Неизвестен Автор - Три монаха

• Название: Три монаха
• Автор: неизвестен Автор
• Жанр: Проза

---

С этими словами Касуя увлажнил слезами рукав своей рясы.

Наконец настал черед третьего монаха приступить к своей исповеди. Был он уже в преклонном возрасте, одет в ветхую рясу с широким оплечьем и беспрестанно повторял про себя молитвы. Морщинистое лицо его было черно, должно быть, долгие годы провел он в скитаниях, и вид имел до крайности изможденный. И все-таки, глядя на него, можно было сразу сказать, что человек этот не простого звания. Все это время он сидел, полузакрыв глаза и, казалось, погрузившись в дремоту.

- Теперь ваш черед рассказывать, - принялись тормошить его собратья, и тогда он молвил:

- Только что я выслушал ваши исповеди. Нет слов, чтобы выразить, как глубоко тронул меня ваш рассказ. Вот что значит неумолимый закон кармы!20 История моего спасения не столь поучительна, и рассказывать о ней не стоит. Но промолчать теперь, после того, как вы поделились со мною самым сокровенным, было бы неуважением к досточтимым собратьям. Жаль занимать ваше внимание безделицей, но так и быть - слушайте.

Имя мое - Рокуродзаэмон. Я родом из земли Кавати и довожусь единственным сыном Синодзаки Камонноскэ, который состоял в родстве с семьей Кусуноки. Глава рода Кусуноки Масасигэ21 приблизил к себе моего отца, советовался с ним по всем важным вопросам, делился всеми своими замыслами, так что все вокруг знали моего отца как наперсника Масасигэ. Масасигэ погиб в бою, отец мой вспорол себе живот и принял смерть вслед за своим господином.

После гибели Масасигэ главою рода Кусуноки стал Масацура. Он одаривал меня особыми милостями, и я в свой черед служил ему верой и правдой. Впоследствии Масацура тоже погиб в бою, я же был ранен, но враги не отрубили мне голову, и меня, чуть живого, вынес с поля брани и выходил один знакомый монах. Так чудом я остался в живых. Когда я вернулся в Кавати, Кусуноки Масанори, ставший по смерти брата главою рода, встретил меня с распростертыми объятиями, и между нами установились те же отношения дружбы и доверия, какие существовали между нашими отцами.

И вот однажды дошла до меня молва, будто Масанори решил добровольно сдаться сегуну Асикаге22. "Быть того не может!" - подумал я и отправился к Масанори.

"Дошло до меня, будто вы намерены сдаться сегуну Асикаге. Неужто это правда?"

"Да, это правда, - отвечал Масанори. - Слишком много обиды накопилось у меня на государя"23.

"В таком случае не лучше ли было бы вам отринуть суетный мир и уйти в монахи? Тем самым вы сполна избыли бы свою обиду. Но перейти на сторону Асикаги и направить стрелы против своего государя - это ли поступок человека, желающего доказать, что он воюет за правое дело? Ведь люди скажут: "Увидев, что военная удача изменила государю, Масанори покинул его и, дабы уцелеть самому, пошел на поклон к Асикаге". Прошу вас, откажитесь от своего намерения! Быть может, это дерзко с моей стороны, но я недоумеваю, почему, приняв такое серьезное решение, вы ничего не сказали мне?"

"Я знал, что ты меня не поддержишь".

"Стало быть, вы знали, что я вас не поддержу? Почему же тогда вы не боитесь всеобщего осуждения? Не один представитель рода Кусуноки сложил голову, сражаясь за государя, завещая славу потомкам. Будет горько, если вы своим малодушием запятнаете честь семьи. Да и о какой обиде на государя может идти речь? Разве он не облагодетельствовал вас, пожаловав вам титул предводителя войск? Древние говорили: "Даже если государь перестает быть государем, вассал должен оставаться вассалом". Прошу вас, измените свое намерение".

Так увещевал я Масанори, но он меня не послушал. Вскоре стало мне известно, что он отправился в столицу Киото и в храме Тодзи встретился с наместником сегуна. Звезда государя закатилась, я же был не в силах ему помочь. А перейти вслед за Масанори на сторону сегуна мне не позволила совесть. И тогда, поняв, что пробил мой час, я решил удалиться от мира.

II

Я покинул свой дом в Синодзаки, что в земле Кавати, оставив жену и двух малолетних детей - дочку и сына. Что и говорить, грустно мне было разлучаться с женой, ведь долгие годы жили мы с нею в любви и согласии. Но я решил оборвать все узы, связывавшие меня с миром, и отправился странствовать.

Вначале я побывал в восточных землях, три года провел послушником в одном из храмов Мацусима, затем обошел северные земли. Подобно множеству отшельников, я решил посетить все края страны нашей, встречаясь с прославленными буддийскими монахами, укрепляясь на пути веры, услаждая душу созерцанием достопримечательных мест и памятников старины. Когда бы ни пробил мой смертный час, я хотел встретить его в пути.

