Халлдор Лакснесс - Самостоятельные люди. Исландский колокол

• Название: Самостоятельные люди. Исландский колокол
• Автор: Халлдор Лакснесс
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1977

---

Сила женщины, возносящей свой дом и свой очаг на вершину земного счастья, так велика, что она уравнивает низкие лачуги с высокими дворцами. И те и другие одинаково светлы, одинаково теплы. В этой силе и заключено истинное равенство.

Помни, Роза, что ты каждый день рождаешь движение волн, которое распространяется до самых границ сущего; эти волны уходят в вечность. Есть волны света, всюду несущие блеск и тепло, есть волны мрака, приносящие горе, обдающие ледяным холодом сердце народа.

Воспринимай любовь в ее наиболее совершенном образе — в образе безропотной жертвы, — любовь вкупе с самыми возвышенными и благородными чувствами души человеческой. Помни, какую власть имеет любовь над всем низким и нечистым в жизни. Задумайся же о силе любви, способной превратить хижину во дворец, бедность в роскошный сад, студеную зиму в вечное лето.

Новобрачные и гости прослушали речь в молчании, которое прерывалось лишь сопением нюхавших табак крестьян, жужжанием двух больших мух под навесом да пением птиц снаружи. И только когда фру села, люди осмелились прочистить носы. Восхищенные женщины перешептывались. Потом опять стало тихо.

Гости сидели и тупо смотрели перед собой, разомлевшие от жары, от большого количества кофе, завороженные сверкающей на солнце белизной стен и однообразным жужжанием мух.

Хродлогур из Кельда, старый крестьянин с большим носом и седой бородой, спросил у Бьяртура:

— Скажи, Бьяртур, правда ли, что у вас на Утиредсмири этой весной на овец напала вертячка?

При этих его словах все встрепенулись, те, кто разомлел от жары и обмяк или кто немного замечтался. Стали припоминать случаи заболевания вертячкой в окрестностях этой весной. Насчет ленточных глистов было тут же отпущено несколько весьма нелестных замечаний. И все сошлись на том, что за последние два года очистка желудка у собак проводилась в их местах не очень тщательно, да попросту кое-как. Некоторые были склонны обвинять в этом Короля гор, который был и пономарем, а при содействии пастора пробрался еще и на должность собачьего лекаря.

— Во всяком случае, осенью я сам очищу желудок своей собаке и за собственный счет, — сказал жених.

Все согласились, что здоровая собака — первое условие благополучия, и удивительно, до чего люди беспечно относятся к микробам даже в хороших хозяйствах.

— Если бы люди умели остерегаться микробов, — сказал Тоурир, у которого был по этой части богатый опыт, — то нам и бояться нечего было бы. Но беспечность — корень всякого зла. Если бы все понимали, как важно бороться с микробами, то и собаки были бы здоровы. А раз они больны — пеняй на самого себя.

Разговор долго еще вертелся вокруг этой темы, каждому хотелось вставить слово. Эйнар не очень-то полагался на вмешательство человека в такие дела; ведь весь мир обречен на гибель, и никакие лекарства, никакие доктора не в состоянии этого изменить. А в наше время это особенно ясно видно. Кроме того, собака остается собакой, микроб микробом и овцы овцами. Оулавюр не согласился с этим. Он сказал, что ленточный глист, от которого у овец делается вертячка, а может заболеть и человек, появляется оттого, что собак лечат не по правилам. Если бы их правильно лечили, желудки у них были бы в полном порядке.

Глава четвертая Летучие облака

На следующий день Бьяртур повез молодую жену домой. Он посадил ее на Блеси и повел лошадь под уздцы, так как она была еще плохо объезжена, упрямилась и брыкалась. На спине он нес узел с периной Розы; свадебные подарки, уложенные в два мешка, были приторочены к седлу, — там были кастрюля и ковш, которые громыхали друг о друга. И лошадь от этого звука всякий раз вздрагивала и шарахалась в сторону, но Бьяртур повисал на поводьях, точно якорь. Титла плелась сзади и беспечно принюхивалась к весенним запахам, как все собаки в погожие дни. Каждый раз, когда Блеси вздрагивала, собака яростно бросалась на нее, стараясь куснуть за задние ноги, и еще больше пугала и лошадь и женщину. Бьяртур бранил то лошадь, то собаку, и всю дорогу через перевал Роза от него ничего не слышала, кроме брани.

Когда они приблизились к кургану Гунвер, Роза хотела сойти и бросить ей камень: она думала, что это принесет счастье.

— Гунвер требует камень, она примечает всех, кто идет через перевал.

— Нет, — сказал Бьяртур. — Это не может принести счастья. И не хочу я заискивать перед привидением. Пусть себе лежит, старая ведьма.

— Я все же хочу сойти и бросить камень, — сказала жена.

— На кой черт ей твой камень? Не видать ей камня ни от меня, ни от моих близких! Сдается мне, что для нас важнее выплатить наш долг живым, нежели тем, кто отправился в преисподнюю сотни лет назад.

— Разреши мне сойти, Бьяртур, — просила жена.

