Анатолий Штейгер - Мертвое «да»

• Название: Мертвое «да»
• Автор: Анатолий Штейгер
• Издательство: "Мнемозина"
• Жанр: Культурология
• Год: 2009

Очередная книга серии «Серебряный пепел» впервые в таком объеме знакомит читателя с литературным наследием Анатолия Сергеевича Штейгера (1907–1944), поэта младшего поколения первой волны эмиграции, яркого представителя «парижской ноты».

В настоящее издание в полном составе входят три прижизненных поэтических сборника А. Штейгера, стихотворения из посмертной книги «2х2=4» (за исключением ранее опубликованных), а также печатавшиеся только в периодических изданиях. Дополнительно включены: проза поэта, рецензии на его сборники, воспоминания современников, переписка с З. Гиппиус, письма к З. Шаховской и избранные страницы эпистолярного романа с М. Цветаевой.

Орфография и пунктуация в основном приведены в соответствие с нормами современного русского языка.

---

— п. ч. в Париже — Адамович — литература — и Монпарнас[169] — и сидения до 3 ч. ночи за 10-ой чашкой черного кофе —

— п. ч. он все равно (после той любви) — мертвый…

(Если не удастся — так в Ниццу, но от этого дело не меняется.)

Вот на что я истратила и даже растратила le plus clair de mon ete [Большую часть моего лета (фр.).].

На это я ответила — правдой всего существа. Что нам не по дороге: что моя дорога — и ко мне дорога — уединённая. И всё о Монпарнасе. И все о душевной немощи, с которой мне нечего делать. И благодарность за листочек с рильковской могилы. И благодарность за целое лето — заботы и мечты. И благодарность за правду.

Вы, в открытке, дорогая Анна Антоновна, спрашиваете: — М. б. большое счастье?

И, задумчиво отвечу: — Да. Мне поверилось, что я кому-то — как хлеб — нужна. А оказалось — не хлеб нужен, а пепельница с окурками: не я — а Адамович и Ко..

— Горько. — Глупо. — Жалко.

Никому ни слова: ни о нашей дружбе, ни о его Париже — уезжает он, кажется, обманом — ибо навряд ли ему удастся убедить родителей и врачей, что единственное место, где он может дышать — первое по туберкулезу место Европы.

Есть у меня к нему несколько стихов. Вот — первое:

Снеговая тиара гор —
Только бренному лику — рамка.
Я сегодня плющу — пробор
Провела на граните замка.

Я сегодня сосновый стан
Догоняла на всех дорогах.
Я сегодня взяла тюльпан —
Как ребенка за подбородок.[170]

Лето прошло как сон.

Все утра уходили на: ежедневное письмо — ему, ежедневное письмо — домой. В перерыве переводила Пушкина. Много ходила. Мур был на полной воле и совершенно одичал — но не моей дикостью: одинокой, а дикостью постоянного и невозбранного общения — здесь были дети и подростки — совсем вышел из берегов. Поскольку он легок, послушен и даже покладист — наедине, постольку труден (для меня!) — на-людях.

Он глубоко — невоспитан, просто — диву даюсь — при моем постоянном нажиме и примере. Об основах человеческого общежития не имеет понятия. Знает только свои страсти и желания.

Но — правдив, полная невозможность позы, умен, по-своему добр (особенно — к животным), вообще — внутренно — доброкачественен. Но формы — никакой.

Ростом почти с меня, это ему очень вредит, ибо обращаются с ним и требуют с него как с 15-летнего, забывая, что это просто — громадный ребенок.

Скоро — школа, и, авось, войдет в берега.

Не сердитесь, дорогая Анна Антоновна? Просто я вся была взята в оборот этой моей огромной (и м. б. — последней) мечты. Еще раз — поверила.

Но на Вас, но о Вас я не забываю — никогда.

Итак, буду ждать весточки в Ванве.

Ежедневные письма кончились — с летом, но не только из-за лета.

Теперь усиленно принимаюсь за Пушкина, — сделано уже порядочно, но моя мечта — перевести все мои любимые (отдельные) стихи.

