Владимир Король - Время тяжелых ботинок

• Название: Время тяжелых ботинок
• Автор: Владимир Король
• Жанр: Боевик

1998 год. Россия едва начала подниматься после сокрушительных ударов демократических реформ и наводить порядок в собственном доме. Но контроль за основными финансовыми и экономическими потоками в стране захватили полукриминальные структуры, объединенные в холдинг. Чтобы вернуть эти потоки под контроль государства, возрожденная госбезопасность решается провести уникальную многоходовую операцию с внедрением в руководство холдинга глубоко законспирированного агента под кодовым именем Оса...

---

Толстый встал и церемонно поцеловал мадам руку.

10

– Что, так и сказала – наработаемся ещё под его началом? – Желвак был серьёзен и, как показалось Толстому, даже зловещ.

– Так и сказала. Если интересно, весь разговор я, как всегда, записал на диктофон.

– Ладно, поглядим.

Разговор шёл в бронированном «мерседесе» Желвака. В сопровождении двух джипов с охраной они, не особенно торопясь, ехали в направлении Санкт-Петербурга, где в Комарово, в одном из домов Желвака, их ждал отправленный туда накануне Кинжал.

– Люблю я, Толстый, Рождество. Мой духовник, отец Василий, говорит, что это главный праздник у католиков. А православные больше почитают Пасху. Я, наверное, в католики подамся, Захарыч. Как считаешь?

«Дурку гонит Желвак, – понял Толстый, – о чём-то важном думает. В его положении это могут быть только деньги».

– А наш Кинжал всем нам сделал большой подарок, я от него не ожидал.

Толстый насторожился; перед глазами встала эта ведьма Пенелопа.

– Представляешь – пришёл с идеей, пока ты был на Алтае.

Толстый был ревнив. Кто в холдинге может потрясать идеями его кореша, кроме него, руководителя специальных проектов?

– Что за идея?

– Целая наработка. Приедем, можешь поздравить Кинжала, он заработал свою первую двадцатку.

– Неужели круче, чем я тогда, с Мавроди?

– Ну, нет. То, что провернул тогда ты, ни с чем сравнить нельзя.

Ух, как любил Толстый такие похвалы! А ведь раньше тщеславным не был. Это литературное творчество его так испортило.

А с «МММ» – финансовой пирамидой, на которой погорела, считай, вся Россия, случилось вот что.

Понятно, и туда вложился Желвак. Ещё бы – под такие проценты!

А у Толстого по соседству жил один фотохудожник, саентолог и вечный духовный странник по имени Никита. В девяносто втором году он бегал по Москве в порванных сандалиях на босу ногу и думал, где бы перехватить денег на обед. У него были жена, две дочери, и что будет с ними завтра, Никита представления не имел. Кто-то привлёк его к бизнесу – выкупать у алкашей ваучеры. Он топтал асфальт в подземных переходах с кофром через плечо и собирал эти фантики по цене бутылки водки за штуку.

Минуло совсем чуть-чуть времени, и пришлось специально покупать резинки, чтобы перетягивать пачки с накопившимися «бумажками». Оказалось, что теперь в кофре у невостребованного фотомастера лежит целое состояние. Конечно, если бы он знал, что на эти «обёртки» можно купить завод или, например, нефтяную компанию, он бы, может, и не торопился их продавать. Но – каждому своё. Кто-то с помощью содержимого сумки Никиты заложил прочные основы для своего блистательного олигархического будущего. Он же стал обладателем неплохой для того времени суммы в пять тысяч долларов.

И тут же отнёс их на Варшавку, 26, к Мавроди – в «МММ».

Пока Никита занимался приёмом клиентов в своей квартирке на улице Новаторов, где впаривал им теорию и практику Хаббарда, проценты в «МММ» стремительно росли.

Опять же, как показало время, – не для всех, а только для избранных. В таковые Никита попал случайно. Замороченный им с помощью дианетики хмырь, приближённый к руководству упомянутой финансовой пирамиды, однажды в четыре утра позвонил Никите и в трубку прокричал: «Гуру! Вынимай! Срочно!»

Никита даже спросонья понял, что этот крик души не имеет к его близости с женой ровно никакого отношения. Чуть свет он погнал на Варшавку, а в подъезде налетел на Толстого, который возвращался после пробежки трусцой: «Никит! Ты, вроде, степенный парень – куда ж так летишь спозаранку?» «Деньги вынимать из «МММ»! Там что-то не так»!

Нормальный диалог соседей – ничего особенного.

Только уже через два часа Желвак с целой свитой на пяти машинах стоял во внутреннем дворе «МММ». С чёрного хода его бригада легко вошла туда, куда не пускали никого. Всё своё Желвак забрал – наличными, плюс полагавшийся астрономический процент, до последнего рубля.

Мешки привезли с собой. В них были заряженные автоматы Калашникова, и деньги пришлось укладывать прямо на них, надеясь, в случае чего, отстреливаться из пистолетов.

Через месяц по Варшавскому шоссе невозможно было проехать от собравшихся вокруг «МММ» машин: горе-вкладчики приехали за обещанными деньгами. Один из подконтрольных барыг намыл в том столпотворении пару кубометров чёрного нала – только на торговле горячими пирожками и чаем. В награду за акцию «Мавроди» Толстый получил от Желвака трёхэтажный особняк по Новой Риге – на участке в один гектар.