— Пустое суеверие, — ответил муж.

— Бьяртур, я должна бросить камень.

— Пастору и тому я, помню, сполна уплатил за венчание, хотя он и не сказал речь. Так что я никому ничего не должен.

— Бьяртур, если ты не разрешишь бросить камень, с нами приключится какая-нибудь беда.

— Я думал, довольно с нас и того, что мы верим в бога и в пастора Гудмундура. Так нет же — еще и в дьявола верь! Ведь ты свободная женщина.

— Дорогой мой Бьяртур, — молила женщина, едва не плача. — Я так боюсь, что стрясется беда, если я не брошу ей камень. Это же старинное поверье.

— Черт с ней, с проклятой ведьмой! Пошевеливайся, Блеси. Заткни пасть, Титла.

Женщина, как испуганный ребенок, обеими руками вцепилась в гриву лошади. И губы у нее задрожали совсем по-детски. Больше она не посмела сказать ни слова и молча ехала дальше. Когда они спустились через перевал к болоту и вдали показалась Летняя обитель, Бьяртур остановился и показал жене на новый хутор. Домик прижался к низкому холму, одетому яркой зеленью, и потому казался веселым, приветливым. Позади высилась гора, а перед домом стлалось болото и сверкало озеро. По болоту плавно струилась речка. Дом был еще темный: пласты дерна, из которых он был сложен, не успели зазеленеть.

— Вот он, — сказал Бьяртур; он задолго предвкушал радость этой минуты: как он покажет жене хутор издали, вот отсюда, с горы, и она вскрикнет от удовольствия, а то и от восторга. Но Роза скользнула по долине равнодушным взглядом, на ее лице лежала тень огорчения и страха. Может, она недовольна тем, что крыша еще не зеленая?

— Нельзя ожидать, что она сразу покроется зеленой травой, — сказал Бьяртур. — Вот увидишь, на следующее лето ты уж вряд ли различишь, где крыша и где выгон.

Она ничего не ответила.

— А хорош дом, — настаивал он.

Она спросила:

— Почему ты мне не разрешил сойти с лошади у кургана?

— Да ты никак все еще дуешься оттого, что не бросила камешка этой ведьме? — спросил Бьяртур.

Женщина продолжала смотреть на гриву лошади безучастно и упрямо. И вдруг на долину и на всю пустошь пала тень. Это был один из тех дней раннего лета, которые так же изменчивы, как лицо человека; белые облака бегут по небу быстро, как мысли, и тени опускаются над землей, заслоняя всю долину, хотя вершины гор еще освещены солнцем. Так как жена молчала, Бьяртур снова взял в руки поводья и, кликнув без особой надобности собаку, повел лошадь вперед; свадебные подарки снова загромыхали в перекинутых через седло мешках.

Дорога теперь шла по откосу вдоль ущелья, где река Редстад пробивалась через перевал. На долину упало несколько дождевых капель. Тогда жена нарушила молчание.

— Бьяртур! — сказала она.

— Ну, чего тебе? — спросил он, повернувшись к ней.

— Ничего, — ответила Роза. — Позволь мне сойти с лошади. Я хочу домой.

Бьяртур остановился и взглянул на жену.

— Да ты в уме ли, Роза? — прикрикнул он.

— Я хочу домой, — повторила она.

— Куда домой?

— Домой.

— Не знал я за тобой таких причуд, Роза, — сказал Бьяртур, продолжая вести лошадь.

Слезы брызнули из глаз женщины. Нет ничего сладостнее для сердца, чем плач, рвущийся из самой груди.

Молодожены продолжали спускаться в долину. Собака тихо плелась сзади. Когда они приблизились к самому хутору, Бьяртур повел лошадь к дому прямо через болото. Это было топкое, глубокое болото, в одном месте лошадь увязла почти по грудь. Пытаясь выбраться из топи, лошадь рванулась и сбросила женщину. Роза перемазалась в грязи и глине. Бьяртур помог ей встать и отер с нее грязь своим платком.

— Женский пол всегда слабее мужского, — назидательно заметил он.

Роза перестала плакать и остальной путь прошла рядом с мужем. Она присела у ручья, протекавшего через хутор, и замыла свою юбку, а Бьяртур снял седло и стреножил лошадь. Тени в долине исчезли; солнце снова засияло над маленьким выгоном.

Дом и овчарня были под одной кровлей. В стене дома, сложенной из пластов дерна, выделялась деревянная дверь с двумя столбами по бокам — это был попросту низкий лаз с таким высоким порогом, что при входе пришлось нагнуться. В овчарне было темно, холодно, пахло плесенью и сыростью. Когда открывался люк, сверху проникал слабый свет. Вдоль стен стояли кормушки. В дальнем конце боковой стены был выход на сеновал, который еще предстояло построить. Лестница в семь ступенек вела наверх в жилую комнату, и Бьяртур первый поднялся по ней, чтобы показать, какая она крепкая и надежная. Жена поднялась за ним следом и осмотрелась; оконце в доме показалось ей очень уж маленьким.