Еремей Парнов - Короли и конструкторы (Предисловие к Кибериаде Ст Лема)

• Название: Короли и конструкторы (Предисловие к Кибериаде Ст Лема)
• Автор: Еремей Парнов
• Жанр: Научная Фантастика

---

"Слава тем и отличается, - говорится в грустной новелле "О том, как Трурля собственное совершенство к беде привело", - что обычно молчит о поражениях, даже если они порождены высочайшим совершенством. А кто в этом усомнится, пускай припомнит последнюю из семи экспедиций Трурля". И правда, в этой экспедиции славный конструктор потерпел поражение. И не потому, что чего-то не сумел (такого с Трурлем не бывает), а единственно по причине своего доброго железного сердца. Пожалел он платиново-иридиевое величество Экзилия Тартарейского, сосланного на одинокий астероид. Нельзя жалеть королей. Впервые конструктор решил помочь тирану и тут же дал маху! Этот грустный эпизод, скорее научнофантастическая новелла, чем сказка, окрашивает "Кибериаду" совершенно новыми для нее эмоциональными оттенками.

- Нет, не игрушку для утешения свергнутого монарха построил Трурль, не миниатюрное механическое королевство. "Безупречность нашего мастерства - это наше проклятие, которое отягощает непредвиденными последствиями любое наше создание, - говорит ему Клапауциус. - Неумелый подражатель, возжаждав пыток, сделал бы себе бесформенного идола из дерева и воска и, придав ему некоторое сходство с разумным существом, издевался бы над ним суррогатно и неестественно. Но подумай, к чему ведет дальнейшее совершенствование этого замысла! Представь себе, что другой сделает куклу с граммофоном в животе, чтобы она стонала под ударами, представь себе куклу, которая, если ее бить, будет молить о пощаде, куклу, которая станет гомеостатом; представь себе куклу, плачущую, истекающую кровью, куклу, которая боится смерти, хоть и прельщает ее ни с чем не сравнимое спокойствие смерти! Неужели ты не видишь, как мастерство подражателя приводит к тому, что видимость становится истиной, а подделка - действительностью? Ты отдал жестокому тирану в вечное владение неисчислимые массы существ, способных страдать, а значит, совершил позорный поступок..."

Так из сказки выкристаллизовывается крупнейшая этическая проблема. Лем - юморист вдруг вновь превращается в автора "Соларис" и "Воспоминаний Ийона Тихого", достигая в этом монологе истинно трагической возвышенности. Иногда кажется, что устами Клапауциуса говорит шекспировский Шейлок.

Но этот рассказ не типичен для веселой, полной забавных нелепостей и приключений "Кибериады". Зато "Путешествие шестое, или как Трурль и Клапауциус Демона Второго Рода создали, дабы разбойника Мордона одолеть" - "настоящая" физическая сказка. Старая сказка на новый лад. Правда, разбойник не король, но какая, в сущности, разница: король или разбойник?

В руки наших славных конструкторов случайно попадает пожелтевшая от времени книга. Выдержки из книги стилизованы Лемом под псевдорыцарские сказания о разных Галахадах и Амадисах. Не обошлось, конечно, и без изрядной дозы "звездной пыли". Но, право, какая нам разница, живет ли разбойник на высоченном утесе или же в "замке, в черной гравитации вознесенном"? Понятно, что сей путеводитель составлен не для странствующих нищих монахов или рыцарей, а для бесшабашных звездопроходцев. Именно для "звездопроходцев", а не звездолетчиков или астронавтов. У стилизации тоже есть свои неписаные законы. Стилизация - это моделирование систем, перенесение качества при строгом соблюдении масштабов. Недаром тоннель сквозь звезду - красный гигант Бетельгейзе - именуется у Лема на арабский манер Бет-эль-Гейзским. Таким каналом может "идти" именно "звездопроходец"! Очень уж похоже на Баб-эль-Мандебский пролив, которым следовал славный Синдбад-Мореход.

