Макс Армай - Рин. Книга I. Звезда и жернов. Экземпляр для свободного и бесплатного распространения в интернете

• Название: Рин. Книга I. Звезда и жернов. Экземпляр для свободного и бесплатного распространения в интернете
• Автор: Макс Армай
• Издательство: www.trubaduren.ru
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2012

Когда-то волшебный мир Ойрис уже стоял на грани разрушения. И лишь Изгури – величайший из кивили арту – сумел тогда спасти его от гибели. Но Создатели предупредили его, что выбранный им путь не сможет привести к окончательному спасению, что он – лишь отсрочил катастрофу. Они не сказали, когда мир снова утратит равновесие, но обещали послать подсказку, когда придёт время, о том, как можно будет избежать всеобщей гибели. И вот это время пришло. Но не посмеялись ли боги над своим творением? Неужелимальчишка, который пока только учится распоряжаться герцогскими трапезами, и есть новый спаситель мира? Кто знает. Возможно, и сами боги не знают ответ. Но для того, на кого пал их выбор, жизнь превращается в череду бесконечных испытаний. И лишь он один может доказать этому миру, что Создатели не ошиблись.

---

Это было очень утомительно, довольно странно и немного страшно – вот так висеть в обволакивающем тебя мраке, не слыша даже биения собственного сердца, когда во всём мире для тебя существует лишь, также необъяснимым образом, висящий в пустоте стол, с мерцающей на нём свечой, да золотистое, овальное облако, парящее рядом и намертво вцепившееся в твою руку. Расстояние до свечи пока оставалось неизменным – шагов пять, не больше, и Ивдур не знал чем же себя занять. Ему очень захотелось узнать, как же он сам выглядит со стороны, но приставать к Дэдэну с подобным вопросом показалось ему неудобным. Хотя, был ли чем занят придворный волшебник, ему также было неизвестно.

Неожиданно Ивдур заметил, что уже какое-то время тьма вокруг понемногу меняется: из безоговорочно чёрной она стала понемногу светлеть, кое-где появились, пока всё ещё едва заметные, цветные полосы, медленно скручивающиеся в спирали и круги. Постепенно они становились всё заметнее, разгорались всё ярче, пока вдруг разом не вспыхнули, обратившись в диковинные цветы, беспрерывно меняющие своё обличие. Через мгновение цветы исчезли, и на их месте возник красочный узор, оказавшийся, правда, столь же недолговечным. Узор сменился загадочным орнаментом, а орнамент вновь взорвался снопом дико перемешанных красок. Ивдур так старательно всматривался во всё это, что у него даже разболелись глаза, хотя, были ли они сейчас у него? Мысленно подняв руку, он осторожно потёр, как ему представлялось – пальцами, веки, и тотчас же увидел перед собой свою ладонь. Молодой чародей обрадовался ей, словно старому знакомому. И тут же его обожгла новая мысль – свеча! Ивдур испуганно уставился на стол: сомнений не было, до него теперь было в два раза больше – примерно шагов десять. Ивдур в панике тут же рванулся к нему и, в то же мгновение, оказался рядом, едва успев остановиться. От стола его теперь отделяло не больше десяти литов, и сквозь переливающееся всеми цветами пространство, смутно проступили очертания комнаты придворного волшебника, кресла, с сидящим Дэдэном, и стулом, рядом с ним, на котором, нелепо ссутулившись, сидел он сам. Ивдур осторожно попятился, пока вновь не оказался от стола на расстоянии пяти шагов.

Вдруг, прямо перед ним, на фоне пылающей свечи, появился белый, туманный круг. Ивдур даже не успел испугаться, как тот уже превратился в красивое лицо неизвестного ему мужчины. Волосы его развевались, словно на ветру, а взгляд был напряжённый и какой-то изучающий.

- Имя! – потребовал он, и голос его был подобен грохоту сошедшей с гор лавины.

- И… И-ивдур! – растерявшись от неожиданности, ответил молодой чародей.

Неизвестный ещё раз внимательно на него посмотрел и исчез.

Через несколько секунд Ивдур услышал, как Дэдэн окликнул его:

- Ивдур!.. Ивдур!

Слышно, как и в первый раз было очень плохо, но разобрать слова не составляло труда. Ивдур ещё крепче сжал руку старого мага и мысленно склонился к нему:

- Я слушаю Вас, господин придворный волшебник!

- Ивдур, свет свечи слишком ярок, и не позволяет мне ничего увидеть… - прошелестел голос. – Отойди шагов на тридцать… А потом… может ещё настолько же.

