовольственные базы, находящиеся на берегу Гренландии, на случай, если нам придется покинуть нашу дрейфующую станцию.

С радиостанции норвежского острова Ян-Майен радист передал нам много теплых пожеланий и сообщил, что у острова льда нет: везде - до горизонта - чистая вода. Эрнст договорился с норвежцем о регулярной связи. 16 января сильная пурга нарушила связь, и мы, впервые со дня жизни на станции, пропустили все четыро срока передачи метеорологических сводок на материк.

В очередной телеграмме из Мосюгл запрешивали мое мнение о перспективах снятия с льдины. Сообщили, что "Таймыр" готоз к выходу в море.

Я ответил, что у нас все благополучно, все здоровы, ледовые условия позволяют дрейфовать дальше; считаем, что снимать нас можно в марте. А на улице - сорок семь градусов мороза!

Первый сильный толчок льда настиг нас 20 января. Мы выскочили из палатки посмотреть, нет ли больших трещин. Вокруг нас все было в порядке. Однако вечером Петрович притащил нарты со всем своим снаряжением к палатке и сообщил:

- Наша льдина окружена чистой водой и изолирована от соседних. От жилой палатки до ближайшей кромки только триста метров.

Стало быть, мы живем на небольшом ледяном острове, подверженном всяким случайностям.

Следующая неделя запомнилась мне страшным скрежетом - шло сильное сжатие. На случай, если придется перебираться на другую льдину, держали наготове все научные материалы и радиостанцию (для нас это самое ценное), а также аварийный запас горючего и продуктов.

Мы были внешне спокойны, во всяком случае старались не волновать друг друга.

Впервые мы передали метеорологическую сводку не на остров Рудольфа и не "Мурманцу", а норвежской радиостанции на острове Ян-Майен. На острове Рудольфа нас по-прежнему не слышат.

Трещина все увеличивалась, и, не переставая, бушевала пурга. Порывы ветра доходили до двадцати метров. Мало кто из метеорологов на материке наблюдал такое явление! Ветер сбивал с ног. Нельзя было выйти из палатки, глотнуть свежего воздуха. А в нашем палаточном домике было и очень душно и холодно одновременно. Временами даже голова кружилась.

Как-то Женя долго сидел с карандашом в руке, а потом сказал:

- Все-таки мы прошли уже больше двух тысяч километров и работу сделали немаленькую...

29 января я записал в дневнике: "Нас окружают трещины и большие разводья. Если во время этой пурги произойдет сжатие, трудно будет спастись... Нарты и байдарку засыпало снегом. Пробраться к базам с продовольствием немыслимо..."

Мы отчетливо понимали: впереди - еще более тревожные дни, надо быть к ним готовыми. А впечатление было такое, будто мы жили в мешке, который чья-то сильная рука периодически и основательно встряхивала. Спали по очереди: надо быть все время начеку!

В ночь на 1 февраля мы легли спать не раздеваясь. Гул стоял за стенами палатки такой, словно работали моторы сотни тяжелых самолетов... Мы с Теодорычем тихо разговаривали... Вскоре послышался странный скрип в самой палатке. Разбудили Женю и Шир-гаова.

- Надо одеваться,- сказал я им.- Под нами скрипит лед...

- Зачем одеваться?! Это снег оседает, потому и скрипит,- возразил мне Женя.

Но Петрович быстро оделся и вышел из палатки с фонарем. Вернувшись, сообщил:

- Трещина проходит рядом с нами...

Был он абсолютно спокоен.

Вышли из палатки. Действительно, в восьми метрах от нашего жилья виднелась узкая трещина.

Постояли мы несколько минут, осмотрелись кругом. Пурга не успокаивалась.