Людмила Зыкина - Течёт моя Волга…

• Название: Течёт моя Волга…
• Автор: Людмила Зыкина
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эта книга с первых же страниц подкупает откровенностью, простотой изложения, оригинальностью оценок. Людмила Зыкина, снискавшая поистине всенародную известность и любовь, повествует о своей жизни и творческой биографии. Книга пронизана радостью встречи с Песней, чудесной музыкой, талантливыми людьми, с которыми автору довелось работать, общаться, дружить.

Эта книга будет интересна не только многочисленным почитателям таланта великой певицы, любителям отечественного и зарубежного искусства, истории родной страны, но и самому широкому читателю.

---

— Когда я покидал Великобританию, — рассказывал он, — друзья говорили мне, чтобы я, как член жюри, был по-настоящему беспристрастен в оценке фильмов и непременно учитывал их социальную направленность. Они не представляли себе, что на Московском форуме многие художественные кинофильмы — социально направленные, выражающие то, что происходит в мире нынче, сейчас. И этот факт меня особенно радует, потому что я заканчиваю работу над новым романом, в котором социальным событиям отведено много места. Это будет книга о молодежи, о двух точках зрения на современность.

Олдридж подробно, в деталях разобрал состояние современного кинематографа Запада, рассматривая его со всех сторон. Однако чувствовался его особый интерес к фильмам политическим.

— В современном западном кино всемерно обнажаются невозможность да и нежелание людей понять друг друга, констатация всеобщей разъединенности переходит в ужас перед жизнью. Западный зритель давно утратил способность анализировать свое бытие. У него все чаще стало возникать ощущение бессмысленности, пустоты существования, потому что экран заполнили ленты, не дающие пищи для размышлений, не способствующие воспитанию благородных и прекрасных чувств. Можно ли считать подобное кино передовым, гуманистическим? На Западе много талантливых художников, не мыслящих свое творчество вне раздумий о жизни, человеческих судьбах, будущем нашей планеты. Именно их взгляды и суждения должны с помощью кинематографа формировать духовный облик человека, помогать его воспитанию. Но это, по вполне понятным причинам, считается нежелательным в определенных кругах. Вот почему чуткие и честные мастера экрана остаются нередко без работы, вот почему многие думают, что западного прогрессивного кино нет, что оно — утопия.

— Ну а если говорить о фильмах Англии?

— Тоже утешительного мало. На сотню лент приходятся одна-две приличные. Остальные либо страдают серостью и примитивностью художественного решения, либо нагнетают в сознание кошмары. Упрощенное, вульгаризаторское, циничное понимание запросов зрителя привело к тому, что фильмов волнующих, настоящих почти нет, как нет и лент о молодежи, к которой я питаю особое пристрастие.

— У вас два сына…

— Да, мы вместе взрослеем. Но мне кажется, что если бы даже я не был отцом, то все равно интересовался бы молодыми и их проблемами. С годами человек не всегда утрачивает то, что приобрел в юности.

Олдридж очень интересно рассказал об охоте на акул в Красном море, показал свои доспехи для подводной охоты, расспросил о моих гастрольных маршрутах, программе выступлений, посоветовал, что посетить.

— Вы в Лондоне впервые?

— Да, но я уже кое с чем успела познакомиться. Вестминстерское аббатство, здание парламента, Трафальгарская площадь, Национальная картинная галерея и даже некоторые магазины…

— И какое впечатление от торговых фирм?

— Продавцы очень вежливы и предупредительны, не дают скучать.

— Это потому, что их обычно больше, чем покупателей.

Олдридж рекомендовал посмотреть древние памятники истории и архитектуры, назвав их с добрый десяток.

— Вам все это по пути. И Виндзорский замок, и замок Мальборо, где родился Уинстон Черчилль. Кстати, скоро в Лондоне откроется выставка его картин. Премьер-министр увлекался рисованием, любил живопись. Картины яркие по краскам, довольно экзотические.

Писатель объяснил, как лучше всего добраться до места, где родился Роберт Бернс. Он увлекался стихами, хорошо знал творчество шотландского поэта.

— Когда вы увидите длинный, крытый соломой дом, в котором появился на свет Бернс, обратите внимание на расположенное рядом небольшое строение из глины всего с одним узким окном. Его построил отец Бернса, человек скромный и бедный, еще в то время, когда в числе других налогов существовал и налог на окна. Так как денег не было, ему пришлось ограничиться одним окном.

Я с благодарностью воспользовалась этим и другими советами Джеймса Олдриджа.

