Еремей Парнов - Секретный узник

• Название: Секретный узник
• Автор: Еремей Парнов
• Жанр: История

---

Гестаповцы, как обычно, нагрянули целой шайкой. Человек двадцать, не меньше. Они пробегают мимо нее с карабинами в руках и, словно позиции перед боем, занимают комнаты, кухню и даже уборную. Один за другим, как на учениях, точно прыгают с борта грузовика, а не в квартиру врываются. А вот и старый знакомый! Тот отвратительный рыжий тип с бородавкой.

Он, как всегда, в штатском, хотя всем известно, что рыжий - комиссар гестапо и хауптштурмфюрер СС, а фамилия его Шнейдер, и в полиции он служит с первых дней Веймарской республики. Ирма знает о нем многое, да и он знает о ней немало. Они давние знакомые. Но он держится официально.

- Фрау Ирма Вестер? - спрашивает он, морщит нос в улыбке и обнажает желтые прокуренные зубы.

- Да, - отвечает Ирма, прислушиваясь к грохоту в квартире.

- А где ваша мать?

- Ее нет дома.

- Где же она?

- Уехала.

- Куда?

- Не знаю.

- Видимо, в Баутцен?

- Нет.

- Если в Баутцен, то напрасно. Свидание ей разрешено не будет. Пройдемте в комнаты, фрау Вестер.

Ирма как села на стул, так и не вставала с него до конца обыска. Рыжий гестаповец не очень ей докучал. Стоял себе у окна и покуривал сигаретки, следил, как орудуют громилы.

Наверное, его старой полицейской душе претила такая топорная работа. Разве это обыск, когда книги не перелистывают, а, схватив за уголок переплета, трясут сколько есть сил. Важные бумаги ведь далеко не всегда закладывают между страниц. Бывает, что их даже вклеивают, а то и вовсе записывают тайные сведения между строк, причем симпатическими чернилами. Такое не вытрясешь, господа. Но он не вмешивался в действия младших коллег. Что делать? Таков теперь стиль. Старые кадры криминалистов уходят, а достойной смены нет.

На полу росли груды раздерганных книг, выброшенной из шкафов одежды, белья. Гестаповцы топтали все это грязными сапогами, с хрустом давили флаконы духов и коробочки с пудрой. На белых простынях появились черные отпечатки подошв с ржавыми полумесяцами подковок.

Сложив руки на коленях, Ирма отрешенно уставилась в замызганный пол, будто учиненный в квартире разгром ее нисколько не касался. Вспомнилось вдруг, как потрошил в Баутцене ее чемодан государственный советник Плишке.

Перевернул все. Разрыл белье, пакеты, перещупал каждый кусок. Даже сосиски разломил пополам. Бедная мама! Ей еще предстоит такое...

Ее снова, в который раз, охватило бешенство. Горячая кровь прихлынула к щекам. Она крепко сцепила пальцы. Но мысли опять перекинулись на тайник.

Нельзя думать о нем, нельзя! Но попробуй не думать! Дрожь бьет при мысли, что они могут его обнаружить. Там все, что она тайно протащила в последние годы из тюрем: переписанное рукой отца обвинительное заключение, его тетради, письма и даже несколько фотоснимков, которые она сделала в камере крохотным аппаратом "Колибри". Ну как тут было не думать? Сжав зубы, она мысленно заклинала: "Не найдут, не найдут, не найдут, не найдут..."

Обыск длился бесконечно. Она успела дважды проголодаться, но, переволновавшись, забывала об этом. И когда Шнейдер, выпроводив гестаповцев из квартиры, подошел к ней и сказал: "Вы арестованы! Следуйте за мной!" - она почувствовала едва ли не облегчение.

Первый раз за мучительные часы обыска Ирма встала со стула. Ноги затекли и стали как ватные. Но вот от ступней вверх побежали горячие иголки, и она заковыляла к двери.

Что бы там ни было, а тайник остался нетронутым. Ирма знала, что мама, как вернется, перепрячет все сразу же. Если ей дадут возвратиться домой...

Шнейдер доставил Ирму в полицию и, оставив ее на попечении дежурного, поспешил к себе в кабинет.

- Подождите меня здесь, - сказал он. - Я скоро вернусь. Сядьте на стул.

Ирма только усмехнулась. Как будто это от нее зависело, ждать или не ждать.

Но дежурный гестаповец прореагировал на ее усмешку по-своему:

- Вы забудете, что значит смеяться! - процедил он сквозь зубы. - Ваш внешний вид сильно изменится. Так хорошо, как сейчас, вы уже никогда не будете выглядеть! - и, распаляясь от собственных слов, стукнул кулаком по столу. - Встать немедленно! Руки по швам!

Ирма поднялась.

- Не оттопыривать большие пальцы. Пальцы должны быть прижаты!

В комнату заглянула высокая беловолосая женщина в форме шарфюрера СС. Ее лицо показалось Ирме знакомым. Она присмотрелась к этим чуть одутловатым щекам и припудренным, набрякшим под глазами мешкам. Нет, вроде бы она видела эту эсэсовку впервые. Но глаза, зеленые, прозрачно-холодные глаза будоражили память. Она видела их раньше, вне всякого сомнения!