Так скитался я из края в край, пока дорога не привела меня в западные земли. И вот волею судьбы оказался я в Кавати, и захотелось мне наведаться в родные места. Подхожу я к старой усадьбе, гляжу - стена ограды цела, но черепица с кромки крыши осыпалась, столбы ворот стоят, но створ нет. Сад зарос густой травой. От прежних строений не осталось и следа, только лепятся друг к другу убогие лачуги, в которых не укрыться ни от дождя, ни от ветра. Смотрю я на все это, и слезы невольно застилают глаза.

Вдруг неподалеку заметил я жалкого вида старца, который мотыжил поле. "Должно быть, он знает, что тут произошло", - подумал я и подошел к нему.

"Скажите, почтенный, - окликнул я старца, - как зовутся эти места?"

Старик снял с головы соломенную шляпу.

"Места эти зовутся Синодзаки".

"А чья это усадьба?"

"Господ из рода Синодзаки".

"Стало быть, ему известно о моей семье", - подумал я и опустился на межу. Старик оперся о мотыгу и, как ни в чем не бывало, повел свой рассказ.

"Некогда земли эти принадлежали доблестному самураю по имени Синодзаки Камонноскэ. Это был

человек, с которым мало кто может сравниться. Сам господин Кусуноки благоволил к нему и доверял больше, чем кому-либо из своих родичей. У господина Камонноскэ был сын, господин Рокуродзаэмон. Повздорив с господином Кусуноки-младшим из-за того, что тот сдался сегуну, он удалился от мира и пустился странствовать неведомо куда. Люди сказывали, будто он отправился в северные земли, а потом прошла молва, что он и вовсе отошел в мир иной, а как оно на самом деле - никто не знает".

С этими словами старик заплакал. Глядя на него, я тоже с трудом сдерживал слезы.

"А сами вы кто - челядинец господина Рокуродзаэмона или просто житель этих мест?" - спросил я.

"Я здешний крестьянин. После того как господин Рокуродзаэмон покинул свой дом, все здесь пришло в запустение, челядь разбрелась кто куда, и мне, недостойному, пришлось принять на себя заботы о пропитании его жены и деток. Уж очень жаль мне их было, поэтому я забросил работу у себя в поле и вот уже пять или шесть лет служу им. Уходя из дома, господин Рокуродзаэмон оставил двухлетнюю дочку и совсем маленького сыночка. Матушка, несмотря на горькую свою долю, лелеяла их, только не в силах была она перенести разлуку с мужем и вскорости занемогла. А с прошлой весны стало ей совсем худо, последнее время она ни крошки в рот не брала и три дня назад скончалась. Детки ее до того убиты горем, что глядишь на них - и сердце кровью обливается. Видите ту сосну? Под ней мы предали покойницу погребальному костру. Каждый день брат с сестрой ходят туда и льют горькие слезы. Нынче я снова собирался пойти вместе с ними, но они сказали: "Не нужно, мы пойдем одни", - поэтому я и решил помотыжить поле. Я делаю это не для себя, жаль, если дети останутся без пропитания. Они зовут меня дедушкой, и хоть я им не родной человек, а рад, что они считают меня своей опорой. Сегодня их что-то долго нет, я все гляжу на дорогу - не появятся ли, - и работа у меня совсем не спорится".

Так рассказал старик, и по лицу его покатились слезы. Тяжело стало у меня на сердце. Подумать только, простолюдин способен на такое великодушие, а я, жестокосердный, бросил своих детей на произвол судьбы. Как хотелось мне воскликнуть: "Я и есть их отец, Рокуродзаэмон!" Но нет, тогда все годы, отданные поискам спасения, пропали бы даром. И я сказал:

"Отрадно мне слышать такие слова. Вряд ли найдется где-либо человек столь же великодушный, как вы. Печальную повесть вы мне рассказали. Есть ли на свете что-либо горше судьбы этих несчастных детей! В Свое время и мне, хоть и не в такой мере, довелось изведать подобную участь. Воистину, что может быть безрадостней судьбы малолетних детей, потерявших отца и мать..."

С этими словами я поднес к глазам рукав своего рубища, чтобы утереть слезы.

"Стало быть, и вам привелось изведать такое горе?" - воскликнул старик и, вторя мне, заплакал во весь голос.

Дав ему наплакаться вволю, я продолжал: "Прошу вас и впредь не оставлять этих чад своими заботами. Только представьте себе, как возрадуются на том свете их покойные родители. Вам же и вашим потомкам воздается за вашу доброту. В будущем ожидает вас райское блаженство. Не покидайте же бедных сирот, да хранят вас боги, будды и Три Сокровища. Ну что же, солнце уже заходит. Мне пора в путь. Прощайте".