Давид Фонкинос - Леннон

• Название: Леннон
• Автор: Давид Фонкинос
• Издательство: Астрель, Corpus
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-271-45957-3

Молодой романист Давид Фонкинос стремительно завоевывает мировую известность. Лауреат нескольких престижных наград, он входит в пятерку самых читаемых писателей Франции. Его книги переведены на полтора десятка языков, а по роману «Нежность» снят фильм с Одри Тоту в главной роли.

Эта необычная биография Джона Леннона — тоже, по сути, роман, написанный от первого лица в форме монолога. Леннон рассказывает свою жизнь на сеансах психоанализа, пытаясь осмыслить логику своих поступков, понять причины метаний и постоянно мучающей его внутренней боли. В этой воображаемой исповеди он говорит о детстве, об оставивших его родителях, о музыке, о создании и о распаде «Битлз», о головокружительной славе и о любви к Йоко Оно. Сеансы происходят с 1975 по 1980 год и обрываются накануне трагической гибели Леннона.

---

Дело приняло неслыханный размах. В США, особенно на Юге, народ начал сжигать наши пластинки. Ку-клукс-клан сообщил, что всеми способами будет препятствовать нашим выступлениям. Вот тут я струхнул. Не хотел никуда ехать. Настаивал на том, чтобы отменили все гастроли. В этой стране убили Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Я на самом деле думал, что меня могут застрелить. В конце концов мы решили, что контракт нарушать не стоит. Я принес публичные извинения. У меня не было выбора, иначе страсти не улеглись бы. На всех последующих концертах у меня живот сводило от страха. Из-за этого я бессознательно ускорял ритм. На одном из выступлений мы услышали звук, похожий на выстрел. Тотчас трое остальных битлов повернулись в мою сторону. Кто еще, кроме меня, мог служить мишенью стрелку? В сущности я, возможно, на самом деле Христос. Смерть от пули в наше время равнозначна смерти на кресте. Я вполне мог бы умереть на сцене. Мог бы умереть, как умирают посланцы мира. Взгляните на мою сегодняшнюю жизнь: я сижу дома, медитирую и пеку хлеб. Неужели это форма сумасшествия — принимать себя за Христа? Должен признаться, что в определенный момент я подозревал, что так оно и есть. История «Битлз» уже катилась к своему закату. Я был обдолбанный и несчастный. И среди ночи разбудил всю группу. Почувствовал, что нам всем необходимо срочно увидеться. Меня распирало от желания поделиться с ними своими озарениями. Рано утром ребята собрались в студии. С заспанными глазами, уставшие. Но я настоял на том, что мое дело ждать не может. Тогда они вежливо выслушали мое сообщение, которое сводилось к тому, что я — Христос. В ту пору мало кто решался мне противоречить. И они ответили, что это просто супер. Что они счастливы лично познакомиться с Христом. И отправились по своим номерам. Они не поверили. Но я-то верил. И до сих пор какая-то часть меня в это верит. И не говорите мне, что я псих. Чтобы прожить ту жизнь, какую прожил я, уж точно необходимо иметь в крови толику божественности. Куда она меня приведет? И где окажемся мы с Йоко? Куда нас забросит?

В результате атмосфера последних гастролей здорово сгустилась. Вышло наружу то, что мы и так подспудно ощущали. Больше так продолжаться не могло. Меньше чем за четыре года мы дали больше тысячи концертов. Мы выдохлись. Истерика вокруг нас действовала нам на нервы. Жить так было невозможно. Кое-кто говорил, что мы перестали выступать, потому что стали хуже продаваться билеты. Полная хрень. Мы перестали выступать, потому что были сыты по горло. Нас достало прыгать с самолета на самолет. Не считая такой детали, как страх. Страх перед шальной пулей, страх перед психопатами, наконец страх перед будущим. Ясновидящая предсказала, что наш самолет разобьется. Та же самая, что предсказала убийство Кеннеди. Испугаешься тут.

Продолжать хотел один Пол. Но после Манилы он присоединился к мнению большинства. Думаю, ничего хуже мне в жизни испытывать не пришлось. Всех подробностей я уже не помню, но то, что там произошло, было ужасно. Жена диктатора Маркоса организовала в нашу честь грандиозный прием. Брайан подумал, что мы не захотим на него пойти, и ни о чем нас не предупредил. Он не мог предвидеть, какие драматические последствия это вызовет. Она ждала нас, ждали приглашенные ею дети. Наше отсутствие она восприняла как унижение и выступила с заявлением, в котором объявила нас врагами народа или что-то в этом духе. И тогда все вокруг как с ума посходили. Люди швырялись в нас камнями. Мы уже не чаяли, как унести ноги. Никто не хотел везти нас в аэропорт. Пришлось по дикой жаре тащить на себе багаж. Я уже решил, что нам кранты. Что они попросту нас убьют.