Это вернее — спасения души, которая не хочет быть спасенной.

Обнимаю Вас, люблю и помню всегда.

М. Ц.

Письма к Анне Тесковой. — Болшево. Моск. Обл.: Муниципальное учреждение культуры «Мемориальный Дом-музей Марины Цветаевой в Болшеве». 2008.

МАРГАРИТА ДАЛЬТОН. «VIVE UT VIVAS»[171] — О ШВЕЙЦАРСКИХ И РУССКИХ ШТЕЙГЕРАХ

«Спасибо за тетрадь о прадеде. Орел был! Я бы за такого прадеда — дорого дала и много из него сделала. Напишите о нем: его… Напишите поэму: ведь Вы умеете писать стихи. Дайте его в ряде видений… Дайте — деда и подарите его мне», — восторженно писала Марина Цветаева в одном из своих савойских писем поэту Анатолию Штейгеру 29 июля 1936 г. Речь тут идет, несомненно, о Николаусе Фридрихе фон Штейгере (1729–1799), последнем шультгейсе Берна и Бернской республики, героически, но безуспешно отстаивавшем старый порядок и независимость Берна от революционной, а затем наполеоновской Франции.

Хотя тетрадь о деде, по-видимому, не сохранилась, и поэму Анатолий Штейгер тоже не написал, он оставил после себя детально разработанную родословную Штейгеров, начиная с XVI века и кончая последними, русскими Штейгерами в XX веке, заметки о Николаусе Фридрихе, библиографические указания[172], свидетельствующие о его кропотливом и настойчивом труде в бернских библиотеках и архивах, а также герб Штейгеров (зарисованный поэтом и его братом) и зарисованную миниатюру штейгеровского памятника в Бернском соборе.

Этот интерес к прошлому много путешествовавшего, тяжело больного и одинокого поэта был, возможно, своего рода романтическим отходом от не всегда приятной действительности. Болезнь, Вторая мировая война и ранняя смерть не дали Штейгеру возможности обеспечить себе прочное «место» в эмигрантской русской поэзии[173]. То, что Анатолий Штейгер находил в бернских архивах, давало пищу его чувству «особенности» и исторической избранности. Как швейцарские, так и русские Штейгеры занимали выдающиеся посты в политической жизни Швейцарии (Берна) и России, поддерживая консервативный строй, оставаясь верными своим убеждениям даже в минуты трагических переворотов и политических крушений, как, например, вторжение Наполеона в Швейцарию в конце XVIII века и русская революция 1917 г.

Швейцарская родословная «черных» (в отличие от «белых») Штейгеров[174] охватывает, по данным, собранным поэтом, более четырехсот лет, и берет свое начало от Ганса Штейгера, или Штегера, портного. Бернского бюргера и владельца дома или двора в 1542 году. Уже его сын, Ганс Рудольф (р. 1575), поднимается выше в социальной иерархии: будучи нотариусом, он становится членом Большого совета города Берна в 1597 году, а в 1618 году — членом Малого совета (сенатором). Со времен Ганса Рудольфа семья Штейгеров разделяется на две главные линии, идущие от его сыновей Авраама и Эммануила. Представители обеих линий часто переходили на разные иностранные службы: австрийскую, венецианскую, неаполитанскую, голландскую, французскую. Один из 13 потомков Эммануила, Людвиг Рудольф, переехал в Соединенные Штаты Америки и был в 1867 году адмиралом американского флота. Его потомки, по всей вероятности, еще проживают в Америке. Со времени вступления Ганса Рудольфа в Малый совет, т. е. с 1618 года и до конца Бернской республики в 1798 году, члены семьи Штейгеров были представлены в обоих советах и играли ведущую роль в бернской политической жизни.

Три шультгейса особенно содействовали славе семьи Штейгер. Кристоф I (1651–1735), богослов, получивший образование в Лозанне и Орлеане, был шультгейсом города Берна и Бернской республики с 1718 года до 1731-го. Со времен Кристофа 1, все Штейгеры этой ветви имели баронское звание[175]. Кристоф II (1694–1765), сын первого шульттейса, сам стал шультгейсом в 1747 году, и пробыл на этом посту до 1758 года. Русские Штейгеры — прямые потомки этой ветви.