На одном из концертов в Лондоне за кулисы пришла Тамара Платоновна Карсавина (судьба подарила ей 93 года жизни). Знаменитая русская балерина доживала свой век в доме для престарелых. До 1929 года ее имя было тесно связано с прославленными «Русскими сезонами» С. Дягилева в Западной Европе, когда она танцевала в его труппе под названием «Русский балет», оставшись непревзойденной в «ориентальных» балетах М. Фокина. За плечами этой подвижной, сухощавой старушки были годы мучительных раздумий о Родине, о русском ргскусстве, балетном театре. Казалось бы, что ей, известной балерине, а затем вице-президенту Королевской академии танца в Лондоне, автору нескольких книг о хореографии, горевать о России?

— Я не могу, — с грустью говорила она мне, — не думать о Родине. Корни мои остались в Петербурге. На сцене Мариинского театра я получила признание, там прошли лучшие годы моей жизни. Все собиралась вернуться, все думала — успею еще приехать домой, но теперь уже поздно — время ушло, да и сил маловато. Сначала не чувствовала себя бездомной странницей, но с годами, на закате жизни, это ощущение возрастало день ото Дня.

Конечно, в истории русского балета имя Карсавиной осталось навсегда, но что я могла ей посоветовать? Вернуться на Родину помирать? Однако в судьбе нет случайностей: человек скорее создает, нежели встречает свою судьбу. Говорят, упорное благоразумие — вот судьба человека. Может быть, эти слова применимы к Карсавиной?

В Стратфорде, утопающем в зелени небольшом городке, я зашла в старенький домик под черепичной крышей, где родился Шекспир. Простота и минимум удобств: деревянная кровать, камин, кухня с чугунной и глиняной посудой. Под стеклом хранятся различные документы, посмертное собрание сочинений, изданное в 1623 году. На средства, собранные почитателями памяти великого драматурга, построен театр, в котором ежегодно с апреля по ноябрь ставятся шекспировские пьесы.

Следующим городом, где проходили наши гастроли, был изрезанный автострадами и бедный зеленью Глазго. В городском музее здесь немало отличных работ французских, английских и шотландских художников, среди которых центральное место занимают полотна Рембрандта. Уникален музей моделей торговых и военных судов, вряд ли где еще есть такой. Роскошные о ели и помпезные дома городской элиты соседствуют с черными от копоти трущобами рабочих кварталов.

В Ливерпуле на одном из концертов я получила — среди множества других — записку на русском языке: «Вы прекрасно высказываете в песне чувства. Спасибо Вам. Марфа Хадсон Дэвис». Имя и фамилия мне абсолютно ни о чем не говорили. Русский текст тоже — мало ли англичан знают наш язык?

Когда я просматривала в отеле ворох записок от зрителей, в номер заглянула переводчица и, увидев на столе короткое послание Дэвис, заметила:

— Марфа Федоровна в первом ряду сидела. Она так вам аплодировала, так аплодировала…

— Какая Марфа Федоровна?

— Да дочь Шаляпина. Она по мужу Дэвис.

— А как ее разыскать?

— Проще простого. Найти телефон в справочнике у портье.

На другой день звоню Марфе Федоровне, благодарю за ее теплые слова.

— Приезжайте, буду рада вас видеть, — без акцента отвечает она.

Жила Марфа Федоровна на окраине Ливерпуля недалеко от реки Мереей в большом двухэтажном доме. Стройная, высокая, с живыми, несмотря на возраст, молодыми глазами и открытой девичьей улыбкой, она гостеприимно открыла двери просторной гостиной, усадила меня в глубокое старинное кресло и потчевала всякими яствами с типично русским хлебосольством.

Я, конечно, интересовалась прежде всего личностью самого Шаляпина, его последними годами жизни на чужбине.

— Что вам сказать? Я помню отца от корней волос до кончиков пальцев русским человеком, беспредельно любившим Родину, бесконечно тосковавшим по ней. Он не уставал говорить: «Я не понимаю, почему я, русский артист, русский человек, должен жить и петь здесь, на чужой стороне? Ведь как бы тонок француз ни был, он до конца меня никогда не поймет. Только там, в России, была моя настоящая публика…» На старости лет ему страстно хотелось купить имение, такое, как в средней полосе России: чтобы речка была, в которой можно было удить ершей да окуньков, и лесок, чтобы белые грибы в нем росли, и большое поле с ромашками и васильками в колосьях хлебов… Долго ездили мы всей семьей по Франции, да и в Германии тоже искали, но не нашли ничего, чтобы соответствовало представлению отца о родной стороне. Незадолго до смерти, за какие-то считанные дни, ему часто снились московские улицы, друзья, русские дали, дом на берегу Волги около Плеса, корзины, полные грибов. «Ты знаешь, Маша, — говорил он маме, — сегодня я опять во сне ел соленые грузди и клюкву, пил чай из самовара с душистым-предушистым вареньем. Но вот какое было варенье — не запомнил». Врачи лишили его сладкого — отец страдал диабетом, — и, возможно, поэтому, испытывая потребность в сахаре, во сне «пил чай с вареньем». Он любил сладости, предпочитая икре шоколад.