- Хорошо! – Ивдур очень удивился такой просьбе: ведь Дэдэн сам говорил, чтобы не удаляться от свечи более, чем на пятнадцать шагов. Тем не менее, он послушно принялся пятиться назад. Однако едва он сделал десять шагов, как рука старого волшебника страшно напряглась, не пуская его дальше, и из золотисто-жёлтого облака, в виде которого тот пребывал, словно змея, вытянулась длиннющая шея, увенчанная непропорционально большой головой. На него тут же уставилось сердитое лицо придворного чародея.

- Зад бибкаруса! Чего ты пятишься?! – рявкнул Дэдэн.

- Но вы же сами просили! – стал оправдываться Ивдур.

Пару мгновений Дэдэн размышлял, а потом приказал:

- Никого и ничего не слушай! Не отходи от свечи – ни при каких обстоятельствах! Три раза дёрну тебя за руку – вытаскивай нас отсюда! Всё-ё-ёёёё!..

И шея с головой Дэдэна тотчас же стремительно втянулась обратно в золотисто-жёлтое облако. Раздался чей-то издевательский смех, но Ивдур постарался не обращать на него внимания – он, что есть сил, стремился обратно к столу. Он быстро преодолел шагов пять, а потом, что-то неодолимо стало тащить его назад. Ивдур напрягся, мысленно упёрся в невидимый пол ногами, и, весь подавшись вперёд, рванулся к спасительному свету свечи. Что-то пронзительно зазвенело, и он увидел, что ноги его идут вперёд, а вся остальная часть тела, расположенная выше пояса, оказалась на несколько шагов позади них и соединяется теперь с ними лишь растянутой, до прозрачности, поясницей. Беззвучный крик ужас сорвался с его губ, но, подобную слабость он себе позволил лишь в первую секунду. Ивдуру стало ясно, что он оказался во власти чьего-то магического воздействия.

- Тли згу огуш! Ватай ипу огуна! Ою, ою, дин! – мысленно прошептал он и представил себе сияющую сферу, разрастающуюся от него во все стороны. Несокрушимую, неудержимую, яростную в своём гневе. В душе его всё заклокотало, и он, с бешенством, устремился вперёд. Раздался оглушительный хлопок, сфера лопнула, но и сила, препятствовавшая ему двигаться в сторону свечи, исчезла. И Ивдур вновь, едва успел затормозить, чтобы не выскочить в комнату придворного волшебника.

Только сейчас он заметил, как судорожно сжимал его ладонь Дэдэн. Ивдур хотел взглянуть на него, но не решился отвести взгляд от свечи. Но тут рука старого чародея дёрнулась настолько сильно, что чуть было не выскользнула из его пальцев. Вцепившись в неё, так, что кисть пронзила жгучая боль, Ивдур быстро оглянулся: теперь Дэдэн был не жёлтым с золотом овальным облаком, а бесконечной, кроваво-чёрной полосой, тянущейся в неизвестность. Ивдур дёрнул его за невидимую руку и в ответ получил ободряющее пожатие. Вновь напрягшись, он медленно стал приближаться к свече.

- Доо луго малхт! Малхт ипу огуна! Тидо джуб! Тин о, тин о дин! – это было самое действенное заклинание из известных ему, и Ивдур очень надеялся, что оно поможет. Как и в предыдущем случае, он прочёл его полную форму, а не сокращённую (тогда бы оно звучало, как “долумаиг тидтид”), ибо хотел быть уверен в наибольшем эффекте. Он представил, что мириады лучей врываются в него, проникают в каждую мельчайшую ячейку его тела, наполняя невиданной мощью: заставляя набухать мышцы, утолщаться и удлиняться кости и упрочняться сухожилия. В тот же миг, он с лёгкостью сделал ещё два шага, по направлению к столу, но неожиданно вновь ощутил сильный рывок. Посмотрев назад, Ивдур в отчаянии застонал: придворный волшебник превратился в длинную, тонкую нить, скрывающуюся в огромном, трёхмерном, прозрачном, словно стекло, лабиринте.

- Что же теперь делать? – лихорадочно подумал он. – Какое заклинание следует применить?

И тут, словно ниспосланное от самого Единого спасение, он ощутил, как придворный волшебник три раза решительно дёрнул его за руку. Ивдур с облегчением развернулся и тут же опять потрясённо застыл: перед ним, на разном удалении от него, парили сотни столов с зажженной свечёй. И какой из них был настоящий, Ивдур не имел ни малейшего понятия.