Зато для сметливого разбойника Мордона Лем находит совершенно иные языковые краски. Ведь это современный, вернее, сверхсовременный грабитель, а не какой-нибудь алжирский корсар или Соловей-разбойник.

"Я разбойник с дипломом и образованием, а по натуре очень нервный", - разъясняет Мордон, который одинаково свободно владеет и былинным речевым строем и сленгом черного рынка послевоенных годов. Ему и нельзя иначе. Ведь грабит-то он не злато-серебро, а научную информацию - самое ценное сокровище нашего века, ставшее неотделимым от того, что принято называть производительными силами.

Конструкторы с блеском провели хитрого и недоверчивого Мордона. По аналогии с максвелловским демоном первого рода, имеющим дело с молекулами, они создали информационного демона. Создали своего рода вечный двигатель информации, которая захлестнула разбойника.

Некоторые ученые высказывают опасение, что человечеству грозит примерно такая же участь. Более того, они полагают, что гибель от переизбытка информации - естественный конец всякой цивилизации. Не беремся спорить. Всякая экстраполяция на будущее молчаливо основывается на сегодняшнем дне, поскольку не может предвидеть сущности нового качества. Так что будем надеяться на новое качество, которое неизбежно появится, таковы уж законы диалектики, и поможет справиться с бедой.

Рассказы Лема несут много битов новой неожиданной информации. В отличие от пессимистически настроенных предсказателей не будем думать о том, что эти биты приближают день информационного кризиса. А потому без тревоги, а, напротив, с любопытством и радостью перейдем к повести "Непобедимый". Она хорошо знакома советскому читателю, поскольку печаталась в журнале "Звезда" и ленинградском альманахе "В мире фантастики и приключений". Именно поэтому нет смысла подробно останавливаться на ее характеристике. Тем более что "Непобедимый" представляет собой традиционное произведение научной фантастики. Вот что сам Лем пишет в коротком предисловии к журнальной публикации повести:

"Можно, например, считать "Непобедимый" повестью о космических приключениях, полной таинственных опасностей и стрельбы. И это будет в какой-то степени правдой. Можно также считать ее попыткой показать отдаленные этапы исследования Вселенной, когда человек, располагающий могучей техникой, будет познавать различные таинственные явления. Либо даже моделью - в понимании теории информации - стратегического поведения перед лицом явления, до сих пор исторически непознанного, в частности стратегической игры, в которой само понятие "противника" подвергается постепенному изменению, что в свою очередь вызывает изменение применяемой человеком стратегии. Чтобы создать такую "модель", я пользовался, кроме всего прочего, некоторыми наиболее важными, а значит, пожалуй, наиболее важными выводами из теории эволюции (в ее кибернетической интерпретации).

Все это, повторяю, правда, по если бы это было правдой исключительной, полной, "Непобедимый" представлял бы собой что-то вроде развернутой научной фантазии-фантазии, а не фантастической повести. Мне же хочется думать, что это литературно-художественное произведение, то есть такое, в котором на самом деле речь идет прежде всего о человеке, а в данном случае - о стремлении доказать (но уже средствами художественной литературы, а не науки), что, какими бы могущественными ни были применяемые человеком технические средства, не исключено возникновение ситуации, когда вся эта атомно-кибернетическая техника может оказаться недостаточной и человеку придется самому стать лицом к лицу с явлением, против которого его автоматы и машины будут бессильны. Сначала испытанию подвергнется автоматическая техника, а после ее поражения - творец этой техники, который выйдет из схватки непобежденным, и одно это будет значить многое. И тогда не гигантскому космическому кораблю, а безоружному человеку будет принадлежать имя, которое одновременно является названием повести".

Именно безоружный человек стоит в центре внимания польского писателя. Непобедимый безоружный человек светлого мира без войн и угнетения. Человек, который уже сегодня строит этот светлый мир, друг, современник.

"В конечном счете я пишу для современников о современных проблемах, только надеваю на них галактические одежды", - сказал однажды Станислав Лем.

О современниках и для современников...

Еремей Парнов