Александр Мирер - Обсидиановый нож

• Название: Обсидиановый нож
• Автор: Александр Мирер
• Издательство: Параллель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-86067-032-Х

Сборник фантастических произведений Александра Мирера «Обсидиановый нож» включает роман «Дом скитальцев», впервые публикующийся в полном авторском варианте роман «У меня девять жизней», ранее не издававшуюся повесть «Остров Мадагаскар», написанную в жанре фантастического детектива, а также рассказы «Дождь в Лицо», "Обсидиановый нож» и «Знак равенства».

---

— Он предатель, — сказал Степка, показывая на Рубченко, — а вы его жалеете!

Я вздрогнул — рядом со мною закричал Верка:

— Врешь! Дядя Павел — папин друг, а не предатель, врешь!

— Так, мой мальчик… Степан, слушай меня: если Павел Рубченко — предатель, то и я предатель. Таких людей, как он… — Сур закашлялся. — Он не только честный воин. Не только храбрый и добрый человек. На моих глазах он двадцать лет проработал в милиции. И на фронте. И всегда был настоящим рыцарем…

Степка молчал. Трудно было не согласиться — такой человек на виду, как в стеклянной будке. Зато Сур очнулся от своего отчаяния и продолжал говорить:

— Мы потеряли много времени… Необходим врач. Кто позвонит в «Скорую помощь»? Ты, Лешик? Придержите дверь. — Он осторожно поднял бластер и перенес в шкаф. Запер на два оборота. — Ах, Остапович!.. Ах, Остапович!.. Лучше бы… — Он осекся.

Я знал почему. Он сто раз дал бы себя сжечь этим бластером, лишь бы не стрелять в друга. Он выстрелил, спасая нас.

И, посмотрев на нас, он подобрался, тряхнул головой, стал по виду прежним, даже погладил Верку, как всегда, от носа к затылку.

— Да, тяжелое положение… В «скорую» нельзя обращаться. Степа, Алеша! Загляните в четвертый подъезд, квартира шестьдесят один. Доктор Анна Георгиевна… Пригласите ее сюда. Что сказать? У нас раненый.

Мы побежали. Степка на ходу сказал:

— Правильный приказ.

— Почему? — спросил я.

Он ответил:

— А вдруг эти уже на «скорую» пробрались?

— Кто — эти?

— С бластерами.

— А зачем им пробираться?

Степка только свистнул. Тогда я возразил:

— Доктор Анна Георгиевна тоже могла пробраться.

— Чудной… — пропыхтел Степка. — Она же пенсионерка, дома принимает. Видишь табличку?

Я видел. Квартира 61, медная яркая табличка: «Доктор А.Е.Владимирская».

Степан позвонил и вдруг сказал свистящим шепотом:

— Он меня было… того. Рубченко ваш…

— Он же не в тебя стрелял — в Сура!

— Да нет, — прошептал Степка. — Не из бластера. Он так… Глазами, что ли. Я будто помер на полсекунды.

— Ой, а меня… — заторопился я, но тут дверь отворилась, и из темной прихожей спросили:

— Ко мне?

Я ответил, что к доктору и что в тире лежит раненый.

— Сейчас, ждите здесь, — сказал голос, как мне показалось, мужской.

В прихожей зажегся свет. Мы вошли, но там уже никого не оказалось. Будто с нами разговаривали здоровенные часы, которые стучали напротив двери. Потрясающие часы! Выше моего роста, с тремя гирями, начищенными ярче дверной таблички. Часы тут же проиграли мелодию колокольчиками и стали бить густым тройным звоном — одиннадцать часов. Я охнул, потому что все началось ровно в половине девятого, всего два с половиной часа назад. В школе прошло три урока — и столько всего сразу! И Верка еще. А Верка очень нежный и доверчивый. Позавчера подошел к милиционеру и спросил: «Дядь, почему вам не дают драчных дубинок?..» Зазвенело стекло. Кто — то запричитал тонким, старушечьим голосом. Резко распахнув дверь, в прихожую выскочила женщина в белом халате, с чемоданчиком, совершенно седая. Она стремительно оглядела нас синими эмалевыми глазами. Спросила басом:

— Раненый в тире? — и уже была на лестнице.

А мы едва поспевали за ней. Вот так пенсионерка! Из квартиры пищали: «Егоровна!» — она молча неслась вниз по лестнице, потом по дорожке вдоль дома и по четырем ступенькам в подвал. Степка забежал вперед, распахнул дверь и повел докторшу по коридору в кладовую.

Доктор Анна Егоровна

Сурен Давидович был в кладовой наедине с Рубченко. Стоял, прислонившись к шкафу, и хрипел астматолом. Когда мы вошли, он поклонился и проговорил:

— Здравствуйте, Анна Георгиевна. Вот… — Он показал на койку.

— Вижу. Меня зовут Анна Егоровна… Ого! Детей — за дверь.

— Я расстегнул рубашку, — сказал Сур.

Она достала стетоскоп из чемоданчика. Мы, конечно, остались в комнате, в дальнем углу, под огнетушителями. Анна Егоровна что — то делала со стетоскопом, вздыхала, потом стукнула наконечником и бросила прибор в чемоданчик.

