Геннадий Михасенко - В союзе с Аристотелем

• Название: В союзе с Аристотелем
• Автор: Геннадий Михасенко
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1965

Радостно и спокойно протекает детство Юрки Гайворонского и Валерки Теренина, двух друзей-соседей. Они учатся, играют, озорничают, ни о чем особо не размышляя. Все на свете им кажется хорошим, правильным и легким.

Вдруг на мальчишеском пути вырастает непонятная, чужая фигура сектанта; вдруг обнаруживается, что с этим сектантом связана мать их одноклассницы Кати и девочка вдруг перестает ходить в школу; вдруг эту Катю ребята встречают при странных обстоятельствах. Вдруг… И все сложнее и неожиданнее происходят события, которые озадачивают мальчишек, заставляют их размышлять, советоваться со взрослыми.

А в действительности в жизни никаких событий не прибавилось, жизнь шла своим чередом, просто мальчишки становятся зорче и замечают, что жизнь не так проста, что не все в ней хорошо. Они горой готовы стоять за хорошее, правильное, только еще не всегда сами могут четко разобрать, что плохо, а что хорошо.

Повесть «В союзе с Аристотелем» — вторая книга молодого писателя Геннадия Михасенко. Читатель уже знаком с ним по повести «Кандаурские мальчишки», в которой вдохновенно и поэтично рассказывает автор о далекой сибирской деревушке Кандаур и о своих любимых героях — мальчишках, работающих во время войны наравне со взрослыми, чтобы помочь фронту.

Геннадий Павлович Михасенко живет в городе Братске и работает инженером на Братской ГЭС. Ему интересно будет узнать, понравилась ли вам, ребята, эта книга. Свои письма присылайте по адресу: Москва, А-47, ул. Горького, 43. Дом детской книги.

---

— А мы будем говорить, что ждем, когда освободится директор… Встанем вот здесь и будем говорить, что ждем.

За обитой дерматином дверью не слышалось ни слова. О чем они говорят? Что решают?.. Удалось ли скрыться «святому» жулику? Юрка вчера дождался Аркадия, но тот ничего утешительного сообщить не смог. Пока он добирался до отделения, пока разъяснял милиционеру суть дела и пока милиционер дозванивался до вокзала Нового города, поезд миновал станцию. На следующую остановку было послано спешное распоряжение: по прибытии состава спросить по внутреннему радио, не впускал ли кто из проводников пассажира на полустанке Мостовой. Затем было отдано еще одно распоряжение дежурному Мостовой: обследовать вместе с обходчиком участок дороги Мостовая — Новый город «на предмет обнаружения пострадавшего, которому оказать помощь». Дальнейшего Аркадий не дождался, а рассказанное только разбередило мальчишеское воображение…

Ребята ждали. Учителя, то и дело проходя мимо и видя серьезные, сосредоточенные физиономии мальчишек, ни о чем не спрашивали, понимая, очевидно, что не попусту стоят они тут.

Дверь вдруг сама слегка приоткрылась, и послышался голос Константина Андреевича.

— Я думаю, в первую же субботу после Нового года, а может быть, раньше, словом, прямо по горячим следам… Поршенникову вызвали уже?

— Нет еще. Вызовут сегодня.

— М-да… Совершенно неожиданно, прямо снег на голову… По странному совпадению я дня два назад читал Рассела — о христианстве. И как-то мимолетно пронеслась у меня мысль: достаточно ли, что мы косвенно отрицаем бога, раскрывая перед ребятами действительный мир вещей; не нужна ли тут прямая борьба? Рассел правильно считает: люди принимают веру не потому, что поняли какие-то интеллектуальные аргументы в пользу доказательства существования бога, а просто потому, что эту веру в них вдалбливают с младенческих лет. А младенческие годы — вот они, в наших руках. Значит, школа должна дать религии решительный бой… Видите, как просветляются мысли, когда в дом приходит беда. Поистине, гром не грянет — мужик не перекрестится. Черт знает что, простите, творится на свете… А есть ли гарантия, что Поршенникова единственная в своем роде?

— Нет гарантии, Константин Андреевич, — сказала Галина Владимировна.

