Александр Серегин - Нереальные хроники постпубертатного периода

• Название: Нереальные хроники постпубертатного периода
• Автор: Александр Серегин
• Жанр: Фэнтези

Превращение юноши в мужчину — это не только физиология. Как сопливый, неуверенный в себе пацан становиться настоящим мужчиной? Жизнь обтесывает, бьет по морде. Он познает то, что раньше никогда не знал, невероятную радость обладания и горькую тоску утрат, а потом ему кажется, что он всегда был таким — сильным и уверенным. Только иногда жаль, что те времена прошли.

---

Состояние ужаса усилилось. Его подташнивало, толи от этого запаха, толи от вчерашнего портвейна. Голова не соображала. Стояла гнетущая тишина, можно было подумать, что весь мир исчез, испарился, остался только этот вагон с сотней существ, которые пытались еще быть людьми. Он услышал шум шагов, так бывает, когда сапогами идут по чему-то сыпучему — по щебню. Значит, мир не исчез и есть еще люди на этом свете. Кто-то шел рядом с вагоном. Ян попытался закричать, но получилось только клокотание из горла. Наконец он набрался сил и закричал: «Помогите»!

Шаги у вагона затихли.

— Тебе не показалось, что кто-то кричал? — Под вагоном разговаривали по-русски.

— Точно, кто-то кричал, по-моему, из этого вагона.

— Сапунов, а ну-ка проверь, что в вагоне.

Ян снова выдавил из себя: «Помогите, пожалуйста, помогите»!

Через несколько секунд над вагоном показалась голова в танковом шлемофоне. Солдат с сержантскими погонами присвистнул от удивления:

— Товарищ, старший лейтенант, тут заключенные из концлагеря, полный вагон. — На его лице отбивалась сразу целая гамма чувств. Кроме удивления, там было сострадание и растерянность.

— Живые?

— Кое-кто живой. Что будем делать? Надо их оттуда как-то вытянуть.

— Что надо?

— Я и сам не знаю, дверей-то у вагона нет. Надо их через верх доставать. Сами они, наверное, не вылезут.

— Я могу, наверное, сам, — подал голос Ян, — ему удалось даже освободить одну руку и поднять её над головой.

— Вот и хорошо, — заметил его сержант, — только надо сначала тех, кто у бортов стоят вынуть. Ты же, как сюда доберешься, по головам?

Ян стоял в самой середине вагона и добраться до борта для него действительно было проблемой.

— Вы подождите, — подумав, сказал сержант, — мы попробуем соорудить что-то вроде лестницы, так будет легче вылазить.

Он спрыгнул с вагона и его не было очень долго, во всяком случае, так показалось Яну. Танкисты достали лестницу и дело понемногу пошло. Главной задержкой было то, что вдоль борта живых почти не осталось — они все замерзли. Тем, кто в середине, повезло больше, их хоть немного согревали тела товарищей.

Через некоторое время Яна тоже вытащили из вагона. За вагоном дул пронизывающий ветер, а у Яна была только рубашка с коротким рукавом и легкие летние штаны, его бил озноб. Правда, трудно было определить, это озноб от холода или от нервного шока. Ян никогда не видел такого количества мертвых людей. Немножко освоившись, он начал помогать танкистам. Тех, в ком еще угадывалась жизнь, относили в помещение вокзала, там растопили большую печку и, постепенно в помещении становилось теплее. Носить было совсем нетяжело. Все эти ребята, которые больше были похожи на стариков, весили килограммов по сорок.

Тех, кто не подавал признаков жизни, а таких было большинство, складывали прямо здесь, у вагонов. Постепенно их припорашивал снег. Занимаясь физической работой, Ян нагрелся и спокойнее начал осматриваться. Рядом с вокзалом стояло три тридцатьчетверки со звездами на башнях, на путях было еще много разных вагонов. Ян понял, им еще очень повезло, что танкисты пошли именно мимо их вагона.

Во время лазаний из вагона и в вагон, Ян так вымазал свою одежду, что мало отличался от настоящих заключенных, во всяком случае, танкисты ему никаких вопросов не задавали. Сержант, который первым залез на вагон, даже поделился с ним галетой, объяснив, что это союзническая по ленд-лизу.

Они несколько часов таскали живых и мертвых, Ян устал, конечно, как собака. Похмелье тоже давало себя знать, постоянно хотелось пить, он хватал снег, выбирая почище. Лейтенант подошел к нему и сочувственно сказал:

— Ты пойди в помещение, хоть погрейся, мы-то по-зимнему одеты, а ты окоченел совсем.

У Яна действительно сильно окоченели руки, они были грязные и почти синие. Рубашка с коротким рукавом из бежевой превратилась в грязно-серую, а брюки впереди и особенно на коленях стали просто черными. На предложение лейтенанта Ян кивнул и начал присматривать себе место поближе к печке, хотя это было сложно. Люди в полосатой робе облепили её, Ян просто присел у стены. Сначала на корточки, а потом сполз и сел на пол, упершись в грязную штукатурку спиной. Через какое-то время он задремал.

