Джим Нисбет - Тайна "Сиракузского кодекса"

• Название: Тайна "Сиракузского кодекса"
• Автор: Джим Нисбет
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Детектив
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-050668-2, 978-5-403-01067-2

Великосветская красавица убита на пороге собственного дома.

Главный подозреваемый — Дэнни Кестрел, специалист по изготовлению багетов, который провел с убитой последнюю ночь ее жизни.

Однако Дэнни преследует не только полиция, но и загадочные преступники, уверенные, что незадолго до смерти девушка успела передать ему нечто важное.

Что?

Дэнни не имеет ни малейшего представления.

И если он хочет выжить и очистить себя от подозрений в убийстве, ему поневоле придется понять, что за бесценное сокровище спрятала его случайная подружка, — и постараться найти утраченное…

---

Сан-Франциско — неласковый хозяин. Легкий, весь светящийся, видный насквозь. Воздух чистый, сухой, капризный, а бывает и жестким: но грозы, молнии или снегопад, к примеру, чрезвычайно редки. Город прекрасно устроился на краю материка и становится красивее год от года. Правда, бывает, его обволакивает туман, по сырость делает его еще уютнее. А когда полуденное солнце выжигает туман, город смотрится еще лучше. Каждый оттенок, густота, тень и насыщенность цвета от голубого до фиолетового, от желтого до оранжевого — есть ведь, например, мандарины. Небесный цвет. Темно-синий… А потом наступает терремото.[4] Убивают обычного человека, возвращавшегося домой с работы. Стреляют в мэра. Или дожди затягиваются на сорок дней. Дорогостоящие дома обрушиваются в море.

В окружении его естественной красоты несчастье выглядит особенно ярко. Отчаяние можно попробовать на ощупь, так же как успехи и достижения. Его среда — та дихотомия крайностей, что свойственна американскому Западу. Рама красоты обеспечивает контраст каждому человеческому усилию. Каменистый ручеек может в мгновение ока преобразиться в живой ужас, подобный перевороту полюсов Земли. И пока ваша жизнь уносится по руслу, вы еще восхищаетесь божественным спокойствием озера, уничтожившего вас. Я хочу сказать, общественные условности, надо думать, задевают водителей старых пикапов и в других городах мира, но я не стану терять время, выискивая их. Один я уже нашел.

Общественные условности. Интересный термин. В Бостоне, если ваши предки прибыли не на «Мэйфлауэре», вы в глазах общества грязь под ногами. Я и вправду встречал там одну гранд-даму — обрамлял картины в ее доме, — которая отказывалась заговаривать со мной, поскольку а) мы не были должным образом представлены, б) я был наемным работником и в) я не был в родстве ни с кем из «порядочных» людей. Она жила под стеклянным колпаком условностей, не позволявших ей общаться со мной, и потому молча попивала шерри и разглядывала меня, как гравюру на серебре. Но Сан-Франциско — это Запад, а Запад — это другое дело. Сан-Франциско и Бостон разделяют по меньшей мере два легендарных хребта, да еще Индиана и Небраска — достаточное расстояние между старыми обычаями бледнолицых и странными нравами на краю Тихого океана. Правда, если вашего дедушку занесла сюда золотая лихорадка, и он нажил состояние, это кое-что значит. Но с тех пор, как-никак, прошло всего сто пятьдесят лет, а не четыреста, и этот ход мысли преобладает над голубизной крови.

Так что в Сан-Франциско человек располагает практически неограниченным числом способов прославиться. Вы можете финансировать рок-звезду. Вы можете быть отпрыском семьи, проложившей железную дорогу в Калифорнию, а если вы успели прикарманить на этом предприятии денежки — тем лучше для вас. Салли Стэндфорд, ко времени своей смерти достигшая большой известности, была, в обратном хронологическом порядке, мэром, владелицей ресторана, хозяйкой публичного дома и девкой.

Вы можете быть дочерью проповедника из Арканзаса и найти мужа повыше положением. Существует клуб, члены которого — исключительно геи-миллионеры; большая часть их денег вложена в недвижимость, и каждый из них — парвеню. В этом свете компьютерный бум и его сестричка — интернет-паника — на своем месте. В этом свете попадаются даже магнаты-багетчики, вроде меня.

Я делал рамы для музеев, а это в свою очередь принесло мне работу у множества социально продвинутых людей. Больших денег это не давало, но на жизнь хватало, и работа мне нравилась. Рамы музейного качества — увлекательное задание: они обрамляют подлинники, к тому же, развешивая полотна в своих рамах, ты дырявишь воистину драгоценные стены.

Возникшие связи однажды принесли мне пару билетов в оперу, переданных мне дамой преклонных лет, которая проводила сезон в Женеве, чтобы обзавестись новой почкой. У нее был — и есть — пожизненный абонемент в ложу. Вид оттуда был отличный.

Я подумал, понравилось бы там Рени?