— К сожалению. Уже потому мы плохо знаем своих учеников, что плохо знаем их родителей и близких.

— Хорошо бы все же дозвониться до Дятлова, — проговорил Аркадий. — А то пока идет телеграмма, он может куда-нибудь вылететь. В этом деле нужна полнейшая конкретность и очевидность, до мелочей.

— Совершенно верно. Я попробую дозвониться, — сказал директор. — М-да…

Дверь потихоньку-потихоньку отходила и скоро отошла настолько, что возможным оказалось просунуть в щель голову. Юрка эту возможность не упустил. Но едва он заглянул в кабинет, как его увидела Галина Владимировна.

— Они здесь, Константин Андреевич, мальчики.

— Где?..

Юрка, разумеется, успел убрать голову, но бежать мальчишки не решились, только плотнее прижались к стене, смущенные и вдруг вспотевшие. А голос директора подкатывался вместе со стуком каблуков.

— Ну-ка, сюда-сюда, друзья… Не прятаться… Что это вы, а?

— Здравствуйте, — проговорили ребята враз.

— Здравствуйте. Прошу… Да заходите, право. Ну? Три шага вперед! Поднимать восстание в вагоне не стесняетесь, а к директору не хотите войти. — Мальчишки вошли, прижимая сумки к коленям. — Ну то-то. Вот так… М-да… Что я им могу сказать, Аркадий Петрович?.. Что они молодцы?

— Аркаша, того поймали? — спросил Юрка.

— Нет. Исчез бесследно.

— И по радио объявляли?

— Объявляли. Никто никого не впускал на Мостовой.

— И по откосам всё осмотрели?

— Да и по откосам… Видно, удачно спрыгнул. Или все же додержался до Нового города, шельма.

— Жаль, — вздохнул Юрка.

— Конечно, жаль. Но, по существу, он нам не очень-то и нужен, — сказал Аркадий.

— Как — не нужен? Он уедет в другое место и снова начнет это…

— Мы думаем, — заметил Константин Андреевич, — что и в другом месте найдутся такие же Юрки и Валерки, чтобы помешать ему.

Юрка задумался. Еще раз напомнив друг другу о чем-то, ранее условленном, взрослые поспешили разойтись. Галина Владимировна свернула в учительскую, а мальчишки с Аркадием спустились вниз.

— Вы шпарьте домой, — сказал он им. — А мне нужно в милицию. Сейчас туда прибудет и Поршенникова… Некоторые подробности потом. Ну, ступайте.

Юрка с Валеркой шли, бурно обсуждая исчезновение бородача. Заменяя одно предположение другим, они неожиданно натолкнулись на вопрос, не поддававшийся разрешению: были у сектанта рукавицы или нет.

Мимо них лихо пролетел Фомка, брюхом лежа на санках и правя ногами. Он катался с насыпи и на полном разгоне попадал в распахнутую калитку своего двора. Юрка снисходительно подумал, что он вот носится себе и совершенно не знает, что сейчас творится на белом свете.

Навстречу шел милицейский газик.

— Ее, наверное, везут, — прошептал Юрка. — Поршенничиху… Как там Катька, интересно?

Машина прошмыгнула быстро, обдав мальчишек снежной пылью, и скрылась за поворотом.

Глава пятая СУД

В один из январских вечеров по неосвещенным улицам Перевалки к школе направлялись многочисленные группы людей, привлеченные объявлением, вывешенным в центре поселка и возвещавшим о суде общественности над гражданкой Поршенниковой.

Юрку с Валеркой, как они ни рвались, не пустили.

— Нельзя, братцы, нельзя, — только и отвечал Аркадий на попытки ребят добиться разрешения. — Это не только я решил, но и Галина Владимировна, и Константин Андреевич.

— Но почему? — возмущался Юрка. — Мы столько вам помогали, а как дошло до самого конца, так нельзя!

Аркадий вздохнул.

— Да потому, что это не просто суд, а суд-собрание, где будут говорить о многом таком, что вам знать необязательно. Ясно?.. А о Поршенниковой вам известно все.