— Давно произошел несчастный случай?

Сур сказал медленно:

— Убийство произошло двадцать минут назад.

Анна Егоровна опять сказала: «Ого!» — и быстро, пристально посмотрела на Сурена Давидовича. На нас. Опять на Сура.

— Что здесь делают дети?

Степка шагнул вперед:

— Мы свидетели.

Она хотела сказать: «Я не милиция, мне свидетели не нужны». У нее все было написано на лице: удивление перед такой странной историей, и от почти прямого признания Сура. Мы тоже показались ей не совсем обычными свидетелями. Она сказала:

— Моя помощь здесь не требуется. Смерть наступила мгновенно, — и повернулась к двери.

Но Сур сказал:

— Анна Георгиевна…

— Меня зовут Анна Егоровна.

— Прошу прощения. Я буду вам крайне благодарен, если вы согласитесь нас выслушать. Слово офицера, вам нечего бояться.

Как она вскинула голову! Действительно: «Ого!» Она была бесстрашная тетка, не хуже нашего Степана. Она уже успела крепко загореть и выглядела просто здорово: круглое коричневое лицо, белые волосы, крахмальный халат и круглые ярко — синие глаза.

— Слушаю вас, — сказала Анна Егоровна.

— Я прошу разрешения прежде задать вам два вопроса.

Она кивнула, не сводя с него глаз.

— Первый вопрос: вы ученый — врач?

— Я доктор медицинских наук. Что еще?

— Когда вы последний раз выходили из дому?

— Вчера в три часа пополудни. — Ее бас стал угрожающим. — Чему я обязана этим допросом?

Сур прижал руки к сердцу так похоже на тех, что мы вздрогнули. Но это был его обычный жест благодарности.

— Доктор, Анна… Егоровна, сейчас вы все — все поймете! Очень вас прошу, присядьте. Прошу. Сегодня в восемь часов утра…

Сурен Давидович рассказывал совсем не так, как я. Без подробностей. Одни факты: заведующий почтой, старший телеграфист, поездка на такси, оба разговора Феди — гитариста с шофером, история с конфетами, потом капитан Рубченко.

О выстреле он рассказал так:

— Эта история была сообщена Павлу Остаповичу не вся целиком. Он остановил Алешу… Когда, Лешик?

— Когда пень грузили в такси, — поспешно подсказал я.

— Да, в такси. Павел Остапович начал расспрашивать второго мальчика…

— Вот этого, — сказала Анна Егоровна.

— Да, этого, Степу. Он сообщил, что пень доставили во двор милиции.

— И почты…

— Да. В этот момент я разрешил себе восклицание, не относящееся к делу. Павел Остапович меня осадил. Меня это крайне удивило. Мы с ним дружили почти тридцать лет… — Он закашлялся.

Докторша смотрела на него ледяными глазами.

— Да, тридцать лет! Мальчики об этом знают. И Степка в эту секунду сорвался и заявил, что капитан Рубченко тоже хватался за сердце, стоя перед пеньком.

— Вот как… — сказала Анна Егоровна.

— Навел Остапович не возразил. Напротив, он начал поспешно извлекать из — под пиджака некий предмет, подвешенный на шнурке под мышкой. Не пистолет, Анна Егоровна. Пистолет, подвешенный таким образом, стреляет мгновенно. Этот же предмет… Я вам его покажу.

Шкаф отворился с привычным милым звоном. Степка пробормотал: «Дьявольщина!» Вот он, бластер… Не приснился, значит.

— Этот предмет, доктор, он висел на этом шнурке, видите? Прошу вас посмотреть, не касаясь его.

— Странная штука.

— Именно так, доктор. Она висела на петле — удавке, никаких антабок не имеется. Висела неудобно. Ему пришлось извлекать этот предмет три — четыре секунды.

— Вы настолько точно заметили время?

— Я кадровый военный. Это мой круг специфических навыков.

Она кивнула очень неодобрительно.

— Вы понимаете, Анна Егоровна, я следил за Остаповичем с большим интересом. Предмет не походил на оружие, и я подумал о каком — то вещественном доказательстве, с которым хотят нас ознакомить. Но… смотрите сюда. С конца предмета сорвалось пламя, пролетело рядом с моей головой… Я сидел вот так — видите? Отверстие в бетонной стене он прожег за долю секунды. А дети? Здесь были дети, понимаете?

— Скорее ниша, чем отверстие, — задумчиво сказала докторша. — Покажите ваше левое ухо… М — да, ожог второй степени. Больно?

— Какая чепуха! — крикнул Сур. — «Больно»! Вот где боль! — кричал он, показывая на мертвого. И снова осекся.

Помолчали. Теперь Анна Егоровна должна была спросить, почему Сур беседовал с Рубченко, держа в руках винтовку. Или просто: «Чем я могу помочь, я ничего не видела». Она сказала вместо этого:

— Я обработаю ваше ухо. Поверните голову.

— Вы мне не верите, — сказал Сур.