«Превосходно! Крамер ненавидит оперу. Маки выставил на продажу отличное черное платьице, только у меня нет к нему туфелек. Не беспокойся, раздобуду. Что хорошо в мини — это что от них так легко избавиться, если вообще стоит труда их снимать. Между прочим, ты сказал, это в ложу? Ты ее видел? Если там будет достаточно темно, мы могли бы…»

Вот так я в своей мастерской на Фолсом-стрит разговаривал сам с собой. Это был длинный как пила день (в соседнем китайском кафе придумали эту присказку, чтобы мне польстить, — получите вместе с говядиной с бобами), когда я, обернувшись от верстака, увидел наблюдающую за мной Мариссу Джеймс.

— Только не это, — сказал я.

— Я слышала, — сказала она, — что ты тоже убийца.

— Я тоже? — я стянул закреп фрезы. — Ты кого убила?

— Супруга номер три — или это был четвертый?

Поцелуй ее был щедрым и влажным.

— В общем, я здесь, чтобы возобновить твой сертификат о невиновности.

Она уже успела глотнуть шардонне.

— И пора уже.

— Ты, когда выпьешь, вечно путаешь мужей, Мисси. В темноте может выйти неловкость.

— Я еще не нашла такого, который бы возражал.

— Я бы возражал.

Она загнала меня в угол у козел.

— Настолько, чтобы меня убить?

— Не смешно.

— Раскаиваюсь. За отпущение я угощу тебя ленчем.

Я повесил инструмент на рукоятку козел.

— Закрыто на обед.

Она улыбнулась.

— Деньги все меняют, верно, Дэнни? Выше нос, — добавила она, щекоча меня под подбородком. — Может, я еще и выйду за тебя.

— Ты опять свободна?

— Опять свободна.

— Ты меня не пугаешь ли?

Правда, Мисси красотка, и в юности она использовала свои данные для приобретения мужей, отказываясь иметь что-либо общее с мужчиной, у которого не нашлось бы кучи денег и которого не удалось бы привести в отчаяние, когда это оказывалось необходимо. У Мисси был девиз: выйти за богатого так же легко, как за бедного. На границе пятидесяти волосы Мисси были идеально подстрижены и выкрашены хной, и фигура у нее была в порядке, несмотря на выпивку, безделье и четверых или пятерых мужей. По крайней мере, двое последних принадлежали к худшей категории играющих в теннис, помыкающих секретарями, хлещущих водку несменяемых «жиголо» высшего класса. Она предпочла их потому, что, если направить их мысли в нужную сторону, они были хороши в постели и позволяли отдохнуть от прежнего типа мужей, настолько тупых, чтобы воображать, будто брак с богатым — не просто бизнес. С Мисси всем им приходилось регулярно направлять мысли в угодную ей сторону. Она рассматривала удовлетворение своих потребностей как ренту.

Я делал рамы к картинам для Мисси и ее сменяющихся мужей и разнообразных домов. Однажды она отправила меня самолетом на Гавайи только ради того, чтобы повесить картину. Это было в промежутке между мужьями номер два и три, лет двенадцать-пятнадцать назад, и мы воспользовались случаем. Покажите мне такого багетчика, который забыл бы, как вдыхал через соломинку кокаин с ладошки Мисси, сидя на балконе за столиком роскошного ресторана над залитым луной пляжем Вайкики. Вечер был прохладным не по сезону, на ней было норковое манто по щиколотку и почти ничего больше. Владелец ресторана явился с нахмуренными бровями. Но он не успел открыть рта, как Мисси заказала бутылку вина за двести пятьдесят долларов — слишком дорогого, как она заметила, — но сегодня ее день рождения, так что нельзя ли ее принести. Он принес — сплошная улыбка.

Теперь, все такая же стройная, все с теми же запомнившимися мне духами, она снова поцеловала меня.

Такая порывистая. Такая богатая. Такая беспокойная.

Она умела целоваться и на вкус была получше опилок, так что я стоял смирно, застыв, как работяга-кариатида с ярлычком «Промышленность», и позволял ей меня целовать. Я был слишком полон, что ни говори, поцелуями мертвой женщины, которую почти не знал, и чувствовал себя слишком странно, чтобы резко шевельнуться. Несколько опилок просыпались с моих бровей в глаза Мисси.

— Надо было жениться на мне, когда была возможность.

Она поморщилась, оттягивая себе веки, чтобы удалить деревянные крошки.

Я шагнул назад отряхнуть опилки с волос и бровей, и прищурился сквозь оседающую пыль.

— Жениться ради секса — это одно дело. Но не покажется ли неприличным выйти замуж за человека, который не ходит под парусом и не играет в теннис?

Она выпустила веки и осторожно моргнула.

— В моих клубах найдутся отличные инструктора по обоим занятиям.

— По всем трем.

Она оттопырила губки.

— Но ты хоть немножко жалеешь, что не женился на мне?

— Я готов к ленчу.

— Отлично. От разговоров о сексе у меня разыгрался аппетит, не говоря уж о жажде.

Я запер мастерскую и направил ее к соседней забегаловке. Но радар Мисси был включен.