Но самым выдающимся из шультгейсов в роде Штейгеров был, бесспорно, Николаус Фридрих, получивший блестящее образование при педагогическом училище (педагогиум) и гимназии в Галле-на-Заале, и пополнивший его дальнейшими путешествиями по Германии и занятиями в Утрехтском университете. При слабом, болезненном теле, Николаус Фридрих обладал сильным и неутомимым духом, был глубоко религиозным человеком, умел влиять на людей и подчинять их своей воле. Он был известен не только в Швейцарии, но и европейским дворам. Швейцарский историк Иоганнес фон Мюллер (1752–1809) назвал Штейгера «самым великим, прозорливым государственным деятелем всей Швейцарии»; французский генерал маркиз де Буйэ, известный своей попыткой спасти Людовика XVI-го, отзывался о Николаусе Фридрихе как об «одной из лучших политических голов Европы»; Жан-Франсуа Лагарп, либеральный литературный критик, писатель и воспитатель будущего императора Александра I-го, хотя и считал Штейгера врагом, но в то же время отзывался о нем как о благородном и великодушном человеке. Баронесса фон Крюденер в романтическом отрывке воспела «почтенного и доблестного Штейгера», как лучшего представителя героического швейцарского народа, борющегося за свою свободу.

После возвращения из Голландии в Берн в 1754 году Николаус Фридрих сразу же занял высшие административные посты, а впоследствии, в 1787 году стал последним шультгейсом города Берна и Бернской республики. Николаус Фридрих осознал с самого начала опасную взрывчатую силу французской революции. Еще в 1790 году он послал дипломатические ноты князю Кауницу в Вену, графу герцбергу в Берлин, а также посланникам в Лондон и Турин, указывая на опасность, грозящую всей Европе. Хотя Штейгер и полагал, что революция была послана Европе Провидением в наказание за отход от нравственных принципов, он считал своим долгом бороться с ней. Идеи революции, как и экспансионистская политика Наполеона, отразились и на Швейцарии. Сепаратистские движения в стране получали поддержку со стороны Франции, а некоторые области (Базель, итаальянские области Вальтеллина, Кьявенна, Бормио) были заняты наполеоновскими армиями. В то время как шультгейс Николаус Фридрих настаивал на объявлении Франции войны, другие города во главе с Цюрихом желали сохранить нейтралитет. 5-го марта 1798 года произошла решающая битва между французской и бернской армиями около Граугольца, окончившаяся поражением бернцев. 69-летний шультгейс принимал активное участие в военных действиях. С трудом избежав убийства пьяной и враждебно настроенной милицией, старый шультгейс бежал заграницу. В Ульме Николаус Фридрих получил приглашение как от австрийского императорского, так и от прусского королевского дворов. Английский уполномоченный предоставил в его распоряжение 1000 фунтов стерлингов и обещал кредит в любое время. Однако, все попытки Николауса Фридриха Штейгера добиться единогласия и энергичной помощи от союзников — Пруссии и Австрии — не увенчались успехом. Хотя австрийская армия в 1799 году вошла в Цюрих, следующая битва была проиграна, и старый шультгейс должен был покинуть Швейцарию вместе с австрийцами. Вскоре он умер (3-го декабря 1799 года) в Аугсбурге, «с горя», как пишет его биограф[176]. Похороны последнего шультгейса были исключительно пышными: английский и русский посланники отдали своему политическому союзнику военные почести; в похоронах участвовали и все союзные армии (включая русские полки под командованием фельдмаршала Суворова) и вся знать города окрестностей. Только шесть лет спустя, в 1805 году, останки Николауса Фридриха были торжественно перенесены в Бернский собор, в т. н. штейгеровскую часовню. За 455 лет это — единственный случай нарушения постановлений реформационных времен, запрещающих погребения в соборе.