Эсэсовка, как по пустому месту, скользнула взглядом по вытянувшейся в струнку арестованной и обратилась к дежурному:

- Где хауптштурмфюрер Шнейдер? - хриплый надтреснутый голос выдавал явную алкоголичку или наркоманку.

- У себя, фройляйн Гудрун, - приподымаясь, осклабился дежурный.

- Шарфюрер Клуге! - оборвала его эсэсовка и резко повернулась. Мелькнул оттопыренный на крутых бедрах китель, короткая черная юбка и полные, обтянутые шелковыми чулками икры в сверкающих полусапожках. Звеня подковками, Гудрун Клуге исчезла в сумраке коридора.

А Ирма еще долго смотрела ей вслед.

Грета Клуге! Теперь Гудрун Клуге, по-нордически... Это же та самая сволочь, которая в детстве травила ее собакой! Вот куда, значит, она залетела! Да и не удивительно. Ей только и быть что надзирательницей в концлагере...

Ирма была недалека от истины - шарфюрер Клуге искала Шнейдера, чтобы забрать лежащее на его столе и утвержденное уже назначение, которое предписывало ей в трехдневный срок прибыть в женский концлагерь Равенсбрюк и приступить к работе в должности старшей надзирательницы.

Сам же комиссар полиции Шнейдер заполнял в это время удостоверение на отправку в указанный концлагерь в качестве превентивно заключенной (категория "Мрак и туман") Марты Зурен. Заключенные, подпавшие под эту категорию, не должны были иметь никаких связей с внешним миром. Даже в случае смерти узника его родственников не уведомляли. В приказе "Мрак и туман" прямо говорилось: "...Целью этого приказа является держать родственников, друзей и знакомых заключенных в неведении относительно судьбы заключенных". В том же, что гестапо выбрало для Ирмы фамилию Зурен, была известная доля юмора, разумеется в эсэсовском понимании. Коменданта концлагеря Равенсбрюк звали Фриц Зурен, и присвоенное Ирме имя как бы намекало на особое отношение к ней со стороны гестапо, а чтобы забавный намек был понят правильно, Шнейдер сделал в удостоверении пометку: "Возвращение нежелательно".

Впрочем, из Равенсбрюка, прозванного заключенными там француженками "L'enfer des femmes..."*, и без того возвращались немногие.

_______________

* Ад для женщин.

- Разрешите, хауптштурмфюрер? - просунулась в кабинет Гудрун Клуге.

- Разумеется, коллега Клуге, - Шнейдер приветливо закивал. Заходите, пожалуйста. Все уже подписано. - Он протянул ей назначение. - А это, - взял со стола документы на имя Марты Зурен, - занесите, пожалуйста, в политический отдел. Там вам все скажут. - Посмотрел на часы. - Извините, коллега Клуге, я очень спешу. Врач назначил мне на 16.30, а сейчас уже 16.25.

К дежурному, где у стены по стойке смирно стояла Ирма Вестер, он так и не заглянул. И вообще он больше никогда не встретился на ее пути.

Обеспокоенный неожиданным ростом своей бородавки, Шнейдер решил наконец показаться специалисту и спешил теперь к своему эсэсовскому врачу. Он не опоздал. Толстый профессор с серебряными квадратами штурмбанфюрера, поблескивающими в вырезе белого халата, внимательно ощупал опухоль и даже полюбовался на нее в лупу.

- Немедленно в госпиталь, - сказал он, сердито сопя. - На исследование. - И принялся заполнять историю болезни.

- Неужели так серьезно? - испугался Шнейдер. - Я, конечно, завтра же...

- Сегодня, - буркнул врач. - Вы пойдете сегодня же.

Первоначальный диагноз его: "злокачественное перерождение" подтвердился. Хауптштурмфюрер Шнейдер так и не вышел из военного госпиталя - он умер от множественных метастазов.

Глава 51

НОЧЬ В БУХЕНВАЛЬДЕ

Хауптштурмфюрер Шидлауски пребывал в состоянии крайнего раздражения. День, как говорится, не сложился, хотя поначалу все шло по заранее намеченному плану. Он встал ровно в 6.30, сделал гимнастику при открытом окне, принял холодный душ и докрасна растерся махровым полотенцем. Это сразу же вызвало прилив бодрости. Он ощущал победный, ликующий ток крови в каждой жилке.

В 7.15 он был уже в бараке номер 46, где под его наблюдением проводились многообещающие эксперименты с аконитин-нитратовыми пулями. В случае удачи перед Шидлауски открывались головокружительные перспективы. Ведь даже легкая рана, по сути царапина, становилась теперь смертельной. Вермахт получит несомненное превосходство над армией противника, все раненые солдаты которой погибнут еще до отправки в госпиталь.

О том, что сегодня же 17 августа 1944 года и вермахт терпит поражение за поражением на всех фронтах, хауптштурмфюрер запаса старался не вспоминать.