А Никита куда-то надолго исчез. Только через год Толстый узнал, что всё это время его сосед провёл в Швейцарии, где повышал свою саентологическую квалификацию. Деньги на это были, – пятьдесят тысяч долларов, которые он успел вырвать у «МММ». Девятьсот процентов чистой, необлагаемой налогом прибыли огрёб тогда Никита.

Справедливости ради следует сказать, что позже Никита правильно разобрался с этой шарлатанской сектой, цель которой – не очень честный способ вымывания денег из кармана ближнего. Но «добрая» память о саентологах осталась – в виде приобретённой четырёхкомнатной квартиры в Митино.

Да, были времена…

Эти воспоминания о событиях 1994 года вызвали прилив тёплых эмоций.

– Так что за идея? – повторил Толстый вопрос. – Если, конечно, не секрет?

Желвак улыбнулся. От него повеяло глубоким внутренним удовлетворением, что бывало очень редко:

– Прикинь, работает себе гастроном на Невском или где-нибудь в Москве, в Орехово – неважно. Заходят братки: кому оказываете внимание? Им на голубом глазу говорят – «курганским». Через неделю приходят «курганские»: кому платишь? Им отвечают – «подольским». «Ну, желаем удачи!» Кинжал подслушал разговор в гастрономе, где подрабатывал.

Ну, ладно – погрел уши и всё. Так нет – он сделал аналитический вывод: это – система. Я зарядил своих аудиторов. Знаешь, сколько бескрышных фирм нарыли в четырёх городах – Москве, Питере, Нижнем и Екатеринбурге? Тысячу четыреста двадцать только крупных точек, палаток вообще немерено! Обнаглели барыги! Кое-кому пришлось надеть на голову полиэтиленовый пакет, а одному упрямцу даже вставить в задницу паяльник. Понятно – не всё наше. Но два «лимона» я заработал только на продаже этой информации. Плюс на своих территориях навёл порядок – за неделю.

Вот тебе и кандидат наук, любитель студенток!

Захарыч был завистлив, но вслух сказал:

– Да-а. Хитрый барыга хуже мента.

А себя уговаривал: Кинжал – фраер, им и останется. Выше не прыгнешь. Это – судьба.

11

Он сидел в том же каминном зале, что и полтора месяца назад, только теперь дрова в камине уютно потрескивали, а в ладонях был стакан из толстого стекла с горячим глинтвейном.

7 января 1998 года, на Рождество Христово, Кинжал получил новый паспорт, с фотографии которого смотрел мало похожий на него незнакомец. Шевеля губами, он в десятый раз повторял: Леонид Сергеевич Брут.

Брут в своё время зарезал самого Цезаря, Кинжал – лишь трёх насильников. Но вот сподобился – теперь он тоже Брут.

– Нравится? – Желвак любил глинтвейн. Захарыч предпочитал «Мартель» с царской закуской – «николяшками». Коньяк ему привозили из Франции, российскому разливу он не доверял.

Красное вино, напиток подводников и космонавтов, выводит из организма радионуклиды.

Дома, в Питере, иногда делали и глинтвейн. Но вопрос Желвака был не о напитке, а о новой фамилии.

Кинжал утвердительно кивнул.

Ему действительно нравилось: Брут – как удар кортика.

Желвак кивнул на пухлую папку:

– Здесь вся жизнь этого Брута. Потом изучишь.

Желвак пошуровал кочергой в камине:

– Толстый, изложи вкратце.

Захарыч дожевал очередного «николяшку», вытер салфеткой руки и достал свою терракотовую записную книжку.

Если бы кто-то поинтересовался записями в ней, то был бы разочарован. Толстой придумал одному ему понятный шифр, и в том, что для чужого глаза казалось полной абракадаброй, ориентировался мгновенно, почти не напрягаясь. Например, он шифровал семизначные московские и питерские номера телефонов за одну секунду, а прочитывал ещё быстрее. Никто и подумать бы не мог, что это шифр: с виду обычные телефоны, но только – другие, Федот, да не тот. В книжке не было ни имён, ни фамилий. Зато – куча географических названий, животных, видов оружия, марок автомобилей, танцев, музыкальных произведений и даже болезней. Но главный фокус заключался в том, что таких книжек в триста страниц у Толстого было ровно двадцать штук, о чём не догадывался никто. Внешне они выглядели совершенно одинаково, потому что были изготовлены в одной переплётной мастерской, на заказ. Хранил он их по одной – в разных местах.

Как-то, общаясь с Желваком, он «забыл» очередную книжку на столе. Когда Захарыч вышел в туалет, кореш не преминул воспользоваться моментом, поспешно раскрыл знакомый всей братве блокнот и, к своему ужасу, увидел, что там нет ни единого написанного слова, ни одной пометки. Он покрутил странную вещицу в руках и бросил на место. Вошедшему Толстому было достаточно одного взгляда: Желвак проявил любопытство. Чтобы не оставлять в душе босса неприятный осадок, он минут через двадцать простецки показал Желваку чистые страницы со словами: «Гляди, что я придумал – учебная». Но вопрос у Палыча всё равно остался: что же ты мне читал, если там ничего нет?