Дэдэн вновь три раза настойчиво дёрнул его руку, и Ивдур понял, что надо спешить.

- В конце-концов, я оставался на прямой линии к столу, и он был, не более чем в семи шагах от меня! – решил молодой чародей, и, утерев со лба воображаемую испарину, двинулся в выбранном направлении. Видимо, это было правильным решением, ибо в тот же миг, все ложные столы разом исчезли, а Ивдур вскоре словно бы упёрся в невидимую ткань, которая пружинила и не желала его выпускать. Он снова видел комнату придворного волшебника, его самого и себя, но пройти туда не мог. Весь напрягшись, он рванулся вперёд. Что-то, с чавкающим звуком, лопнуло. Всё завертелось, стремительно падая ему навстречу, и Ивдур, на долю мгновения зажмурился. Когда же он вновь открыл глаза, то обнаружил себя сидящим на стуле. Повернувшись направо, он, с величайшим облегчением, увидел Дэдэна. Тот полулежал, глаза его были закрыты, а сам он тяжело дышал. Очень тяжело. Лицо его было мертвенно бледным и всё покрыто зеленоватыми, как съеденное ими снадобье, капельками пота. Ивдур хотел было побежать к окну, за золотистой жидкостью, но Дэдэн не отпустил его руку и, открыв глаза, глухо прохрипел:

- Немедленно схвати лже Адэка! Беги же!

Молодой чародей замешкался, и Дэдэн, с трудом, улыбнулся ему:

- За меня не волнуйся! Со мной всё в порядке…

Ивдур коротко кивнул и бросился вон из комнаты.

Илсаис, Тысячеликий, как он себя называл, лежал на кровати в своей комнате. Вернее, не в своей, а старшего трапезничего, в которого ему пришлось перевоплотиться по воле повелителя. Илсаис вновь конфузливо поёжился: из-за этого распроклятого трапезничего он чуть было не лишился расположения своего господина! Да воссияет око Конжага, что этот мерзкий трапезничий, знал что-то стоящее! Если бы не это, то повелитель давно бы его уничтожил. Превратил бы в вечно стонущий ветер, ни мгновения не знающий покоя, и нескончаемо мечущийся в вихрях страданий. А ведь Илсаис говорил господину, что не силён в магии, что тот должен сам явиться и забрать этого трапезничего, или же, прямо тут, допросить его! Откуда Илсаис мог знать, что эти люди окажутся столь хрупкими и изнеженными? А если тот и умер, то и что с того? В конце концов, сбросил же он его незаметно в реку? А главное – сказал же тот перед своей смертью, что-то важное, что-то такое, чему его господин необычайно возрадовался? Илсаис совершенно отчётливо почувствовал это. Когда он сообщил господину, что в тот день, у того самого дома, перед тем, когда туда явились слуги Врага его господина, странный недуг сразил другого трапезничего, который здесь уже не служит, а присягнул на верность иному властителю, чьи владенья носят название Оленья Тропа и расположены недалеко от этого, столь уже надоевшего ему, Илсаису, города, то Илсаис и сам ощутил тот неизяснимый восторг, что вдруг наполнил всё существо его повелителя. Однако когда Илсаис сказал, что старший трапезничий расспросов не выдержал и умер, повелитель страшно разгневался. Конечно, Илсаис помнил, что трапезничий обязательно должен был остаться живым. Но что ж тут поделаешь? Ведь по доброй воле тот ничего не желал говорить! Гнев повелителя был ничуть не меньше, чем его радость перед этим. Илсаис ужасно испугался. Но повелитель всегда был добр к нему. И всегда высоко ценил. А потому, умерив свой гнев, сказал, что во всём бывает скрыто и что-то хорошее, и, раз уж так всё получилось, то ему, Илсаису, надо стать на время старшим трапезничим и, получив таким образом доступ к еде местного правителя, попытаться подготовить того к его приходу. Это был последний раз, когда Илсаис слышал голос своего повелителя. После этого он мог слушать его волю лишь из уст других его слуг. А теперь, к сожалению, даже и они были вынуждены покинуть город. Уходя, они передали ему последнее напутствие господина: тот говорил, что задача стала слишком опасной, и что он не будет на него гневаться, если Илсаис откажется от её исполнения и уйдёт вместе со всеми. Но Илсаис не хотел разочаровывать своего господина и гордо ответил им на это: даже если ему придётся расстаться с жизнью, он не откажется от того, что поручил ему повелитель. Он знает, сколь это важно для него, а потому – остаётся.