Александр Дюма - Графиня де Шарни

• Название: Графиня де Шарни
• Автор: Александр Дюма
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-7287-0031-4

«Графиня де Шарни» — историко-приключенческий роман французского писателя Александра Дюма, написанный в 1853–1855 годах. Является частью цикла «Записки врача» и продолжением романов «Жозеф Бальзамо», «Ожерелье королевы» и «Анж Питу». Роман завершает историю Андре де Шарни, доктора Жильбера, их незаконнорожденного сына Себастьена и крестьянина Анжа Питу.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

— А теперь, ваше величество, — произнесла Андре ледяным тоном, изменившим ей за все время разговора только в ту минуту, как она заговорила о перенесенных ею мучениях, — не хотите ли вы еще о чем-нибудь меня спросить… не угодно ли вам дать мне какие-нибудь новые приказания?

— Нет, благодарю. Я хотела вернуть вам свою дружбу, но вы ее отвергаете… Прощайте, Андре. Примите, по крайней мере, мою признательность.

Андре взмахнула рукой, словно отталкивая это второе предложение, как перед тем отвергла первое, и, сделав глубокий и холодной реверанс, удалилась медленно и безмолвно, точно видение.

— О, ты совершенно права, — сказала королева, — ты права, холодная статуя, золотое сердце, пылающая душа, что отказываешься и от моей признательности, и от дружбы: я чувствую — да простит меня Господь! — что ненавижу тебя больше всех на свете!.. Ведь если он тебя еще не любит, то… О! Я уверена, что придет день, когда он полюбит тебя!..

Она позвала Вебера.

— Вебер, ты видел господина Жильбера?

— Да, ваше величество, — отвечал камердинер.

— В котором часу он прибудет завтра утром?

— В десять, ваше величество.

— Хорошо, Вебер. Предупреди моих дам, что сегодня я лягу сама. Скажи им, что я очень устала и плохо себя чувствую, пусть меня не будят утром раньше десяти… Первым и единственным, кого я завтра приму, будет доктор Жильбер.

XXV БУЛОЧНИК ФРАНСУА

Мы даже и не пытаемся описать, как прошла эта ночь для обеих женщин.

Мы вновь встречаемся с ее величеством только в девять часов утра. У королевы красные от слез глаза, она бледна после бессонной ночи. В восемь часов, то есть на рассвете — дело было в такую пору, когда дни коротки и пасмурны, — она поднялась с постели, где напрасно искала отдохновения всю ночь и лишь под утро забылась лихорадочным и беспокойным сном.

Хотя никто и не осмеливался нарушить ее распоряжение и не входил к ней в спальню, до нее доносились чьи-то шаги, непонятный шум, гул голосов; это свидетельствовало о том, что произошло нечто непредвиденное.

Королева закончила свой туалет, когда часы пробили девять.

Среди всеобщего шума она услышала голос Вебера: он призывал соблюдать тишину.

Она кликнула верного камердинера.

В то же мгновение все стихло.

Дверь отворилась.

— В чем дело, Вебер? — спросила королева. — Что происходит во дворце и что означает этот шум?

— Ваше величество! Кажется, на Сите беспорядки, — отвечал Вебер.

— Беспорядки? — удивилась королева. — Чем они вызваны?

— Точно еще ничего не известно, ваше величество; поговаривают, что там волнения из-за нехватки хлеба.

Когда-то королеве не могло бы даже прийти в голову, что на свете есть люди, умирающие с голоду; однако с тех пор как во время возвращения из Версаля ей довелось увидеть слезы дофина, просившего у нее хлеба, а ей нечем было его накормить, она стала понимать, что такое нужда, отсутствие хлеба, голод.

— Несчастные люди! — прошептала она, вспоминая, что говорили о ней во время путешествия, а также объяснения Жильбера. — Теперь они видят, что в их беде не повинны ни Булочник, ни Булочница.

Потом она прибавила в полный голос:

— Есть ли опасения, что это может вылиться во что-либо более серьезное?

— Не могу вам сказать, ваше величество. Все донесения противоречат одно другому, — отвечал Вебер.

— Тогда добеги до Сите, Вебер, это недалеко, — продолжала королева, — посмотри собственными глазами, что там происходит, и расскажешь мне.

— А как же доктор Жильбер? — спросил камердинер.

— Предупреди Кампан или Мизери, что я его жду, пусть кто-нибудь из них о нем доложит.

Вебер уже взялся за дверь, когда она прибавила:

— Передай, чтобы его не заставляли ждать, Вебер; он осведомлен обо всех событиях и сможет все нам объяснить.

Вебер выбрался из дворца, дошел до проезда во внутренний двор Лувра, бросился бегом по мосту, услышал крики и, подхваченный людскими волнами, устремляющимися в сторону архиепископства, вскоре оказался на паперти собора Парижской Богоматери.