Глава 6

Петру Андреевичу наоборот не спалось, он не первый час лежал в кровати с открытыми глазами. Ему вспоминалась не только война, послевоенная служба. Какие надежды были, особенно когда он получил в руки первый экземпляр своей книжки. Его затаскали по всяким торжественным собраниям. Старшина первой статьи — писатель. Казалось вся жизнь впереди, все возможности перед тобой, только трудись, старайся. Все тебе рады, улыбаются, а уж девушки…, такой молодой, а уже писатель, даром, что матрос.

Петр Андреевич снова вспомнил про стажера — немножко смешной он, такие вопросы задает. С женщинами — это целая наука. Сам-то Зозуля с юности особого стеснения перед женщинами не имел, может быть, потому что жизнь заставила рано повзрослеть. Наука выживать имеет и раздел «женское обольщение». Тут, наверное, сыграло то, что выживание и стеснение — два взаимоисключающих понятия.

Уже бы давно и косточки его сгнили, если бы он стеснялся, чего угодно. Естественный отбор в явном виде. С женщинами надо, как на корриде — сразу быка за рога и в …, они это любят. У Яна просто воспитание другое, сразу видно: детский сад, школа, институт. Что и кого он видел? Врал, наверное, только когда двойки в школе получал и то краснел, как барышня. Петр Андреевич улыбнулся, впервые за эту ночь.

Везет им нынешним, всё впереди и всё на тарелочке. А у него в сорок девятом после демобилизации, всего хозяйства: бескозырка да клеша еще чемоданчик фибровый, полупустой, пара белья, носки и опасная бритва с помазком. Ни образования, ни профессии — ничего за плечами, только энтузиазм и полная уверенность в себе. Он не унывал ни одной секунды, хоть идти было некуда, село-то его, немцы еще в сорок третьем сожгли, куда мать делась, до сих пор не знает. «Дядьку дайте закурить, а то так есть хочется, что переночевать негде». Опять помог замполит, как и с книжкой. Первые дни после демобилизации он даже у него дома ночевал, а потом неудобно стало, да и место в общежитии ему выбили, на работу устроили. Короче завертелось.

Поначалу еще пытался писать, но кроме того, что он уже написал, он больше ничего не знал. В голову особых мыслей не приходило, решил, что образования не хватает — пошел в вечернюю школу, там с Тимофеевной и познакомился. Ему всегда нравились женщины статные, крупные, наподобие Мордюковой. Сам он статью не вышел, но комплексами никакими не страдал, если кто и подначивал его по поводу роста или широты плеч, Петр Андреевич, всегда находил, что сказать: «Мал золотник, да дорог или погрубее, мал клоп, да вонюч».

Зозуля еще и жениться не собирался, но девушка понесла, а по тем временам — позор страшный. Жениться надо было немедленно. Свадьба, как положено — комсомольская, отдельную комнату им выделили, правда, до тех пор, пока сын не родился, а потом пришлось на съемную квартиру идти.

Про школу, конечно, думать было некогда. Тимофеевна вечно недовольна, если рядом не было мужа, а уж если с мужиками пива или не дай бог водки…, такой скандал, что вся округа слышит. Ну и конечно, деньги. Деньги, деньги, деньги! С работы в порту пришлось уйти, платили мало, хотя в принципе, как всем.

Устроился Петр Андреевич в кооперацию. Он парень ушлый, пробивной, как говориться, палец в рот не клади, дело пошло и денежки появились. Заготавливали они различные продукты и другие товары для районов крайнего севера, в Мурманск возили.

Это сейчас двое суток и в Мурманске, а тогда поезд месяц шел, товарный, конечно. Они вагон сопровождают, охраняют, там, на месте продают в местную потребкооперацию. Всё хорошо, только попал он под следствие за растрату. Они конечно, приворовывали, кто же без этого в потребкооперации, но взяли ни за что.

Везли они в Мурманск томатную пасту. Лето, жара, а бочки деревянные. Пока доехали до места все нормально, начали сдавать взвешивать, а там недостача и еще немалая. Посадили их всех троих, пятидесятый год, кто там разбирался. Вернее разобрались, только через восемь месяцев. Бочки вскрыли, а там одна гуща. Бочки деревянные, вода вся испарилась, они по жаре по Украине недели две ехали, вот весу и не стало, чего их сразу не вскрыли, Петр Андреевич до сих пор не понимает. Ему, конечно, не привыкать, советская тюрьма тоже не сахар, но не Освенцим.

Вернулся он домой, а Тимофеевна, не очень его ждала, скучно видно ей стало, дело молодое — погуляла. Зозуля из тюрьмы пришел хахалю морду набил, сына поцеловал и ушел.

Жизнь стала налаживаться, школу вечернюю закончил, в строительный техникум поступил, парень то он смышленый, сварке выучился. На стройку пошел сначала мастером, а потом и прорабом назначили. Начал вспоминать о том, как книжку писал, наброски делать. Жизнь вокруг бурлила, было о чем рассказать.