Да, о Поршенниковой ребятам было известно все со слов Аркадия. Следствие оказалось простым и недолгим. Женщина без колебаний и увиливаний принесла повинную.

Она работала охранницей на мелькомбинате и, пользуясь своим положением, частенько что-нибудь «доставала», а потом потихоньку сплавляла «добычу». Побочный доход превышал ее зарплату раза в три. Действовала она осмотрительно, без осечек, и была у начальства на хорошем счету, так как случайно помогла однажды раскрыть одну крупную махинацию на комбинате.

Как-то к ней домой пришел незнакомый мужчина и объявил, что он уполномочен властями произвести обыск, и предъявил какую-то бумагу, которую хозяйка в испуге и растерянности и не рассмотрела. Еще бы! Такого посещения не мудрено испугаться любому человеку, не то что Поршенниковой, которая к тому же только что перевезла к себе и припрятала в сенях три мешка «богатых» зерновых отходов, не успев их реализовать. Мужчина спрятал бумагу, опустился на табуретку и печально сказал, что он прекрасно понимает безвыходность ситуации, ведь только за половину того, что он знает про ее фокусы, положен по всей строгости советских законов срок, и немалый, но, продолжил мужчина, он не будет производить никакого обыска — не в христианских обычаях подкладывать ближнему свинью, а он истинный христианин, однако это не услуга, а исполнение воли Христа, который решил спасти заблудшую и сделал так, что на обыск был послан его верный слуга…

Еще не угасла растерянность и не унялась холодная нервная дрожь, как Поршенникова вдруг ощутила, что здесь что-то не то, что этот человек, пожалуй, не тот, за кого себя выдает, что он, может быть, не имеет права на обыск и что бумага его подложная. Женщина хотела даже попросить эту бумагу, но вовремя спохватилась, что не поймет ее ложность, так как не имеет понятия, какой она должна быть. Но одновременно с этим Поршенникова почувствовала, что пришелец действительно многое про нее знает — видимо, долго следил, наблюдал и наверняка имел своего человека на комбинате, иначе бы не рискнул так уверенно вторгнуться в чужой дом… Что же ему надо? Деньги?.. Однако незнакомца занимала только она сама. Он радел единственно о ее спасении.

Это и был пресвитер секты адвентистов седьмого дня.

Словом, под страхом разоблачения Поршенникова через несколько дней явилась на собрание секты и внесла первую десятину. Она никогда ничему не верила, никаким богам, не поверила она и тем бредням, которые преподносили ей неожиданные союзники. Однако, осознав вскоре, что этот союз не будет ее особенно тяготить, если, конечно, сохранить его втайне, она сделала вид, что подчинилась ему. «Уж лучше с этими тронутыми молиться, чем в каталажке сидеть».

Однажды пресвитер попросил привести на сходку Катю. Поскольку дети присутствовали на молениях постоянно, Поршенникова привела и Катю. Затем последовало требование, чтобы девочка перестала посещать школу по субботам — так велит всевышний, который шесть дней без устали создавал мир, а седьмой день почил от всех дел своих, благословив его и освятив. Поршенникова не воспротивилась, тем более что «святой отец» достал медицинскую справку об освобождении от занятий. К тому же сама она считала, что неплохо бы дочери вообще годик-два посидеть дома, поднакопить силенок, все равно ведь еле-еле учится, только лишняя маята. Она этого не высказала, но пресвитер, очевидно, понял ее, так как вскоре завел именно такой разговор, призвав для помощи старушку, которая уверила, что укажет девочке истинный путь служения Христу. После некоторых размышлений, подкрепленных новой медсправкой и посулом снять с нее десятину, Поршенникова поддалась уговорам и запретила Кате ходить в школу. А через несколько дней старуха взяла девочку к себе, якобы для того, чтобы скрыть ее от глаз соседей, которым несомненно покажется подозрительным Катино затворничество, а так — болеет и болеет, а где и как — людям безразлично. Узнав же, чем занимается старуха с дочерью, женщина испугалась и обратилась к пресвитеру, который ответил, что это божий сын посылает ей испытание, что надо же как-то искупить грехи, содеянные ею. Он намекал… Поршенникова не знала, что ей делать.