Продвигаясь к центру старого Парижа, он наблюдал, как толпа все увеличивалась, а крики становились все громче.

В криках толпы — точнее, в ее реве — звучали грозные ноты, что слышатся на небе во время бури, а на земле — в дни революций; раздавались возгласы:

— Он морит нас голодом! Смерть ему! Смерть ему! На фонарь! На фонарь!

И тысячи людей, даже не понимавших, о чем шла речь, а среди них было немало женщин, уверенно вторили этим крикунам в ожидании зрелища, приводившего их в восторг:

— Он морит нас голодом! Смерть ему! На фонарь!

Неожиданно Вебера швырнуло в сторону, как это случается при большом скоплении народа, когда в нем происходит движение; он увидел, что со стороны улицы Канониссы хлынул людской поток, живой водопад, и в нем барахтался какой-то несчастный в изодранном платье.

Именно из-за него собралась толпа, его осыпали угрозами, встречали воем.

И лишь один человек защищал его от толпы, один-единственный человек пытался преградить путь этому живому потоку.

Человек этот, взявшийся за дело, непосильное и для десяти, и для двадцати, и для ста человек, был Жильбер.

Надобно признать, что кое-кто в толпе его узнавал и кричал:

— Это доктор Жильбер, патриот, друг господина Лафайета и господина Байи! Послушаем доктора Жильбера!

Наступила минутная заминка, нечто вроде временного затишья, опускающегося на море перед новым шквалом.

Вебер воспользовался остановкой и с большим трудом пробился к доктору.

— Господин доктор Жильбер! — позвал камердинер.

Жильбер обернулся на его голос.

— А, это вы, Вебер?

Зна́ком приказав ему подойти ближе, он шепнул:

— Ступайте к королеве и передайте ее величеству, что я, возможно, опоздаю. Я пытаюсь спасти этого человека.

— О да, да! — вскричал несчастный, услышав последние слова Жильбера. — Вы спасете меня, правда, доктор? Скажите им, что я не виноват! Скажите им, что у меня молодая жена, что она ждет ребенка!.. Клянусь вам, что я не прятал хлеба, доктор!

Однако его жалоба и мольба словно подлили масла в огонь: утихшие было ненависть и злоба вспыхнули с новой силой, а угрожающие крики готовы были вот-вот смениться ударами.

— Друзья мои! — воскликнул Жильбер, предпринимая нечеловеческие усилия и пытаясь противостоять разбушевавшейся стихии. — Этот человек — француз, такой же гражданин, как вы; мы не можем, не должны убивать человека, не выслушав его. Ведите его в дистрикт, а там решат, что с ним делать.

— Правильно! — прокричали несколько человек, узнавшие доктора Жильбера.

— Господин Жильбер! — обратился к нему камердинер королевы. — Постарайтесь продержаться, а я побегу предупредить комиссаров дистрикта… Он в двух шагах отсюда. Через пять минут они будут здесь.

Не ожидая одобрения Жильбера, он юркнул в толпу и вскоре исчез из виду.

Тем временем человек пять пришли доктору на помощь и своими телами загородили жертву от разъяренной толпы.

Этот оплот, как бы ни был он слаб, на некоторое время остановил убийц, заглушавших своими криками голоса Жильбера и его сторонников.

К счастью, по истечении пяти минут в толпе опять произошло движение, потом пробежал ропот:

— Комиссары дистрикта! Комиссары дистрикта!

При их появлении угрозы стихают; толпа дает им дорогу. Убийцы, по-видимому, еще не получили точных указаний.

Несчастного ведут в ратушу.

Он прижимается к доктору, берет его за руку и ни на минуту не выпускает ее.

Кто же этот человек?

Сейчас мы об этом расскажем.

Это злополучный булочник по имени Дени Франсуа, о котором мы уже упоминали: он поставлял хлебцы господам из Собрания.

Поутру какая-то старуха зашла к нему в лавку на улице Марше-Палю как раз в то время, когда он распродал шестую выпечку хлеба и взялся за седьмую.

Старуха спрашивает хлеба.

— Хлеба больше нет, — отвечает Франсуа, — но вы можете дождаться седьмой выпечки и тогда первой получите свой хлеб.

— Мне нужно сейчас, — говорит женщина, — вот деньги.

— Я же вам сказал, что хлеба пока нет… — замечает булочник.

— Я хочу поглядеть, так ли это.

— О, пожалуйста! — соглашается булочник. — Входите, смотрите, ищите, я ничего не имею против.

Старуха входит, идет, вынюхивает, шарит по углам, распахивает один шкаф и в этом шкафу обнаруживает три черствых хлеба по четыре фунта каждый, которые оставили себе подмастерья.

Она берет один хлеб, выходит, не заплатив, и в ответ на требование булочника рассчитаться, собирает толпу и кричит, что Франсуа морит людей голодом и прячет половину выпечки.

Такое обвинение в те времена означало почти верную смерть.