Эта пытка продолжалась несколько часов, но потом нам все-таки удалось сесть в самолет. Они избили нашего помощника. И взяли Брайана в заложники. Требовали, чтобы мы вернули всю выручку от концерта. Это был неприкрытый рэкет. Сколько буду жить, ни за что не соглашусь даже пролететь над страной, населенной такими придурками. Короче говоря, этот эпизод стал последней каплей, переполнившей океан нашего терпения. Если бы не это, как знать, может, мы еще несколько столетий гастролировали бы по миру. Мы были хорошими учениками. Слушали, что нам говорят, а нам говорили, что мы должны и дальше выступать. Нас призывали загребать бабки, пока они сами плывут нам в руки. Надо учитывать, что в тот момент мы даже не подозревали, что побьем все рекорды продаж дисков. И потому боялись прекратить выступления. К тому же мы не представляли себе жизни без концертов. Я хочу сказать, что на протяжении десяти лет мы были совершенно оторваны от реальной действительности. Я с трудом понимал, как это можно — сидеть на одном месте, не натыкаясь ежесекундно взглядом на чемодан. Но филиппинская история не оставила нам выбора. Поэтому мы приняли решение бросить это дело. Больше «Битлз» не дадут ни одного концерта. Я еще не знал, что это будет лучшее решение, принятое мной в жизни. Я вообще ничего в тот момент не знал. Но облегчение, которое мы испытали, не избавило нас от страха: что с нами будет?

Сеанс тринадцатый

На протяжении долгих лет я жил на чемоданах. Мы работали как собаки, дали тысячи концертов, да и в перерывах между гастролями всегда находилось чем заняться. То записывали очередной диск, то снимались в фильме. Таковы были требования моды — в точности как с Элвисом. Публика желала видеть в музыкантах персонажей кино. И мы потакали ее желаниям. Не знаю, что и думать об этих фильмах теперь. Пожалуй, к первому я испытываю определенную нежность, а остальные считаю полным говном. Фильмы способствовали укреплению имиджа каждого из нас. Пол был романтическим красавцем, Джордж — тайным и немного робким созерцателем, Ринго — лучшим другом в неизменно прекрасном настроении, а я — склонным к сарказму интеллектуалом. Разумеется, из этой версии исключены сигареты, алкоголь и секс. Четыре парня на ветру были на самом деле человечками из конструктора Playmobil. Меня все больше начинали бесить эти ярлыки, которые на нас старательно навешивали. Особенно потому, что это было вранье. Во всяком случае, на деле складывалась картина, гораздо более богатая оттенками. Пол не был самым добродушным, а я — самым желчным. Пол бывал жестким, злым, несговорчивым. Тогда более мягким выглядел я. Наш с ним союз напоминал качели, а наши композиции как раз и рождались в точке равновесия между нашими сомнениями.

Эти фильмы мы воспринимали как школьную перемену. Вспоминаю, как во время съемок одного из них мы беспрестанно курили. Мы были в ужасном состоянии. Текста не знали и только хихикали, как идиоты. Обсуждая со сценаристами сюжет будущего фильма, мы бились над вопросом, куда бы это нам смотаться? Если Полу хотелось покататься на лыжах, то остальные с восторгом вопили: «Отлично! Действие должно происходить в горах!» Потом Ринго начинал ныть, что там холодно, и в итоге получилась история, которая начиналась в Гштааде, а завершалась на Карибских островах. Для нас все было возможно. Мы могли ляпнуть любую глупость, и антикризисный комитет тут же пытался претворить эту глупость в жизнь. Так мы делали кино.

Должно быть, на определенном этапе это начало мне нравиться, потому что по окончании съемок я принял предложение Дика Лестера. И на несколько долгих недель поехал подыхать от скуки в Испанию. И все ради какого-то отстойного фильма. Ожидание между съемками разных эпизодов тянулось бесконечно. Я всегда любил спонтанность. Что в кино, что в кинозвездах. Позже мы с Йоко сняли множество фильмов. Экспериментальных, основанных на ощущениях. Например о том, как муха ползает по обнаженному телу. Я говорил о спонтанности, но и у нас съемки протекали очень непросто. Попробуйте приказать что-нибудь мухе. Особенно если перед вами упрямая муха. Это могло длиться часами. К счастью, мухи не состоят в профсоюзе, иначе не миновать бы нам неприятностей.

Возвращаясь к фильму, в котором я снимался как актер… Может, он и не был таким уж дерьмом. Скажем так: он был полудерьмом. Через несколько недель работы у меня даже вспыхнул к нему некоторый интерес, потому что мой герой носил очки. Это меняло все дело. Я наконец смирился с тем фактом, что нуждаюсь в очках. И сказал себе, что был законченным кретином, столько лет прожил как в тумане только потому, что очки казались мне несовместимыми с обликом рок-музыканта. Я вступал в новую эру своей жизни: эру, в которой я собирался стать собой.

Я надевал очки и пытался вглядеться в мир, однако наркотики разворачивали мои видения на сто восемьдесят градусов. В результате я смотрел в себя. Изучал мир своей души. И мои композиции приближались к ее секретам. Если альбом Rubber Soul появился на свет благодаря траве, то Revolver — благодаря кислоте. Мы все тщательнее работали над студийными записями. Мы уже не воспринимали свою музыку исключительно как номера для концертов. Искали что-то новое, экспериментировали. Джордж Мартин адаптировал наши изыски к реальности. Eleanor Rigby, написанная Полом, стала первой в истории рока песней, исполнявшейся только под струнные. Теперь мы гораздо больше внимания уделяли текстам. In My life, бесспорно, стала моей первой великой песней. Ну да, понимаю, звучит глупо. Но я хочу сказать, что это была первая песня, которую я отыскал где-то в глубине себя и которая не была связана с поверхностными проявлениями моего легкого таланта.